Оковы Слэнмера...

...Как никогда резко вдруг натерли ему руки, когда полковник собрался спать после сытного позднего ужина...
Нет, он не был пойман недругами - толстому кабану в фуражке и опоясанной плотной форме боялся перечить кто-либо, не говоря уж о том, чтобы в тайне мечтать заточить зуб на него...
И не в спешке он надел наручники с цепями на себя, суетясь при распределении очередных воров-злодеев (каких диктовали ему ловить власти города); недовольно хрюкая и постукивая полицейским жезлом об стол...
Нет, но... Оковы были на нем, ощущение их - рабства перед чем-то, хоть форма была украшена дорогими нашивками и золотыми узорными пуговицами, с каждой минутой бессонной ночи он ощущал это острее, отчего полковник поспешно протер монокль-стеклышко, гордо одевавшееся на один из хитрых и гордых глаз - ничего не менялось: часы устало тикали полночь, раздавались пьяные повизгивания подчиненных свиней-сторожей камер, ругались отчаянно в забытьи обитатели мрачных комнаток без удобств, что были за каждой решеткой, скрежетали...
Оковы... Кабан прислушался, проверяя, не обман ли это слуха - нет, они действительно давали о себе знать, только... были они незримыми, туманными, каждое звено их цепочки скрепляло в одной мысли ум и сердце, слово то, как бумом часов, прогремело в его сознании: "Бессовестный!"...
Слэнмер оторопело вскочил с роскошного позолоченного кресла-качалки - перед его глазами пронеслась угрюмая процессия теней, плачущая, тяжело работающая в камнеломнях, шахтах, горький отдых скрашивался для нее одиночеством в камере и скучным, скоротечным сном...
Над процессией, как карикатура, жирно зияла еще одна тень, спокойно кушающая во время этого круга страданий сочные апельсины, запивала густым медом, счастливо и абсолютно беспечно вздыхала в дреме, покачиваясь на кресле-качалке. "Это ты!" - точно скрипнуло кресло и словно мистический указательный палец, на верхнюю часть огромной тени над процесс ей упал лунный свет.
Полковник побледнел - он узнал в ней собственные острые клыки, увесистый пятачок и злобивые крошечные глаза. Грянул гром и, как в хаотичной мелодии мистерии, зашептали струны капель дождя, наперебой напоминавшие кабану об каждом, кто был замучен и страдал за решеткой, а он только радовался, что таких ловили еще, ведь он делает свою работу...
И в тот момент он отчетливо, без боязни различил в этом гуле тихий - "Я еще с тобой!" - говорил он голосом совести)...
То был скрежет…
Оков Слэнмера...