Вернулась из командировки.
Садимся за стол. Мама только что сварила борщ. Запах от него - по всему дому. Ее борщ – необыкновенно вкусный всегда. Умеет! Варит по старинным рецептам, полученным еще от своей бабушки, значит, от моей прабабушки, которую я никогда не видела. Борщ густой. Раньше так и говорили: лишь тот борщ настоящий, в котором ложка торчком торчит. И еще одна особенность: мамин борщ – это два блюда в одном, то есть одновременно сочетает в себе и первое, и второе, так как плавают большие куски отварной говядины.
Отец ест с удовольствием. Я? Тоже.
Отец спрашивает:
— Как съездила?
— Нормально, - отвечаю я. Вижу на себе мамин тревожный взгляд.
— Как Свердловск? – вновь спрашивает отец.
— Ничего, стоит. На том же месте, что и двести семьдесят лет назад, - с некоторой долей иронии отвечаю отцу.
— А контора твоя? Процветает?
— Еще как! – с восторгом и совсем серьезно говорю я.
Отец кивает головой, хлебая из тарелки борщ и от удовольствия причмокивая.
— Ну, и слава Богу, доченька. С работой, я вижу, тебе повезло. Работаешь с удовольствием. Не всем, нет, не всем так везет. Цени, девочка моя.
— Я ценю, пап.
— А то: что имеем – не храним, потерявши – плачем, - замечает отец. Что-то отец сегодня разговорился. Через несколько секунд вновь спрашивает. – А как шеф? У него все в порядке?
— А почему, пап, ты спрашиваешь?
— Странный вопрос, доченька: если у шефа все в порядке, то и у тебя тоже ведь все будет, как надо. Я так считаю. А ты, что, нет?
— Согласна, пап.
— Если согласна, то и отвечай на вопрос.
Я заставляю себя говорить как можно равнодушнее.
— У шефа, пап, все отлично. Авторитет его растет. Растет так, что предшественнику и не снилось.
— Пустой он человек, - замечает отец и добавляет. - Зато гонору…
— Кто, пап? Прежний или нынешний?
— Сама знаешь, о ком я говорю.
— Ты прав, пап. Зато нынешний... Начальство уважает и ценит.
— Вряд ли, - замечает отец и отодвигает в сторону пустую тарелку.
Сомнение отца оправдано, поэтому спешу уточнить.
— Одни – уважают, другие – не уважают, но ценят за умение дело делать, чего от шефа не отнимешь, третьи – ненавидят, но побаиваются.
— Вот! Это ближе к правде, - с удовольствием констатирует отец. – Хороший, видать, человек.
— Ты, пап, так считаешь?
— Хороший, потому что многосторонний. Такие – по мне.
Вмешивается мама. Ее беспокоит тема, которой касается отец. Мама опасается, что я сболтну лишнее, учитывая то, в каком сейчас настроении.
— Никитушка, что ты лезешь с расспросами? Дай девочке спокойно поесть.
Отец усмехается.
— Пусть ест. На здоровье. Хороший разговор за столом лишь улучшает пищеварение.
— А пословица?
— Какая? – спрашивает отец, хитро прищурив левый глаз.
— Когда я ем, то глух и нем.
— Но мы, женушка, не просто едим, а, благодаря твоим стараниям, получаем удовольствие.
— Это, Никитушка, комплимент?
— А то что же!
— Спасибо.
— Из твоего «спасибо» шубу не сошьешь.
— А что тебе еще надо?
— Запашистый чай и твое печенье.
Мама встала и пошла к плите. Отец спросил, будто разговор и не прерывался:
— А коллектив как?
— По-разному.
— Нельзя поконкретнее?
— Одни – злятся, но вынуждены терпеть, другие – безразличны, потому что их интересуют лишь они сами, третьи – уважают, но их пока мало.
— А ты, доченька, к чьему бережку прибилась?
— Ни к чьему, - отвечаю я, но, спохватившись, что даю повод отцу и далее задавать уточняющие вопросы, а они мне совсем не кстати, поправляюсь. - К третьему.
— Выходит, уважаешь?
— Да.
— Не больше?.. - отец не спускает с меня глаз. - Нет?
— Естественно, пап.
— И очень правильно. Умного руководителя полагается уважать. А, - отец вновь щурит хитро левый глаз и внимательно смотрит на меня, - ваши бабы... это... нет?
Я делаю вид, что не понимаю вопроса.
— Пап, ты о чем?
— Насчет поклонниц. Кто-то положил на шефа глаз или пока нет?
Я, аккуратно лавируя, обхожу «порожек».
— Точно не знаю, пап. Я же там бываю редко и многое неведомо.
— Неужели?
Неприкрытая отцовская ирония не остается незамеченной.
— Не веришь?
— Отец твой, доченька, прожил жизнь. Перед глазами много чего пронеслось. И знаю: женщины, не поклоняясь своему идолу, иногда придуманному, не могут существовать.
— Если честно, пап (посплетничаю, если уж так хочешь), есть одна молодая блондиночка...
Отец прерывает:
— Не брюнетка, нет?
Вопрос игнорирую, ибо догадываюсь, в кого улетел камешек, и продолжаю свое:
— Есть одна молодая блондиночка, которая неровно дышит, но шеф тверд и непоколебим.
Вижу, что отец ухмыляется.
— Если блондиночка, то крепость падет к ее ногам – рано или поздно.
— Ты уверен, пап?
— Конечно. Мужика знаю.
— На собственном опыте познал? – теперь и у меня есть повод для иронии.
— Само собой, - неожиданно быстро соглашается отец. – Наглядный пример, - он кивает на жену, - моя ненаглядная. Увидел. Упал и не встал. Так всю жизнь и ползаю у ее ног.
Мама смеется и машет рукой.
— Не мели, Никитушка. Дочь подумает, что и вправду...
— Я вру, да? – с притворным возмущением вскидывается отец. – Требуются доказательства, да?
— Будет, Никитушка, ну, будет. Я – пошутила.
— А то, - папа грозит пальцем, - смотри мне!
Я довольна, что с щекотливой для меня темы разговор перекинулся в другую сторону. Правда, не уверена, что отец в любую минуту не вернется. Поэтому, широко и громко зевнув, говорю, будто во сне:
— Пойду, родители, сосну. Пока Сашка еще спит. А то ведь не даст.
Отец иронично замечает:
— Ночи в поезде не хватило?
Черт, отец все время намекает. По лицу, что ли, читает? Физиономист нашелся. Или, может, звериным чутьем обладает?
— Пап, ну, что за сон в поезде? Всю ночь народ ходит, проводница хлопает дверями, колеса на стыках стучат, автосцепки грохочут, машинист невозможно дергает состав.
Мамулька кивает и глазами показывает на спальную.
— Да-да, родная. Иди, вздремни. Устала с дороги.
Я встаю из-за стола. Не стесняясь отца, сильно потягиваюсь. Аж косточки захрустели.
— Устала... Еще как устала... Упаду в постель и вам меня не разбудить.
Отец смотрит на меня и понимающе кивает, но вопросов больше не задает. Видимо, любопытство его удовлетворено.
ПЕНЗА, декабрь 2014.
