2.14.
Я попросил Влада доверить мне Алисину машину: меньше всего мне сейчас хотелось слушать его восторженную болтовню, нужно было переварить увиденное, и, желательно, в тишине и одиночестве. Однако Алиса закапризничала, прося доверить ей управление, на что я согласился на условии, что парень все-таки будет сидеть с ней рядом.
И, только я настроился сесть за руль «карася», как на парковке материализовался Джон, всем своим видом выражающий максимальное удовлетворение «от сознания хорошо исполненного долга». По правую руку от него плыло эфемерно воздушное существо, в котором я с трудом опознал родственницу. Вот, черт, а я как-то даже успел забыть о ее существовании!...
– Здоровеньки булы, любезные родственнички! Здравствуй, сестрица моя, дорогая! Как представление, понравилось? – сестры дежурно облобызались, как умеют только женщины, сохраняя внешнее спокойствие, ничем не выдавая истинных эмоций. – Моя постановочка! Заценили?
Сил хватило только, чтобы кивнуть и изобразить на лице любезную улыбку. Все-таки, сказывалось утомление длинного дня и противоречивость эмоций, распиравших меня изнутри.
– Ну, что – по коням? – не то спросил, не то скомандовал Джон, нас уже заждались все, наверное…
Кто эти все, я, честно говоря, не очень понял, и был даже рад, что за руль сел Джон, а Ульяна плюхнулась на переднее сидение рядом с ним. Было кстати, ощутить рядом тепло любимой женщины и готового свернуться в калачик на коленях сына… Лада ободряюще сжала мою руку. Ее глаза, вот чего мне не доставало весь вечер!
Мы очень быстро добрались в свои пенаты, в которых, несмотря на поздний час, вовсю бурлила жизнь. В холле первого этажа тусовалось человек двадцать народу, из обслуги, очевидно, смотрели трансляцию ритуала и не торопились расходиться.
Охранник приветливо нам улыбнулся, сообщил, что нам уже звонили четырнадцать раз, справлялись, не вернулись ли мы еще? Джон велел пропускать посетителей по коду «двадцать четыре» (знать бы, что это означало?), после чего мы поднялись к себе.
Алиса ждала нас внутри, уже освоившись с ключом, поднялась в квартиру самостоятельно, прямо с парковки. Как оказалось, горничную нам предоставили в высшей степени работящую, так как наш огромный холл был убран цветами, шарами и лентами с большим вкусом и чувством меры. В центре холла был накрыт огромный стол на двадцать четыре персоны (вот оно что!), шампанское охлаждалось в ведерках со льдом, звучала приятная музыка. На стене замигал огонек подъемника.
– С завтрашнего дня код горничной будет введен в систему, и она сможет самостоятельно принимать грузы через подъемник, – сказал Джон, – а пока, Алиса, по-ассистируй девушке, если тебе не трудно, пусть завершит сервировку!
Дети метнулись на выручку прислуге, так как в своей жизни именно они всегда помогали матери накрывать «поляны», и им эта работа была по душе.
Женщины прошли к столику, на котором стояли бокалы с напитками и фрукты, где между ними завязалась душевная беседа, по крайней мере, с виду это казалось именно так.
Мне тоже очень хотелось чего-нибудь выпить, но Джон поманил меня в кабинет, и я вспомнил… Да, конечно!
Мы прошли через совещательную, и уже через пятнадцать минут все мои тревоги отошли на второй план. Мир заиграл своей палитрой красок, особенно когда Джон предложил мне заглянуть в сейф. В нем меня ожидала бутылочка отличного «бенромаха» восемьдесят первого года, бочковой крепости («что-надо-крепости»), которую мы с величайшим удовлетворением дефлорировали!
– Сейчас все быстренько подгребут, и начнем! – интонации большого начальника опадали с голоса Джона, как осенние листья с каштана. – Тот еще денек выдался, правда, дружище? Может тебе на завтра выходной объявить, а? Женка пусть на работу чешет, а мы с тобой возле бассейна повялимся, как тебе?
В эту минуту я был согласен на все!
Не прошло и получаса, как наш дом наводнился гостями: незнакомые мне люди чинно раскланивались, совали в руку визитки, проходили к столу, занимали места, отведенные им, как оказалось, согласно статусу, но застолье продолжалось недолго, вечеринка плавно перешла в формат шведского стола. Гости предпочитали свежий воздух чопорной салонности, и вскоре, как говорится, у всех пошла своя свадьба.
