Средний Урал. Чистый, но довольно удаленный от столичного города пруд – на полтораста километров. В давние времена здесь Акинфий Демидов построил заводик, а при нем, естественно, искусственный водоем, крайне необходимый в металлургии. Заводика нет, а плотина и прудик остались.
Июль. Жара. Стою по колено в воде. Мрачно смотрю на поплавок пятиколенной удочки, не подающий признаков жизни с раннего утра. Чертыхаюсь, естественно, но так, чтобы не резать ухо соседям. Одним словом, томлюсь, но не теряю надежды на удачу.
Тут чувствую, как кто-то вцепился в большой палец левой ноги: босоного в воде-то.
- Ай! – кричу я и на одной ноге скачу на берег.
На берегу обнаруживаю злоумышленника, крепко защемившего мой палец, - преогромного рака.
Освободившись от приставалы, стал думать, что с ним делать. Назад в пруд? Так ведь этот нахал не оставит меня в покое. Пусть, думаю, послужит на пользу рыбацкому делу. Ну, не весь рак, а лишь его такой аппетитный хвост.
Беру двухколенную удочку, валявшуюся на берегу без дела, цепляю на крючок хвост, иду к станку и забрасываю. Забрасываю просто так, без всякой надежды. Поплавок от меня болтается в трех метрах. Я и не гляжу на него. Я гляжу вдаль, где мое возможное счастье, то есть на дальний поплавок.
Прошло, наверное, часа два. Стал вынимать большую удочку, чтобы проверить, цела ли насадка. Черт, цела! Никто и не подумал притронуться. Забросив назад удочку, мой взгляд упирается в ближний от меня поплавок. Не верю глазам своим: поплавок лежит и медленно-медленно уходит вправо. «Похоже, - думаю я, - грузило легло на дно. Да, - осеняет меня, - но почему уплывает. Может, донное течение?»
Нехотя, тянусь к двухколенному удилищу, поднимаю и… Чувствую некую тяжесть. Первое, что пришло в голову, - опять, наверное, зацепил брошенный кем-то сапог. Тяну дальше. Осторожно тяну: жалко леску, как-никак японская и каждый ее метр – драгоценность. По тогдашним временам, конечно.
Все выше и выше поднимаю и… Наконец, над водой появляется огромная раскрытая пасть. Растерялся, но быстро пришел в себя. Держа крепко в правой руке удилище, а в левой подсачник, не давая слабины, стал осторожно подводить к себе. Гигант, хлебнув воздуха, сделал пируэт над водой. Удилище согнулось в дугу, вот-вот и хрустнет. Протягиваю подсачник. Раз – и готово! Теперь зверь не уйдет. Бегу на берег. Гляжу в подсачник, а оттуда, шлепая губами, смотрит лещ. Пялит на меня свои огромные глазищи и, наверное, думает: «И как меня угораздило попасться этому дурню?»
Чтобы не испортился богатырь, тотчас же выпотрошил, положил в соль, а на утро вывесил на солнце: уж больно мне хотелось его сохранить. На слово, без вещественного доказательства, кто бы мне поверил?
Рыбаки шли мимо, останавливались, качали головами.
- Ай-яй-яй! – восклицали они. – И как тебе удалось?
Рассказывал с удовольствием, но, похоже, все сомневались. Спрашивали, косясь на леща:
- Сколько, не знаешь?
- Не взвешивал, - самодовольно отвечал я, - но думаю, что не меньше пяти кило.
Один все-таки (видимо, рыбак, повидавший многое на своем веку) усомнился. Достал из своего ящика ручной безмен, взвесил. Оказывается, пять килограммов и сто пятьдесят граммов. Сбросив вес соли, получается, что живой вес был около пяти кило. Это был рекорд всей моей рыбацкой судьбы. Был и остался непревзойденным рекордом.
Кстати, поводок - 0,15, а крючок - четвертый номер. Это уточнение не случайное, потому что для бывалого рыбака говорит о многом.
ПЕНЗА – ЕКАТЕРИНБУРГ, 1985-2014.
