Была ли любовь? Однозначно, да! Она возникла сразу, как только я, три недели назад вернувшийся с Камчатки, где дослуживал последние восемь месяцев срочной службы, на новогодней вечеринке обратил внимание на эту девушку. Отшив двух претендентов, я увёл её на улицу и затащил на водонапорную башню, с которой мы долго любовались огнями ночной Алма – Аты. Мне в середине января того памятного года исполнялся двадцать один год, ей в ноябре стукнуло восемнадцать. Вполне зрелые люди…
- Знаешь, я наверное на тебе женюсь, - сказал я девчонке.
В ответ она звонко рассмеялась.
- Слушай, а как тебя зовут, девочка?
- Люба, - икала от смеха моя любовь с первого взгляда.
О том, как мы расстались в то первое утро нового, 1972 года, как я её потерял, а потом разыскал, я подробно рассказал в миниатюре «Абитура и прочие глупости» http://www.stihi.ru/2014/09/06/2020, теперь же хочу рассказать о том, что было дальше.
А дальше была зима со снегами и морозами, потом весна с дождями и лужами, потом, как водится, наступило лето с тюльпанами и пионами в чужих палисадниках, которые из этих палисадников почти каждый вечер перекочёвывали во все вазы и трёхлитровые банки, имевшиеся в Любином доме. А ещё потом …
- Саша, я кажется беременна.
Ни в мои, ни в её планы не входило создание молодой советской семьи. Люба работала в институте Сантехпроект и готовилась к поступлению в строительный техникум. Я устроился механиком по ремонту медицинской аппаратуры в противочумном институте и собирался поступать на дневное отделение биологического факультета КазГУ (ныне КазНУ имени Альфараби).
- Завтра едем в ЗАГС, подавать заявление, - отреагировал я.
- А родители?
- А куда они денутся?
- А учёба?
- Будем поступать на вечернее отделение.
На следующий день мы нанесли визит в районное отделение Записи Актов Гражданского Состояния, а по его окончании я поставил в известность о своём решении родителей. Не могу сказать, что они пришли в восторг от этого сообщения, но, как было сказано выше; «А куда они денутся?».
Двадцать первого октября 1972 года состоялась наша с Любой свадьба. Гости поели, попили, поорали «горько!!!», попытались набить друг другу морды, но как-то вяло, без энтузиазма, поблевали за сараем - короче, соблюли все традиции, а мы с Любой в разгар этого праздника жизни сбежали из-за стола и часа два гуляли по осенним аллеям городка. Думаю, что наше отсутствие не сильно огорчило приглашённых, да и вряд ли оно было замечено.
Законный вопрос молодой супруги «Где мы будем жить?» мой отец решил просто.
- Только не здесь, - сказал он, и на третий день после свадьбы мама сняла для нас крохотную комнатушку в доме у своей ушедшей на пенсию лаборантки. В эту комнатушку, почти впритык поместились шифоньер, раскладной диван, маленький обеденный стол и два стула, и ещё оставался целый квадратный метр для полного счастья. Да и сколько времени мы проводили в этом гнёздышке? Люба в семь тридцать утра уезжала в свой Сантехпроект. Я, в восемь, - в свой противочумный институт. После работы мы спешили на занятия, я в университет, она в техникум. Занятия заканчивались в 21:50. Я спешил встретить жену, и мы вместе шли на остановку. Домой попадали в начале двенадцатого и валились спать. К весне мои родители, оба кандидаты наук и завлабы, имевшие право на дополнительную жилплощадь, в качестве компенсации за таковую, получили для нас однокомнатную квартиру в «финском» домике. Комната площадью 16 кв.м. и десятиметровая кухня – это ли не хоромы для мальчика и девочки поженившихся полгода назад? В часы нашего пребывания на занятиях отец своими руками сделал в квартире ремонт, превратив её в маленький, тёплый рай, и делалось это не столько для нас, сколько для уже почти готового явиться в этот мир нового человечка. И он, этот человечек, явился.
Седьмого мая 1973 года родился наш первенец. Через неделю, когда Любу с малышом выписали из роддома, и я привёз их домой, отец первый прибежал смотреть на своё продолжение. Мальчик был поразительно похож на мою бабушку по линии отца.
- Как решили назвать малыша? – спросил папа.
- Лёней, - не задумываясь ответил я.
