даже количество выпитого алкоголя не подняло
настроения. Вскоре гости разошлись, и Павловские остались одни. Жена принялась
убирать грязную посуду и заталкивать ее в посудомойку, а Михаил Иванович в
одиночестве остался сидеть за столом. Тупо глядя на налитую рюмку водки,
стоящую перед ним, он все еще тяжело переживал обиду. Наконец, он взял рюмку, и
осторожно перелил ее содержимое снова в бутылку.
Перейдя
на диван, Михаил Иванович включил телевизор, но, пощелкав пультом, ничем не
заинтересовался. Раздраженно отбросив пульт на диван, он сунул ладони между
колен, и, сгорбившись, замер. Мысли вяло кружились в голове, было тошно и
безрадостно. Сквозь дурацкий смех и бурные аплодисменты, доносившиеся с экрана,
он вдруг подумал, что, возможно, они
правы. Не заигрался ли он, будем говорить, в игрушки? Но крылья,
настоящие, реальные крылья! Плевать на все, лишь бы взлететь!
Павловский
расправил плечи, и, поднявшись, заглянул на кухню. Жена расставляла посуду в
шкафчике. Он кашлянул, и, когда жена повернулась к нему, сухо сказал:
- Я в гараже буду.
Осторожно
высыпав содержимое коробки на верстак, он принялся разбирать свое богатство.
Разложив все по порядку, приступил к сборке. Изделие получилось очень простым и
компактным, а со сборкой справился бы даже ребенок благодаря комиксу,
подготовленному КБ. Постепенно на верстаке вырастали прозрачные, стрекозиные
крылья. Михаил Иванович пожалел, что в
тесном гараже никак невозможно было их примерить: слишком широк был размах
собранных крыльев, и потому, отсоединив от каркаса маховые плоскости, убрал
аппарат в машину.
Когда он
вернулся в дом, жена уже лежала в постели. Приняв душ, Павловский надел пижаму,
и осторожно лег рядом, повернувшись спиной. Жена тут же повернулась к нему, и
укрыла одеялом.
- Ну как ты, Миша? – спросила она, - отошел уже? Сердце
не болит?
- Нормально все! – пробурчал Михаил Иванович.
- Ох, мужчины, мужчины! Всю-то жизнь вы в игрушки
играете. Кто оружием забавляется, кто рыбалкой, или футболом. А тебя вот на
крылья пробило! Каждому, видать, свое! Я только за тебя переживаю. Не
шандарахнешься ты с неба-то? Не мальчик ведь!
- Павловский тут же повернулся к ней, и, обняв,
горячо зашептал ей в ухо:
- Да там сверхнадежность! Там и ломаться то, будем
говорить, нечему! Все хорошо будет!
- Хорошо. Ладно, если хорошо. Только все думается!
Миша!
- Ты не думай, я тебе обещаю! А хочешь, - вдруг
встрепенулся Павловский, - хочешь тоже слетать? Давай, поедем, по очереди
летать будем!
- Ну, уж нет! Да я со страху помру! Нет уж, сам
летай! Да осторожнее, пожалуйста! На провода, какие не налети.
- Я осторожно, - счастливо улыбаясь, Михаил Иванович
еще крепче прижал к себе жену.
Он
проснулся на рассвете. Июльская ночь отползала к западу, уступая широко шагавшему
с востока рассвету. Павловский торопливо привел себя в порядок, одел спортивный
костюм и кроссовки. Ключи от машины нашлись в кармане пиджака. Осторожно шагая,
стараясь не разбудить жену, Михаил Иванович прошел в гараж, и, открыв ворота,
выгнал свою Хонду за ограду. Полусобранные крылья протянулись через весь салон,
но вождению они не мешали. Автомобиль, как всегда легко, полетел по шоссе к
выезду из города. На знакомом перекрестке Павловский повернул на грунтовку, и через
лес вскоре выехал на одному ему известную поляну, которую он обнаружил, собирая
грибы. Вроде бы поляна находилась недалеко от шоссе и города, но выглядела
девственной. Бывают такие места в лесу, словно закрытые от большинства
грибников и охотников.
Остановив
машину на краю поляны, Михаил Иванович споро достал крылья, и собрал их.
Оставалось только пристегнуть их и взлететь, но Павловский медлил. Он присел на
корточки возле крыльев, и ласково погладил рукой нежные на вид, но упругие
пластины. Посмотрев на чистое, голубое небо, он широко улыбнулся, и, приподняв
всю конструкцию, нацепил ее на себя. Надев мотоциклетные очки, Михаил Иванович
уверенно включил моторчик, и тотчас крылья за его спиной с жужжанием
дрогнули, набирая силу. Щелкнул механизм каркаса, фиксируя ноги Павловского,
и он почувствовал, как крылья неодолимо влекут его вверх. Гигантской стрекозой аппарат
поднялся метров на триста, сделал нырок, и резко рванул горизонтально в сторону от шоссе.
- У-хууу! – донеслось с неба, и стрекоза принялась
нарезать круги над лесом, забирая все шире, и выше. Прозрачные крылья сверкали
под утренним солнцем, а пилот, раскинув руки, во весь голос восторженно кричал: - Я лечу!
Ты слышишь? Я лечу! Я в небе! Тамара, я лечу!
