Мишаня был человеком неординарным и больше тяготеющим к науке, чем к пустым понятиям как бог, ангелы, вечный двигатель и тому подобное. Мишаню интересовали вещи реальные среди которых он искал связи. Связи между фактами, людьми, животными, предметами, которые складывались в систему. Систему всепроникающую, всеобъемлющую, а значит всемогущую. Он называл ее Системой Связей. Система объясняла абсолютно все и не только не оставляла ни единого шанса Господину Случаю, но и вообще вытеснила его на периферию мироздания. Так в событиях, в которых религиозный человек увидел бы промысел божий, а простой человек – случай, Мишаня видел Систему. Задавило автомобилем кота, значит кот когда-то пометил колесо. Поскользнулся пенсионер и руку сломал – не надо было жалобу на дворника писать. Все объяснялось Системой. А утверждение, что человек может в жизни сам чего-то добиться, вызывало в Мишане едкий сарказм: «Ага, сам он генеральным директором стал, – злобно шипел он, узнав об успешной карьере одноклассника, – просто захотел и стал…..» Тут даже и ребенку ясно было, что без Системы Связей не обошлось. Связи была везде: в политике, в погоде, в словах, в подмигивании сослуживцев и даже в форме облаков. Связи пронизывали все и узором ткали паутины людских судеб.
Однажды Мишаня шел на работу. Шел осторожно, стараясь не наступать на трещины на тротуаре. А то мало ли что…. Ведь не зря считалось, что пить из стакана с трещиной – к беде. И вообще, само по себе слово «трещина» было неприятным. «Трещина, трещать, морозы, сороки, лохмотья», – выстроилась в голове Мишани связь и, сердце чуть не выскочило из груди – правой ногой он наступил на разлом в асфальте! «Тьфу, тьфу, тьфу!» – плюнул Мишаня через левое плечо и для закрепления эффекта стал искать глазами дерево. Как назло деревьев вокруг не было, и только возле подъезда ближайшего дома одиноко стояла крышка гроба. Мишаня подошел к ней и, сделав вид, будто кого-то ожидает, незаметно ударил ее ногой три раза. «Каждое действие вызывает противодействие», – пробормотал он и быстрым шагом направился в сторону работы.
До работы дошел почти без происшествий, если не считать увиденную им веревку на обочине дороги, похожую на змею, а также облако в небе, в котором отчетливо виделось лицо злой старухи. На работе все было как всегда и ничего необычного не происходило и, только когда появился начальник, Мишаня покрылся потом – грудь начальника украшал со сковородку размером безобразный галстук красного цвета. Он абсолютно не гармонировал с гардеробом всегда отличавшегося отменным вкусом начальника и вызывающе смотрел Мишане прямо в глаза. Такого уродливого галстука Мишаня в жизни никогда не видел. Широченный, как язык собаки Баскервилей, он дразнил Мишаню за попытку вызвать противодействие Системе. Мол, смотри – какое ответное действие вызвало твое противодействие! Можно было конечно на ответное действие ответить еще одним противодействием, но Мишаня понимал, что бороться с Системой можно до бесконечности, так как в ее арсенале были не только все предметы, а вообще ВСЁ! Абсолютно все без исключения, даже он сам! Мишаня испугался: «Это что же такое должно произойти, если система задействовала его самого?!» Весь день он ломал над этим голову, и только к ночи, решив, что утро вечера мудренее, завалился спать.
Мудрое утро разбудило звонком, в котором родственники сообщили, что ночью повесился дядя. Все сразу стало на свои места: трещина, старуха в облаках, галстук и, как результат - кончина дяди. И хотя Мишаня дядю не любил, но все же начал корить себя за то, что не стал противостоять Системе. А когда ему это наскучило, то успокоил себя мыслью, что если бы он Системе проиграл, то жертв было бы гораздо больше – или самолет разбился, или поезд с рельсов сошел.
