Тихо вокруг. Даже соседи что-то поутихли и не слышно их привычного ора. Обычно базлают чуть ли не до утра.
Я сажусь за письменный стол. Не включая настольной лампы, верчу в пальцах ручку, передо мной чистый лист бумаги.
Я дотягиваюсь до кнопки настольной лампы, но, будто ужалившись, отдергиваю руку.
Я не знаю, чего хочу. Я не понимаю, что меня тревожит и так волнует сегодня, что сон никак не приходит.
Встаю. Потягиваюсь и громко зеваю. Подхожу к окну. Там – светло. Ночь сегодня лунная, гигантский шар спутницы Земли висит, кажется, неподвижно, разбрасывая вокруг бледно-голубой свет.
Облаков не вижу. Но идет снег – мелкий-мелкий, наподобие крупы, образуя в лунном свете странную молочную сеточку.
Где-то справа взвизгнула и бешено залаяла собака. Мне её не видно. Скорее всего, бродяжка, не имеющая своего теплого угла, потерявшая хозяина или хозяин взял однажды и вышвырнул за порог.
Жаль мне бродяжку, такую одинокую и неприкаянную. Пожалуй, голодна.
Иду на кухню, достаю из холодильника кастрюлю с вчерашним мясным супом, крошу туда хлеба, перемешиваю. Выхожу в прихожую. Накидываю дубленку и без шапки спускаюсь во двор. Оглядываюсь, пытаясь разглядеть бродяжку.
Бродяжка меня заметила первой. Она высунула остренькую мордочку из-под крыльца, где, видимо, оборудовала себе пристанище, потянула носом. Потом вылезла, отряхнулась, почесала задней лапой за ухом, вновь отряхнулась, при этом не спуская глаз с меня. Ей было страшно, но ей, одновременно, хотелось есть. В ней боролись два чувства – страх и голод. Второе чувство оказалось сильнее.
Бродяжка, настороженно следя за мной, выписывая зигзаги стала приближаться. Мир жесток и коварен – бродяжка это хорошо знает. Она усвоила: от этих двуногих существ, причисляющих себя к людям и претендующих на право считаться разумными, ничего хорошего ждать не приходится. Уж лучше пошариться на помойке, думает дворняжка, чем что-то принимать из рук человека.
Но, видимо, сегодня ей на помойке не сильно повезло. Вон, бока втянуты и глаза сверкают голодным блеском.
Бродяжка, еле слышно повизгивая, приблизилась, зажав между ног пушистый хвост, и вновь потянула носом. Запах манил. Но она не решалась подходить ближе, поэтому остановилась метрах в двух и села, не спуская глаз с миски в моей руке и беспрестанно облизываясь.
Я поставил на бордюр миску, а сам отошел подальше.
Бродяжка подошла к манящей миске не сразу. Она с минуту сидела, переводя взгляд с миски и на меня, а потом обратно. Она очень хотела есть, но боялась подвоха.
«Иди, дуреха, ешь», - сказал я.
Бродяжка, повернув в мою сторону уши-локаторы, выслушала меня, встала и все-таки с опаской приблизилась к миске. Она встала так, чтобы видеть меня постоянно. Она жадно хватала из миски, проглатывала и снова хватала, не упуская меня из поля своего зрения. Она шумно чавкала. И когда что-то роняла на снег, то тотчас же находила и отправляла в рот. Она не хотела оставлять и крошки.
Вылизав кастрюлю, она еще раз обвела носом дно, убеждаясь, что все чисто, отошла на несколько метров в сторону и села.
Я взял кастрюлю: в ней действительно ничего не было.
«Ну, прощай, - сказал я и стал подниматься на крыльцо. – Спокойной ночи! С Новым Годом!», - и помахал ей рукой.
Бродяжка радостно взвизгнула, вскочила, хотела, очевидно, подскочить и лизнуть руку, но передумала: береженого и Бог бережет. Она запрыгала на одном месте, подняв хвост и дружелюбно виляя им, подняла мордочку кверху и счастливо затявкала. Таким образом она выражала свою благодарность за праздничный ужин. Животное, а понимает, что за угощение полагается благодарить, на доброту следует отвечать добротой. Не то, что люди. У людей все иначе. У людей даже поговорку придумали: не делай добро, если не хочешь в ответ получить зло. Эти, то есть люди, готовы руку дающего откусить. Зазеваешься – откусят. Не моргнув глазом, откусят. Нет в людях чувства благодарности, а есть лишь подлость, лицемерие и ложь.
ПЕНЗА, ноябрь 2014.
