1.3.
День набухал как весенняя почка, набирал обороты и щедро раздавал авансы: солнечный свет пробивался сквозь листву деревьев, влажный утренний воздух парил, аромат цветущей сирени слегка кружил голову, контрастируя с вонью сырой, облупившейся штукатурки парадного.
У припаркованного напротив подъезда блестящего, словно свеженадраенного, «Гелендвагена» G500 стоял, широко раскинув руки как для объятий, улыбающийся крепыш в камуфлированной рубашке-поло с коротким рукавом, открывающей крепкие волосатые руки, на одной из которых поблескивал браслет часов, другая покручивала в пальцах брелок сигналки. Загар свидетельствовал о явно не кабинетном характере занятости приятеля. Демонстративно-радушное выражение лица было сродни отрепетированному упражнению в школе актерского мастерства (когда подолгу сидишь перед зеркалом, примеряя на себя разнообразные оскалы-ухмылочки, и, выбрав одну, наиболее демократичную, и производящую наименее отталкивающее и наиболее естественное впечатление, учишься воспроизводить её с максимальной скоростью и адекватностью моменту). Алексей стоял рядом, оценивая наше появление, с видом, несколько смущённым и умеренно озабоченным. Растроганным встречей со старым другом он мне не показался, хотя оценивать эмоции мужчин по их внешним проявлениям – занятие неблагодарное.
Как не силилась моя память, узнать в человеке, бросившемся мне навстречу, давнего друга Женьку было невероятно сложно. Тот Джон, которого я помню, здоровался со мной всегда осторожно и застенчиво, пожимая кончики пальцев руки, словно боясь их повредить. Стеснительно улыбался, испытывая неловкость в разговоре оттого, что не всегда все зубы оказывались на своих местах. Новый, прокачанный Джон, не скажешь иначе, легко, как пёрышко подхватил меня на руки вместе с сумками и, с ликующими воплями закружив в «тройном тулупе», поставил на ноги возле Лёшки, так, что мне пришлось даже искать опоры в супруге, чтобы не потерять равновесие. Настала очередь детей: перед Алисой Евгений церемонно раскланялся, поцеловав ручку в полупоклоне (девушка только и смогла, что пискнуть своё имя и воздеть свои не в меру округлившиеся глаза на родителей, мол, это как, нормально, нет?). Егор пришёл в неописуемый восторг оттого, что обращение «дядя» было нарочито-возмущенно отвергнуто; они ударили по рукам, и Джон распахнул перед мальцом водительскую дверь, приглашая порулить-пощелкать кнопками консоли внушающей трепет трехсот восьмидесяти восьми-лошадной игрушки.
Уговорив Егора занять место согласно штатному расписанию, мы, наконец-то, вырулили из двора под недовольными взглядами вездесущих пенсионерок (наша команда, признаться, шуму во дворе наделала изрядно). Очутившись в своей стихии, брутальный мерседес практически за шесть секунд разогнался до ста километров. На дороге нас пропускали все, соседи по потоку демонстрировали свое молчаливое уважение, исчезая из поля зрения в мгновение ока. Включив адаптивный круиз-контроль, Джон подал команду на запуск аудиосистемы, и откинулся в кресле, заметно расслабляясь.
– Как тебе аэродинамика? – спросил Джон Алексея. – Уух, аж дух захватывает, прёт, родной, как танк! – Лешка понимающе улыбнулся в ответ. По сравнению с поездкой на нашем отечественном ведре с болтами сама перспектива прокатиться на такой харизматичной машинке уже была захватывающим приключением.
Алиса прилипла к тонированному стеклу, променяв душевное общение с родственниками на стенания в наушниках своего любимого Джареда; Егор увлекся изучением интерактивных возможностей планшета, любезно предоставленного в его распоряжение Джоном. Наступил момент того самого, пресловутого неловкого молчания, и я решилась его разрядить:
– Джон, мы все заинтригованы, я не буду тебя сильно отвлекать от дороги, если…
– Если начнёшь приставать с расспросами? Валяй! – Джон подмигнул мне в зеркало заднего вида и убавил звук аудиосистемы. – С чего прикажешь начать?