Мы с Ладой тоже в какой-то момент оказались на балконе, Ульяну зацепил языком какой-то чин от науки, и она завязла в материях, слабо ей, как я полагал, знакомых, хотя держала марку она изо всех сил.
– Послушай, Жень, – шампанское Ладке тоже успешно развязало язык, – а как давно ритуал проводится в таком формате?
– О, я понимаю подоплеку вопроса, – хитро ухмыльнулся Джон. – Поначалу не настолько масштабно, но, примерно, с год, как… Теперь уже, гляди, какие темпы мы взяли, какие обороты набираем – нас не догонят! А до этого, Ульяна год почти готовилась, никак не соглашалась на полумеры, выписывала техников, тестировала технологии, ждала официального открытия стадиона. Чего стоит только программа-постановщик массовых танцев-шманцев: компьютер четко руководит в ухо каждым человечком на поле, куда повернуть, сколько шагов сделать…
– Да, мы это уже заметили, – сказала Лада, – но скажи мне, Джон, каким образом ты умещаешь на такой, наполовину освоенной территории, такую уйму народа. Это ж целый муравейник должен быть, по паре тысяч человек ежедневно прибывает, а – и не видно никого! Где они все прячутся? – Ладка пыталась задавать вопросы заискивающе-игриво, но получалось плохо. Видно было, что ее все еще разбирают эмоции!
Джон пристально посмотрел на мою жену.
– М-да, друг, какую же ты умную жену себе выбрал, от зависти сдохнуть можно! – и поцеловал моей дражайшей (и слегка дрожащей) половине ручку. – На самом деле, Ладушка, не все рекруты трудятся непосредственно на территории города. Есть масса людей, проживающих в «Максиме», а на работы выезжающих за ее пределы. Не забывай и про наш график: каждый день заступают на вахту только одна четверть населения, еще одна четверть отсыпается, оставшаяся половина реализует право на отдых, на спорт, на личную жизнь… Я ответил твоим сомнениям, милая?
Лада, что-то прикинув в уме, удовлетворенно кивнула.
– А ты не боишься? – я вдруг задал мучивший меня все это время вопрос. – Ты же ведь, по сути, строишь не просто рай в одном отдельно взятом королевстве: у тебя же в руках скоро будет такая политическая сила, что любую власть стряхнет, только мизинчиком пошевелив. Не страшно оттого, что официальные власти о тебе могут подумать?
– И думают, будь уверен! – Джон стал вдруг необыкновенно серьезным. – И пусть думают! Я за этим все и замышлял, чтобы видели, как расту, и чтоб боялись! Сейчас они мне не страшны: они все от моих налогов в казну зависят! Но я приду к ним, дайте срок, приду во власть, но тогда, когда мне все люди поверят, что можно… Можно ТАК управлять страной, чтобы каждому в ней было хорошо и уютно! Каждому – в меру своих амбиций! И денег всем хватит – воровать только надо прекратить! – Джон говорил уже достаточно громко, чтобы остальные гости подтянулись к нам, даже Ульяна, незаметненько так, встала у него за плечом, чтобы всем было видно, как она разделяет линию руководства. – Вот вы думаете, чем занималась вся эта молодежь, сегодняшние новобранцы, доныне? Вандальничали на городских улицах, орали на рок-концертах, били друг друга около-футбола, а после разнимали в дугу упившихся безработных родителей в малогабаритных квартирках с плесенью и клопами. Что им нужно от жизни? А я скажу вам – что! Им нужен повод себя уважать! Мы делаем им, по доброй воле, заметьте, прививку патриотизма, пусть не к стране пока, но к сообществу, закладываем основу самоидентичности, и что – глаза горят от искреннего восторга, а где искренность, там честность, там преданность делу, там вера, которую уже ничем не убить! Эти поверили – и другие поверят! А обманывать мы – никого не собираемся! – Джон сорвал шквал аплодисментов, и слегка отрезвел. Раскланявшись, как бы даже немного паясничая, он предложил всем вернуться к столу.
Как раз тогда, когда я, переваривая очередную порцию виски и услышанное, попытался сформулировать для себя причину когнитивного диссонанса внутри себя, внезапно включился экран большого монитора в холле, приглашая собравшихся пройти в совещательную.
