Полдень в Зимнем. Одно утро Екатерины Великой.

- Что-то утомили меня сегодня государственные дела, ох и тяжела ты, шапка Мономаха! Пафнутий Игнатыч, милейший, вели-ка звать в мой Малый кабинет рядом с опочивальней князя Потемкина-Таврического.
- Да что ты, матушка, окстись! Светлейший еще не возвернулся из последней баталии с окаянными басурманами.
- И вправду стара я стала  да глупа – все забываю. А граф Зубов, я чай, все по Европам шляется, ума ищет у французишек да у немцев?
- Так точно. Граф третьего дня с оказией прислал цидульку из Лютеции. Велит целовать твои ручки.
- Так целуй скорей, старый чорт, да вели закладывать мою парадную карету. Съезжу-ка я сама к Гришке Орлову, навещу старика. Гутарят люди, совсем плох стал. Сидит во все дни под образами, крестится да бормочет чтой-то невнятное: то ль Тараканова, то ль Шмараканова  какая – не разобрать!
- Слушаюсь, матушка! Тулуп твой соболий подать ли?
- Подай, подай, а то ломят все кости мои, как на Крещение  велела водой студеной себя окатить. Не расхвораться бы! На кого Россию оставлю – не на вас же, ироды!
- Чайку на дорожку испить не желаешь ли? Я мигом самовар велю поставить. Пока заложат, так уж и вскипит.
- Нет, не надо. У Григория Григорьевича и попьем. Кликни-ка лучше фрейлин. Пусть принесут румян ртутных поболе – бледна я нынче, как бы граф Орлов не испужался.
- Уж бегу, матушка.