– Лешка мне ничегошеньки не объяснил: откуда ты взялся, где пропадал, куда мы едем, в конце-то концов? – я столько думала, о чем мне захочется расспросить Женьку, что, когда пришел момент, честно сказать, растерялась.
– Откуда взялся и где пропадал – не настолько не интересно, во всяком варианте, не для дорожных побасёнок, расскажу как-нибудь в подходящей атмосфере. А вот куда мы поедем – это, брат, – Джон переглянулся с Алексеем, – стоит того, чтобы вытащить вас из вашей рутинной повседневщины. Я вернулся, люди! – он посигналил каким-то девицам, бодро вышагивающим по тротуару в почти пляжном прикиде, несмотря на умеренную температуру за бортом. – И от этого фака, как грицца, топором не отмашесся! Мадам, простите мне мой нездешний! – он снова осклабился в отражении. – Гуляем, дорогие мои, гуляяяяееем! – Джон опустил стеклоподъемник, закурил и, высунув руку за борт, начал барабанить пальцами в дверцу машины в такт легкомысленной песенке, доносящейся из квадросистемы.
Меня немного напрягало молчание мужа, его некоторая отстраненность. Я тщетно пыталась поймать его взгляд в зеркале, но он, словно увлекшись видом за окном, не принимал участия в происходящем.
– А когда мы обратно… – я не договорила. Джон внезапно ударил по тормозам и повернулся ко мне так резко, как только позволил ему ремень безопасности. Я даже отпрянула.
– Как??? Ладушка, ты что, не хотела бы увидеть своими глазами то замечательное место, куда я столько лет мечтал вас всех привезти? – в голосе Джона послышались незнакомые мне нотки. – Не хочешь услышать то чудо-предложение, которое я собираюсь вам сделать, и от которого вы нипочем не откажетесь? Ты уже хочешь домой, в свое уютное гнездышко, даже не попытавшись принять моего сказочного подарка? Ты ли это, Лада? Ты, которую я все эти годы вспоминал, как безнадёжную авантюристку и мечтательницу, которую мой лучший друг предпочёл всем нашим пацанским развлекухам и приключениям, потому что с тобой он вознесся на новый уровень игрищ, сорвав мощный куш и "сорок пять экспириентов"? Что ты молчишь, Лёха? Что с вами, чуваки? – повисшее молчание было явно не той реакцией, на которую он рассчитывал, но мы не были способны на какой-либо жест, не зная толком, как следует реагировать.
Я мельком глянула на детей: налетевший было шторм в их реальности не отразился даже парой баллов – полная гаджетовая амортизация бытия!
Джон повернул ключ зажигания, и машина, обиженно заурчав, в тон хозяину, мягко тронулась. После некоторой паузы, под нашими пристальными и ошалевшими взглядами Джона немного отпустило, и он снова начал выстукивать пунктир по лакированному рулю. – Простите меня, чуваки. Я столько лет планировал эту встречу, представлял, как всё пройдет, что мне сильно не по себе, думать, что что-нибудь может выйти не как надо. Не обламывайте меня, скажите, что всё путём, что мы все круто оторвёмся, как раньше, а? – его какая-то погрустневшая улыбка в отражении наконец-то напомнила мне прежнего Женьку, и я чуть-чуть устыдилась своей отчужденности.
– Я просто хотела сказать, что мы не знали, что брать с собой… – и снова у меня не получилось закончить фразу.
– Все необходимое у нас уже есть, не беспокойся, – Женька, явно повеселев, щелкнул себя по нагрудному карману рубашки, в котором угадывался упруго набитый «экспириентами» бумажник. «Через сто метров поверните направо», – пропищал манерный говорун-навигатор, и машина резко свернула с шоссе на гравийку, впрочем, гораздо более приличного состояния, чем ямчатый асфальт «федерального значения».
Мы явно приближались к чему-то судьбоносному со скоростью 190 скачущих предчувствий в минуту. На лице водителя заиграла блаженная полуулыбка предвкушения.