- Спасибо, - тихо сказал Леонид Александрович старший, - Значит я родился ещё раз, - и отвернулся, чтобы мы не видели его слёз. Но мы их видели …
А наутро следующего дня у нас в обоих баллонах кончился газ. Отец, покрыв меня матюками, на себе притащил из родительской квартиры здоровенный газовый баллон и сам подключил его. Он через каких-то знакомых раздобыл германскую коляску. Он уговорил одного из своих аспирантов продать нам для малыша детскую кроватку. Он с невероятными усилиями раздобыл высокий раскладной детский стул. Он, разрешив Любе после родов побыть дома только неделю, погнал её на занятия, где она и отсиживала четыре раза в неделю по две пары в мокрой от сочащегося молока одежде. Он нанял няньку, которая ухаживала за Лёнечкой, когда родители были на работе и бежал забирать его по окончании рабочего дня. С появлением внука отец, перенесший несколько инфарктов, обрёл второе дыхание и всю свою любовь вложил в нашего сына. А мы? Мы работали, учились. Рано утром относили сынишку к родителям и забирали его поздно вечером, после занятий. Родители к нашему возвращению ставили чайник, поили Любу горячим чаем с молоком и приносили ей для кормления грудью выкупанного, спящего Лёньку. Потом мы втроём шли в свою квартирку, находящуюся метрах в ста от родительского дома.
Отец умер от очередного инфаркта 15 января 1977 года. Хоронили его в мой день рождения, 18 января (отец Любы умер в её день рождения, и с тех пор мы не празднуем ни обычные свои дни рождения, ни юбилеи).
Люба к тому времени окончила техникум, перешла на работу в противочумный институт и отучилась на вечернем отделении в Республиканском медучилище. Я учился на предпоследнем курсе биофака и работал инструктором дератизатором в зоологической лаборатории противочумного института. Работа была связана с командировками, хотя и не такими длительными, как те, что предстояли мне в эпидотрядах, но, по мнению моей жены, бесконечными. Я до сих пор с нежностью вспоминаю, как рано утром шёл с рюкзаком на плече на остановку, чтобы ехать в аэропорт, а следом, с сыном в коляске спешила моя Любушка. И плакала … Плакала так, как плакали жёны, провожая мужей на фронт. А ехал я вовсе не на фронт. Я ехал всего на двадцать дней в горные отряды Киргизии…
Много лет прошло с тех пор. Много разного пережили мы за эти годы. Смерть родителей. Смерть нашего первенца, Лёнечки, ушедшего в четырнадцать лет от лимфосаркомы и похороненного между могилами моих родителей. Так и лежат они все рядышком. Вечная им память...
Не буду описывать здесь ни жизнь свою бродячую, ни трудности весёлых девяностых годов, ни не менее весёлые годы жизни после отъезда из Казахстана. Всё это я подробно изложил в своих предыдущих «шедеврах». Здесь же я хотел поклониться Женщине, которая пережила гораздо больше, чем я за время своих двадцатипятилетних поисков приключений на собственную задницу. Которая практически в одиночку подняла детей, ждала меня из бесконечных командировок, выхаживала после операции на сердце. О Женщине, которая прошла со мной целую жизнь – сорок два года.
«Была ли любовь?», - задал я себе вопрос в начале этого короткого рассказа и сам на него ответил: «Однозначно, да!». А потом подумал: «Почему же была? Она есть. Она никуда не делась».
Ниже я помещаю стихотворение, написанное мною давно, но думаю, что здесь оно будет очень к месту.
Я никогда не называл тебя любимой,
Хоть и прожил всю жизнь с тобой бок о бок.
Я никогда не назову тебя любимой,
Хоть собираюсь жить с тобой до гроба.
Жизнь, как проселок: кочки, да ухабы,
Швыряет с боку на бок постоянно.
В судьбе моей бродячей были бабы.
Я их любил, когда был сильно пьяным.
Судьба преподносила встречи разные
И мимолётные, и в памяти хранимые,
Бывали будни, а бывали праздники,
Бывали бля*и, были и любимые.
Вот им я говорил слова пустые.
Нельзя без этого. Куда уж тут деваться?
И были для меня они простые,
Как женские трусы по рубль двадцать.
Мелькнула жизнь. Промчались годы мимо,
А ты осталась нежной и таинственной.
Я никогда не называл тебя любимой.
Ты для меня всегда была Единственной.
01.11.2014.
