Похититель книг

На углу здесь висит мемориальная доска с барельефом Чехова, поднявшего указательный палец левой руки, словно бдительная женщина в косынке на плакате "Болтун-находка для шпиона". Под портретом написано буквально следующее: "Здесь 27 июня 1890 года останавливался А.П.Чехов". Понятно, что, проезжая Благовещенск по пути на Сахалин, "останавливался" великий писатель в гостинице, располагавшейся тогда в этом здании, или в каких-либо комнатах отдыха при речном вокзале, а не по какому-либо другому поводу. Об этой "остановке на углу" доска мне напоминала почти ежедневно, потому как проходил я там весьма часто, работая научным сотрудником АмурКНИИ, занимавшем всё это здание после ряда переселений разнообразных организаций за сто с лишним лет.

Окна моего кабинета смотрели на Амур, поэтому, приходя на работу, в течение всего дня, в любую минуту, лишь подняв глаза от книги или бумажного листа, на котором в муках рождалась очередная статья, или, оторвавшись от видимой лишь в окуляры поляризационного микроскопа разноцветной мозаики слагающих горные породы минералов, через окно с широченными подоконниками, соответствующими толщине стен этого старинного здания, я мог наблюдать заграницу - маленькую частицу Китая под названием Хэйхэ. Поздней осенью порывистый ветер приносил с противоположного берега жёлтые листья тополей, - они ничем не отличались от российских.

Наш институт был уникальным, достойным занесения в книгу рекордов Гиннеса, - самый пограничный в мире, - но, похоже, никому не приходило в голову его туда номинировать. На упомянутых выше подоконниках, по весне, в короткую эпоху увлечения огородничеством, я выращивал в ящиках помидорную и перечную рассаду, поэтому наблюдения о ней, тянущейся к свету, сделал не понаслышке.

Чтобы читателям стал понятен мотив первого раскрытого мной «преступления», буду его так условно называть, следует напомнить, что в начале девяностых годов прошлого века с некоторыми нужными в быту предметами и книгами, а именно детективами, даже напечатанными на газетной бумаге, в скверных тонких обложках, в нашем государстве сложилась ситуация, когда в магазинах ничего этого нельзя было купить, чем незамедлительно воспользовались пункты приёма вторсырья.

За сданные тряпки и макулатуру в них можно было стать обладателем некоторых дефицитных тогда вещей, как, например, самые обыкновенные кроссовки, люстра, ситцевый халат и прочая дребедень, которой сейчас завалены прилавки магазинов и многочисленных рынков. Продавались там также сборники Агаты Кристи, Сименона, ещё каких-то модных тогда детективов.

Сдавая накопившиеся газеты, - в начавшуюся эпоху гласности они стали много интереснее детективных романов, - я тоже иногда пользовался услугами одного из таких пунктов, находящегося довольно близко от моего дома, и, наоборот, сравнительно далеко от института. В нём я последовательно приобрёл перечисленные выше товары, кроме книг, которых у меня и без того было достаточно. В тот раз я приехал на своём "Урале", - велосипеде, отнюдь не грузовике или мотоцикле, - за халатом для мамы, поскольку вскоре собирался ехать в гости к родителям. Женщина-продавец, взвесив привезённые газеты, попросила меня занести их в подсобку.

Там уже были навалены кипы газет, книг, лежали тюки тряпья. Я пристроил свою связку на свободное место, невольно бросил взгляд на стоящую рядом стопку книг и с самого её верху сразу заметил учебник по общей геологии. Точно такой же стоял в шкафу в моём рабочем кабинете, - я иногда пользовался им, освежая в памяти некоторые вопросы, при подготовке к занятиям в геологическом кружке при местном центре по туризму и краеведению.

Стало обидно, что такие редкие и нужные человечеству книги сдают в макулатуру, поэтому я вытащил учебник из-под скрепляющих пачку верёвок (лежащая второй книга была развёрнута задней частью обложки, её названия я не увидел) и вместе с учебником вышел из подсобки. Спросил у приёмщицы, могу ли взять книгу себе, - решил её кому-нибудь подарить, вторая она мне была, в общем-то, без надобности - возмещу, дескать, газетной макулатурой, всё одно я должен подвезти её ещё, поскольку сданного количества не хватало, чтобы совершить необходимую покупку. Она не противилась, никаких объективных причин не было, чтобы вдруг не разрешить, - если, конечно, ей не быть в скверном настроении. Этого, к счастью, не наблюдалось, поэтому книгу я забрал беспрепятственно.

Вышел на улицу к своему велосипеду, и прежде, чем засунуть учебник за пазуху, пролистнул страницы, чтобы убедиться - не выдёргивались ли у книги листы, что было бы не удивительным, коли, её сдали в макулатуру. Когда же случайно открылся её форзац, в его левом верхнем углу я вдруг увидел свой собственный чёткий автограф, выводимый одним росчерком пера и настолько понравившийся моей маленькой дочери, что она, научившись писать и, начав тоже расписываться, предложила мне свой автограф поменять, - она, дескать, будет так расписываться, а мне нужно придумать другой. ... В это было трудно поверить, но то была моя собственная книга.

Немного обалдевший от такого открытия, покрутил педали велосипеда за второй пачкой газет. Жить становилось интересней, чем каких-то несколько минут назад, ведь теперь мне предстояло выяснить, каким образом мирно стоящая в моём книжном шкафу на противоположном конце города, в здании с толстыми стенами книга вдруг очутилась в приёмном пункте макулатуры, а разгадывание тайн природы было моей профессией и написанная диссертация и каждая статья являлись своего рода расследованием этих тайн.