День набухал как весенняя почка, набирал обороты и щедро раздавал авансы: солнечный свет пробивался сквозь листву деревьев, влажный утренний воздух парил, аромат цветущей сирени слегка кружил голову, контрастируя с вонью сырой, облупившейся штукатурки парадного.
У припаркованного напротив подъезда блестящего, словно свеженадраенного, «Гелендвагена» G500 стоял, широко раскинув руки как для объятий, улыбающийся крепыш в камуфлированной рубашке-поло с коротким рукавом, открывающей крепкие волосатые руки, на одной из которых поблескивал браслет часов, другая покручивала в пальцах брелок сигналки. Загар свидетельствовал о явно не кабинетном характере занятости приятеля. Демонстративно-радушное выражение лица было сродни отрепетированному упражнению в школе актерского мастерства (когда подолгу сидишь перед зеркалом, примеряя на себя разнообразные оскалы-ухмылочки, и, выбрав одну, наиболее демократичную, и производящую наименее отталкивающее и наиболее естественное впечатление, учишься воспроизводить её с максимальной скоростью и адекватностью моменту). Алексей стоял рядом, оценивая наше появление, с видом, несколько смущённым и умеренно озабоченным. Растроганным встречей со старым другом он мне не показался, хотя оценивать эмоции мужчин по их внешним проявлениям – занятие неблагодарное.
Как не силилась моя память, узнать в человеке, бросившемся мне навстречу, давнего друга Женьку было невероятно сложно. Тот Джон, которого я помню, здоровался со мной всегда осторожно и застенчиво, пожимая кончики пальцев руки, словно боясь их повредить. Стеснительно улыбался, испытывая неловкость в разговоре оттого, что не всегда все зубы оказывались на своих местах. Новый, прокачанный Джон, не скажешь иначе, легко, как пёрышко подхватил меня на руки вместе с сумками и, с ликующими воплями закружив в «тройном тулупе», поставил на ноги возле Лёшки, так, что мне пришлось даже искать опоры в супруге, чтобы не потерять равновесие. Настала очередь детей: перед Алисой Евгений церемонно раскланялся, поцеловав ручку в полупоклоне (девушка только и смогла, что пискнуть своё имя и воздеть свои не в меру округлившиеся глаза на родителей, мол, это как, нормально, нет?). Егор пришёл в неописуемый восторг оттого, что обращение «дядя» было нарочито-возмущенно отвергнуто; они ударили по рукам, и Джон распахнул перед мальцом водительскую дверь, приглашая порулить-пощелкать кнопками консоли внушающей трепет трехсот восьмидесяти восьми-лошадной игрушки.
Уговорив Егора занять место согласно штатному расписанию, мы, наконец-то, вырулили из двора под недовольными взглядами вездесущих пенсионерок (наша команда, признаться, шуму во дворе наделала изрядно). Очутившись в своей стихии, брутальный мерседес практически за шесть секунд разогнался до ста километров. На дороге нас пропускали все, соседи по потоку демонстрировали свое молчаливое уважение, исчезая из поля зрения в мгновение ока. Включив адаптивный круиз-контроль, Джон подал команду на запуск аудиосистемы, и откинулся в кресле, заметно расслабляясь.
– Как тебе аэродинамика? – спросил Джон Алексея. – Уух, аж дух захватывает, прёт, родной, как танк! – Лешка понимающе улыбнулся в ответ. По сравнению с поездкой на нашем отечественном ведре с болтами сама перспектива прокатиться на такой харизматичной машинке уже была захватывающим приключением.
Алиса прилипла к тонированному стеклу, променяв душевное общение с родственниками на стенания в наушниках своего любимого Джареда; Егор увлекся изучением интерактивных возможностей планшета, любезно предоставленного в его распоряжение Джоном. Наступил момент того самого, пресловутого неловкого молчания, и я решилась его разрядить:
– Джон, мы все заинтригованы, я не буду тебя сильно отвлекать от дороги, если…
– Если начнёшь приставать с расспросами? Валяй! – Джон подмигнул мне в зеркало заднего вида и убавил звук аудиосистемы. – С чего прикажешь начать?