Удивительным оказался тот факт, что прибывшие, казалось бы, на вечеринку гости, тем не менее, все до одного не позабыли свои гаджеты для подключения к скайп-конференции.
Джон пригласил всю нашу семью занять место во главе стола, перед каждым из нас поставили наши ноуты. Все собравшиеся закопошились, подключаясь к программе через полученные пароли. Оглянувшись на монитор на стене за спиной, я с удивлением обнаружил, что экран разделился на четыре равных сектора, в которых красовались наши весьма смущенные персоны.
– Да, – сказал Джон, – у программы есть функция и группового выступления тоже. Наступает торжественный момент принятия вашей семьи в наши ряды. Текст присяги будет транслироваться бегущей строкой в нужном темпе на ваших экранах. Готовы ли принять нашу присягу? – он задал этот вопрос так высокопарно, что у меня пересохло в горле. Я посмотрел на своих. Дети кивнули в большим энтузиазмом. Лада выдавила свое «да» побелевшими губами, но ничто более не выдавало ее эмоций. Я тоже сухо кивнул.
Наш нестройный хор звучал под тихую фонограмму гимна. Я успел заметить, что моя рабочая панель программы выглядит в точности так, как в прошлый раз у Джона, когда тот выступал в роли руководителя конференции. Видимо, мы являлись информационным поводом для собравшихся у экранов, поэтому тоже выступали как бы руководителями.
Произнося слова клятвы, мое сознание успевало отмечать подвалы реплик, жаждущих озвучиться, а кроме того… цифру в правом окне! Цифра привела меня в шок: двести восемьдесят девять тысяч, без малого, пар глаз сейчас были устремлены на нас! Почти триста тысяч человек в данную минуту принимало нашу присягу!
Я почему-то вспомнил, про «первый день службы» и про «не этичность» взятия клятвы с детей, и мне стало нехорошо. Первая, пусть маленькая ложь, заставляла мое сознание взбунтоваться, но бунт не просыпался.
Как меня угораздило? Я чувствовал себя так, словно должен в эту минуту защищать своих близких, а вместо этого произносил слова о готовности защищать своих новоиспеченных братьев…
Чувствовал, будто мне вывернули руки!
До хруста суставов!
До скрипа присяги на зубах…
Я попросил Влада доверить мне Алисину машину: меньше всего мне сейчас хотелось слушать его восторженную болтовню, нужно было переварить увиденное, и, желательно, в тишине и одиночестве. Однако Алиса закапризничала, прося доверить ей управление, на что я согласился на условии, что парень все-таки будет сидеть с ней рядом.
И, только я настроился сесть за руль «карася», как на парковке материализовался Джон, всем своим видом выражающий максимальное удовлетворение «от сознания хорошо исполненного долга». По правую руку от него плыло эфемерно воздушное существо, в котором я с трудом опознал родственницу. Вот, черт, а я как-то даже успел забыть о ее существовании!...
– Здоровеньки булы, любезные родственнички! Здравствуй, сестрица моя, дорогая! Как представление, понравилось? – сестры дежурно облобызались, как умеют только женщины, сохраняя внешнее спокойствие, ничем не выдавая истинных эмоций. – Моя постановочка! Заценили?
Сил хватило только, чтобы кивнуть и изобразить на лице любезную улыбку. Все-таки, сказывалось утомление длинного дня и противоречивость эмоций, распиравших меня изнутри.
– Ну, что – по коням? – не то спросил, не то скомандовал Джон, нас уже заждались все, наверное…
Кто эти все, я, честно говоря, не очень понял, и был даже рад, что за руль сел Джон, а Ульяна плюхнулась на переднее сидение рядом с ним. Было кстати, ощутить рядом тепло любимой женщины и готового свернуться в калачик на коленях сына… Лада ободряюще сжала мою руку. Ее глаза, вот чего мне не доставало весь вечер!
Мы очень быстро добрались в свои пенаты, в которых, несмотря на поздний час, вовсю бурлила жизнь. В холле первого этажа тусовалось человек двадцать народу, из обслуги, очевидно, смотрели трансляцию ритуала и не торопились расходиться.
Охранник приветливо нам улыбнулся, сообщил, что нам уже звонили четырнадцать раз, справлялись, не вернулись ли мы еще? Джон велел пропускать посетителей по коду «двадцать четыре» (знать бы, что это означало?), после чего мы поднялись к себе.