После взвешивания вновь привезенной порции газет, я снова попал в ту же подсобку, причём приёмщица на этот раз сама хотела занести макулатуру, но я сказал, что сделаю это лично. Надо ли говорить, что первым делом я кинулся к той пачке книг, в которой уже нашёл свой учебник. Батюшки светы! - достаточно было взглянуть на корешки книг, чтобы увидеть, что в пачке были сплошь книги по геологии, некоторые из которых опять-таки были моими. То же самое было в других, соседних связках.

Выйдя к приёмщице, задал ей законный вопрос, - откуда здесь эти книги? Она ответила, что в обмен на парочку детективов их принёс однорукий мужчина. Я задумался, - у нас в институте работали два сотрудника, с неполным, так сказать количеством рук, но, во-первых, они были весьма уважаемыми людьми, а, во-вторых, вообще сидели в другом здании, - наше в собственности института было не единственным.

Тогда я попросил, чтобы макулатуру в ближайшие два-три часа, - за это время я надеялся вернуться с заинтересованными лицами, ведь, судя по всему, здесь находились книги и других сотрудников, - никуда не отвозили, и объяснил почему: мы её, дескать, заберём, поскольку книги наши и весьма ценные для амурской и даже мировой геологической науки. Приёмщица ничего не имела против такого решения проблемы (для неё, впрочем, всё это никакой проблемой не было), вот только попросила привезти эквивалентное по весу количество макулатуры. Я пообещал это сделать, ещё не зная, где её буду брать, и на всех порах помчался в институт, где к тому времени уже должен был закончиться обеденный перерыв.

Привезённая мной весть о хищении книг быстро разнеслась по длинному коридору института и его кабинетам, из которых стали выползать (правильнее было бы сказать "выходить", но "выползать" - сильнее) сотрудники, один из которых - Гоша Козырин - тут же нашёл разгадку таинственного преобразования научной литературы в обыкновенную макулатуру. Он напомнил, что незадолго до этого у нас уволился вахтёр, у которого не было одной руки. Всё совпадало - имея ключи ото всех кабинетов, сдаваемых на вахту, за ночь ему ничего не стоило ходить по лабораториям, выдёргивая понемногу из шкафов, - чтобы не бросалось в глаза, - книги научных сотрудников, черпающих из них идеи и факты, благодаря чему рождались новые идеи, статьи, диссертации.

Коллектив поручил довершать дело мне. Вместе с Николаем Остапенко, на его машине, мы заехали сначала на квартиру к Лёше Данилову, высказавшем горячее желание избавиться от имеющейся у него пылящейся в подвале макулатуры в виде толстых журналов, - одно время в начале перестройки все кинулись их выписывать (а некоторые даже читать), потом приехали с ней в злосчастный пункт приёма вторсырья, я уже в третий раз за какие-то два часа, - где смогли, наконец, вызволить несколько пачек научной литературы. Как выяснилось, здесь были даже пояснительные записки к геологическим картам с грифом "для служебного пользования", взятые в первом отделе института и беспечно поставленные наивными геологами в книжные шкафы. И всему этому интеллектуальному богатству была уготована печальная участь, - стать переработанными в обёрточную или даже туалетную бумагу.

А на того вахтёра была потом написана соответствующая бумага в милицию, и она им даже занималась какое-то время, но, сдаётся мне, ввиду малоценности - по мнению следователя - похищенного, дело было спущено на тормозах. Да мы, впрочем, и не настаивали на суровом наказании, ведь, главное, - все книги были возвращены своим владельцам, и они ещё послужили большой науке. А что было бы, если я не приехал в тот самый день со своей макулатурой (а делал я это не чаще одного раза в два года)!? Скорее всего, так никогда и не догадались бы мы, куда делись наши книги, и это стало бы ещё одной, локальной, "загадкой века".

Второй случай тоже был связан с вахтёром и в том же здании на набережной Амура, по которой я имел обыкновение совершать пробежки, ведь жил на улице Кузнечной в паре кварталах от её начала, близ мрачной заброшенной стройки театра, прозванной в народе Бастилией, иногда по утрам, но чаще по вечерам, когда не нужно торопиться на работу. В тот раз она у меня была вечерняя, - уже в глубоких сумерках я пробегал мимо своего института и с удивлением заметил, что в нашем кабинете горит свет, хотя я уходил из него последним. Любопытство взяло верх, я подкрался к окну и в щель между занавеской и стеной стал созерцать прелюбопытную картину: за столом моего товарища Игоря сидел наш вахтёр собственной персоной, уже другой, не тот любитель детективов, и внимательно изучал содержимое ящиков его стола. Вот он достал новенький ручной фонарик, другой, - они были приобретены на полевые работы (у геологов так экспедиции называются, не надо путать с полевыми работами у тружеников села), - повертел один из них в руках, повключал и ... положил в свой карман. Вахтёр, видимо, решил, что двух фонариков Игорю много, надо бы делиться с неимущими.

Разумеется, на другой день я тоже поделился с Игорем - своими наблюдениями и не потому, что я так уж жаждал заложить вахтёра, безобидного, в общем-то, мужика, а просто самому очень не хотелось попадать в список подозреваемых по этому "делу", куда волей-неволей Игорю пришлось бы включить и меня, хоть бы он и не желал этого делать, поскольку за свою довольно продолжительную жизнь в хищениях чужой собственности замечен я не был. И не потому, что умело скрывал свои такого рода проступки, а по простой причине их несовершения. Однако, известно же, что изначально