– Лешка мне ничегошеньки не объяснил: откуда ты взялся, где пропадал, куда мы едем, в конце-то концов? – я столько думала, о чем мне захочется расспросить Женьку, что, когда пришел момент, честно сказать, растерялась.
– Откуда взялся и где пропадал – не настолько не интересно, во всяком варианте, не для дорожных побасёнок, расскажу как-нибудь в подходящей атмосфере. А вот куда мы поедем – это, брат, – Джон переглянулся с Алексеем, – стоит того, чтобы вытащить вас из вашей рутинной повседневщины. Я вернулся, люди! – он посигналил каким-то девицам, бодро вышагивающим по тротуару в почти пляжном прикиде, несмотря на умеренную температуру за бортом. – И от этого фака, как грицца, топором не отмашесся! Мадам, простите мне мой нездешний! – он снова осклабился в отражении. – Гуляем, дорогие мои, гуляяяяееем! – Джон опустил стеклоподъемник, закурил и, высунув руку за борт, начал барабанить пальцами в дверцу машины в такт легкомысленной песенке, доносящейся из квадросистемы.
Меня немного напрягало молчание мужа, его некоторая отстраненность. Я тщетно пыталась поймать его взгляд в зеркале, но он, словно увлекшись видом за окном, не принимал участия в происходящем.
– А когда мы обратно… – я не договорила. Джон внезапно ударил по тормозам и повернулся ко мне так резко, как только позволил ему ремень безопасности. Я даже отпрянула.
– Как??? Ладушка, ты что, не хотела бы увидеть своими глазами то замечательное место, куда я столько лет мечтал вас всех привезти? – в голосе Джона послышались незнакомые мне нотки. – Не хочешь услышать то чудо-предложение, которое я собираюсь вам сделать, и от которого вы нипочем не откажетесь? Ты уже хочешь домой, в свое уютное гнездышко, даже не попытавшись принять моего сказочного подарка? Ты ли это, Лада? Ты, которую я все эти годы вспоминал, как безнадёжную авантюристку и мечтательницу, которую мой лучший друг предпочёл всем нашим пацанским развлекухам и приключениям, потому что с тобой он вознесся на новый уровень игрищ, сорвав мощный куш и "сорок пять экспириентов"? Что ты молчишь, Лёха? Что с вами, чуваки? – повисшее молчание было явно не той реакцией, на которую он рассчитывал, но мы не были способны на какой-либо жест, не зная толком, как следует реагировать.
Я мельком глянула на детей: налетевший было шторм в их реальности не отразился даже парой баллов – полная гаджетовая амортизация бытия!
Джон повернул ключ зажигания, и машина, обиженно заурчав, в тон хозяину, мягко тронулась. После некоторой паузы, под нашими пристальными и ошалевшими взглядами Джона немного отпустило, и он снова начал выстукивать пунктир по лакированному рулю. – Простите меня, чуваки. Я столько лет планировал эту встречу, представлял, как всё пройдет, что мне сильно не по себе, думать, что что-нибудь может выйти не как надо. Не обламывайте меня, скажите, что всё путём, что мы все круто оторвёмся, как раньше, а? – его какая-то погрустневшая улыбка в отражении наконец-то напомнила мне прежнего Женьку, и я чуть-чуть устыдилась своей отчужденности.
– Я просто хотела сказать, что мы не знали, что брать с собой… – и снова у меня не получилось закончить фразу.
– Все необходимое у нас уже есть, не беспокойся, – Женька, явно повеселев, щелкнул себя по нагрудному карману рубашки, в котором угадывался упруго набитый «экспириентами» бумажник. «Через сто метров поверните направо», – пропищал манерный говорун-навигатор, и машина резко свернула с шоссе на гравийку, впрочем, гораздо более приличного состояния, чем ямчатый асфальт «федерального значения».
Мы явно приближались к чему-то судьбоносному со скоростью 190 скачущих предчувствий в минуту. На лице водителя заиграла блаженная полуулыбка предвкушения.