Алиса ждала нас внутри, уже освоившись с ключом, поднялась в квартиру самостоятельно, прямо с парковки. Как оказалось, горничную нам предоставили в высшей степени работящую, так как наш огромный холл был убран цветами, шарами и лентами с большим вкусом и чувством меры. В центре холла был накрыт огромный стол на двадцать четыре персоны (вот оно что!), шампанское охлаждалось в ведерках со льдом, звучала приятная музыка. На стене замигал огонек подъемника.
– С завтрашнего дня код горничной будет введен в систему, и она сможет самостоятельно принимать грузы через подъемник, – сказал Джон, – а пока, Алиса, по-ассистируй девушке, если тебе не трудно, пусть завершит сервировку!
Дети метнулись на выручку прислуге, так как в своей жизни именно они всегда помогали матери накрывать «поляны», и им эта работа была по душе.
Женщины прошли к столику, на котором стояли бокалы с напитками и фрукты, где между ними завязалась душевная беседа, по крайней мере, с виду это казалось именно так.
Мне тоже очень хотелось чего-нибудь выпить, но Джон поманил меня в кабинет, и я вспомнил… Да, конечно!
Мы прошли через совещательную, и уже через пятнадцать минут все мои тревоги отошли на второй план. Мир заиграл своей палитрой красок, особенно когда Джон предложил мне заглянуть в сейф. В нем меня ожидала бутылочка отличного «бенромаха» восемьдесят первого года, бочковой крепости («что-надо-крепости»), которую мы с величайшим удовлетворением дефлорировали!
– Сейчас все быстренько подгребут, и начнем! – интонации большого начальника опадали с голоса Джона, как осенние листья с каштана. – Тот еще денек выдался, правда, дружище? Может тебе на завтра выходной объявить, а? Женка пусть на работу чешет, а мы с тобой возле бассейна повялимся, как тебе?
В эту минуту я был согласен на все!
Не прошло и получаса, как наш дом наводнился гостями: незнакомые мне люди чинно раскланивались, совали в руку визитки, проходили к столу, занимали места, отведенные им, как оказалось, согласно статусу, но застолье продолжалось недолго, вечеринка плавно перешла в формат шведского стола. Гости предпочитали свежий воздух чопорной салонности, и вскоре, как говорится, у всех пошла своя свадьба.
Мы с Ладой тоже в какой-то момент оказались на балконе, Ульяну зацепил языком какой-то чин от науки, и она завязла в материях, слабо ей, как я полагал, знакомых, хотя держала марку она изо всех сил.
– Послушай, Жень, – шампанское Ладке тоже успешно развязало язык, – а как давно ритуал проводится в таком формате?
– О, я понимаю подоплеку вопроса, – хитро ухмыльнулся Джон. – Поначалу не настолько масштабно, но, примерно, с год, как… Теперь уже, гляди, какие темпы мы взяли, какие обороты набираем – нас не догонят! А до этого, Ульяна год почти готовилась, никак не соглашалась на полумеры, выписывала техников, тестировала технологии, ждала официального открытия стадиона. Чего стоит только программа-постановщик массовых танцев-шманцев: компьютер четко руководит в ухо каждым человечком на поле, куда повернуть, сколько шагов сделать…
– Да, мы это уже заметили, – сказала Лада, – но скажи мне, Джон, каким образом ты умещаешь на такой, наполовину освоенной территории, такую уйму народа. Это ж целый муравейник должен быть, по паре тысяч человек ежедневно прибывает, а – и не видно никого! Где они все прячутся? – Ладка пыталась задавать вопросы заискивающе-игриво, но получалось плохо. Видно было, что ее все еще разбирают эмоции!
Джон пристально посмотрел на мою жену.
– М-да, друг, какую же ты умную жену себе выбрал, от зависти сдохнуть можно! – и поцеловал моей дражайшей (и слегка дрожащей) половине ручку. – На самом деле, Ладушка, не все рекруты трудятся непосредственно на территории города. Есть масса людей, проживающих в «Максиме», а на работы выезжающих за ее пределы. Не забывай и про наш график: каждый день заступают на вахту только одна четверть населения, еще одна четверть отсыпается, оставшаяся половина реализует право на отдых, на спорт, на личную жизнь… Я ответил твоим сомнениям, милая?
Лада, что-то прикинув в уме, удовлетворенно кивнула.
