27 октября 1867 г.
Воздух Лондона столь же ядовит, сколь и противен. Унылая серость, с примесью тошнотворной сырости , приправленная щепоткой едкого дыма мануфактур. И вездесущий туман. От этих запахов страшно кружится голова, а думать о чём либо решительно не получается. Сумасшедшее место. И здесь очень странные люди. В равных пропорциях в них смешаны учтивость и безразличие. Когда они со всем возможным участием интересуются твоими делами, голос их говорит об обеспокоенности, но глаза смотрят с серым равнодушием, так подходящим этому бесцветному городу.
Как я и ожидала, дождь, с момента моего прибытия в город, не прекращался. Вокзал произвёл на меня огромное впечатление. Я чувствовала себя такой крошечной в этом нескончаемом потоке людей. Зверёк внутри меня тоскливо заныл, забившись в самые дальние уголки моей души. Ощущая себя полной дурой, я всё же подошла к вокзальному жандарму (здесь их называют странным словом констебль) и показала ему фотокарточку. Как и следовало ожидать, Алексея он не видел. А если бы и видал, что стоит в такой суматохе забыть непримечательное лицо парня, который только-только становится мужчиной.
30 октября 1867 г.
В полицейском управлении меня заверили что сделают всё возможное чтобы найти Алексея, но мне почему-то слабо верится в это. В глазах каждого из констеблей читалось всё то же серое Лондонское равнодушие. Но и прекрасно, сама справлюсь. На властей у меня никогда не было особой надежды.
Запах начал постепенно приедаться. Я уже могла различать что-то ещё, помимо непривычной мне городской вони.
4 ноября 1867 г.
Я ненавижу этот город всей душой, но я должна найти Алексея.
5 ноября 1867 г.
Ах, какая же это была замечательная ночь! За неё я готова простить Лондону даже его запах. Луна была столь ясна, столь огромна, что я не могла оторвать от неё взгляда. А внутри меня всё пело. И я не могла сдержать эту песню, что рвалась из самой моей души. Чудесно! Я давно не ощущала себя такой свободной, с тех самых пор как пустилась на поиски Алексея. Ах, Алексей, надеюсь и ты испытал этой ночью что-то подобное. Ты ведь жив, я чувствовала это. Так же отчётливо как сейчас чую вонь рыбы, доносящуюся откуда-то с улицы.
7 ноября 1867 г.
Наконец-то появилась зацепка. Какой-то учёный. Завтра пойду к нему.
23 ноября 1867 г.
Генри оказался не столько учёным, сколько доктором. Боюсь его вклад в науку несколько переоценен, но, тем не менее, человек он презамечательнейший! И он первый человек в этом городе, в чьих глаза не было ни капли равнодушия. Мою историю он слушал с искренним интересом (разумеется не настоящую историю, а заранее продуманную. Я рассказала ему что ищу своего сына, которого похитили цыгане, когда муж отказался уплатить карточный долг). Алексея он не видел, но знает человека, который может мне помочь. Только вчера он меня с ним наконец познакомил. Маленький сутулый карлик. До омерзения противный. Полная противоположность Генри, хотя у них и одинаковый запах. Пользуются одним и тем же парфюмом, либо, что более вероятно, но во что совсем не хочется верить - братья. Его звали Эдвард и он действительно видел Алексея! Но где он сейчас - не знает. Обещал навести справки. Что ж, будем молиться чтобы это было так.
25 ноября 1867 г.
Кажется я сорвалась. Этот город слишком давит на меня. Я как будто бы в цепях, как будто бы на грудь мне положили рельс, что не даёт мне сделать ни вздоха. Я свыклась с запахом города, но с отсутствием у него души смириться куда сложнее. Не помню где я была ночью. Это плохо. Кажется времени всё меньше.
26 ноября 1867 г.
Я чую его запах. Совсем слабый, но чую. Эдвард прислал весточку, что кое-что разузнал, и просил о встрече через 2 дня. Господи, скорее бы!
27 ноября 1867 г.
В своём дневнике я уже упоминала, что у этого города серая душа безразличная к чужим судьбам. Я ошибалась. Если у Лондона и есть душа, то она черна словно ночь. 3 мёртвых куртизанки с вырезанными внутренностями. И это только за последнюю неделю. Неслыханная чудовищность. Давно не видела Генри. На душе от этого лёгкий тоскливый осадок, но дайте мне чуть-чуть свободы и доктор забудется. Да и что мне до него. Главное - найти Алексея. Завтра я пойду на встречу с Эдвардом. Надеюсь он действительно что-то разузнал.
10.30.67
Генри оказался трусливым слизняком. Он так и не понял какой подарок преподнесла ему судьба. В моём лице, разумеется. О боги, да любой доктор мечтал бы о чём-то подобном. Но нет, только не доктор Генри Джекил. Слишком честный, слишком святой. Пфффф... Слишком осёл, и никак иначе! Ах, Генри, если б ты только мог взглянуть на этот чудеснейший образец. Посмотреть на эти зубы, что столь непринуждённо оборачиваются клыками, взглянуть как кожа покрывается густым мехом, прочувствовать, как выгибаются суставы, меняя форму скелета. Будь я проклят, даже запах меняется! Утончённый женский парфюм сменяется вонью псины. Ты бы смог вписать своё имя в анналы истории, оспорил бы теорию Дарвина, стал бы величайшим умом современности! Хорошо что я в своё время не показал тебе её щенка. У тебя бы совсем крышу снесло, с твоим гуманизмом. Но ладно, с девчонкой надо кончать. Мне интересно, правду ли рассказывают, что, мол, вредит им только серебро. Щенка сдам в какую-нибудь Кунсткамеру. Надеюсь хозяева расщедрятся. А ты, Генри, прости и прощай. Ты мне почти даже нравился.
С любовью, Э.Хайд