– А ты не боишься? – я вдруг задал мучивший меня все это время вопрос. – Ты же ведь, по сути, строишь не просто рай в одном отдельно взятом королевстве: у тебя же в руках скоро будет такая политическая сила, что любую власть стряхнет, только мизинчиком пошевелив. Не страшно оттого, что официальные власти о тебе могут подумать?
– И думают, будь уверен! – Джон стал вдруг необыкновенно серьезным. – И пусть думают! Я за этим все и замышлял, чтобы видели, как расту, и чтоб боялись! Сейчас они мне не страшны: они все от моих налогов в казну зависят! Но я приду к ним, дайте срок, приду во власть, но тогда, когда мне все люди поверят, что можно… Можно ТАК управлять страной, чтобы каждому в ней было хорошо и уютно! Каждому – в меру своих амбиций! И денег всем хватит – воровать только надо прекратить! – Джон говорил уже достаточно громко, чтобы остальные гости подтянулись к нам, даже Ульяна, незаметненько так, встала у него за плечом, чтобы всем было видно, как она разделяет линию руководства. – Вот вы думаете, чем занималась вся эта молодежь, сегодняшние новобранцы, доныне? Вандальничали на городских улицах, орали на рок-концертах, били друг друга около-футбола, а после разнимали в дугу упившихся безработных родителей в малогабаритных квартирках с плесенью и клопами. Что им нужно от жизни? А я скажу вам – что! Им нужен повод себя уважать! Мы делаем им, по доброй воле, заметьте, прививку патриотизма, пусть не к стране пока, но к сообществу, закладываем основу самоидентичности, и что – глаза горят от искреннего восторга, а где искренность, там честность, там преданность делу, там вера, которую уже ничем не убить! Эти поверили – и другие поверят! А обманывать мы – никого не собираемся! – Джон сорвал шквал аплодисментов, и слегка отрезвел. Раскланявшись, как бы даже немного паясничая, он предложил всем вернуться к столу.
Как раз тогда, когда я, переваривая очередную порцию виски и услышанное, попытался сформулировать для себя причину когнитивного диссонанса внутри себя, внезапно включился экран большого монитора в холле, приглашая собравшихся пройти в совещательную.
Удивительным оказался тот факт, что прибывшие, казалось бы, на вечеринку гости, тем не менее, все до одного не позабыли свои гаджеты для подключения к скайп-конференции.
Джон пригласил всю нашу семью занять место во главе стола, перед каждым из нас поставили наши ноуты. Все собравшиеся закопошились, подключаясь к программе через полученные пароли. Оглянувшись на монитор на стене за спиной, я с удивлением обнаружил, что экран разделился на четыре равных сектора, в которых красовались наши весьма смущенные персоны.
– Да, – сказал Джон, – у программы есть функция и группового выступления тоже. Наступает торжественный момент принятия вашей семьи в наши ряды. Текст присяги будет транслироваться бегущей строкой в нужном темпе на ваших экранах. Готовы ли принять нашу присягу? – он задал этот вопрос так высокопарно, что у меня пересохло в горле. Я посмотрел на своих. Дети кивнули в большим энтузиазмом. Лада выдавила свое «да» побелевшими губами, но ничто более не выдавало ее эмоций. Я тоже сухо кивнул.
Наш нестройный хор звучал под тихую фонограмму гимна. Я успел заметить, что моя рабочая панель программы выглядит в точности так, как в прошлый раз у Джона, когда тот выступал в роли руководителя конференции. Видимо, мы являлись информационным поводом для собравшихся у экранов, поэтому тоже выступали как бы руководителями.
Произнося слова клятвы, мое сознание успевало отмечать подвалы реплик, жаждущих озвучиться, а кроме того… цифру в правом окне! Цифра привела меня в шок: двести восемьдесят девять тысяч, без малого, пар глаз сейчас были устремлены на нас! Почти триста тысяч человек в данную минуту принимало нашу присягу!
Я почему-то вспомнил, про «первый день службы» и про «не этичность» взятия клятвы с детей, и мне стало нехорошо. Первая, пусть маленькая ложь, заставляла мое сознание взбунтоваться, но бунт не просыпался.
Как меня угораздило? Я чувствовал себя так, словно должен в эту минуту защищать своих близких, а вместо этого произносил слова о готовности защищать своих новоиспеченных братьев…
Чувствовал, будто мне вывернули руки!
До хруста суставов!
До скрипа присяги на зубах…
