Рыба

     Мишаня людей не то, чтобы не любил, но относился к ним  неоднозначно, а точнее – двояко. Хотя с виду этого сказать было нельзя. Всегда вежливый, не повышающий голоса и ни одним движением не выказывающий недовольства, Мишаня производил впечатление человека культурного, покладистого и уравновешенного. О таких мужьях  мечтают мамаши для своих дочерей, а о его способностях скрывать мысли – начинающие разведчики.
     К самим людям у Мишани претензий не было. Зато до омерзения раздражали некоторые вещи, которые ему в них виделись. Так в женщинах он видел рыбу. Рыбу Мишаня  не любил. Во-первых – за запах. От запаха его мутило  и даже могло стошнить. Потом рыба была холодной и скользкой, в общем, чем-то  неприятным. Ну, кому охота иметь дело со скользким, холодным, да еще дурно пахнущим? Брр….   Однако, если дел с рыбой избегать удавалось, то от соприкосновений с ней уйти было невозможно. И тогда Мишаня как бы раздваивался – чувствовал одно, а на выходе давал обратное.
     Как-то раз он собрался на рынок. Во дворе ему повстречалась соседка, женщина немолодая и вечно болеющая. «Когда же ты уже  сдохнешь?» – затаив дыхание, подумал Мишаня и, смутившись от низости мысли, быстро взял себя в руки:
     – Здравствуйте, Зоя Петровна, – мягким голосом произнес он.
     Зоя Петровна, испускающая запах рыбцы с гнильцой, улыбнулась вымученной улыбкой.
     – Здравствуй, Мишенька. Как твое здоровье? – и, не дожидаясь ответа, начала рассказывать о своих походах по врачам.
     «И как от такой шпротины мог родиться бегемот?» –   слушая об очередях в поликлиниках, думал Мишаня, представив сына Зои Петровны – мужчину грузного, с огромным животом, еле передвигающим свое тело. «Хотя чему тут удивляться – что рыбе, что бегемоту нужны водоемы», – решил он.  Бегемоты Мишаню не раздражали, и он, не брезгуя, жал сыну соседки при встрече руку. Терпеливо выслушав Зою Петровну, Мишаня продолжил свой путь, жадно ловя ртом свежий воздух. Подходя к рынку, он ощутил не просто рыбий запах, а запащище, будто неподалеку гнила пятиметровая акула. Оглядевшись вокруг, Мишаня поблизости ни одной женщины не увидел, и только с огромного баннера на него глядела улыбающаяся девушка. Это уже ни в какие ворота не лезло. С этим надо было что-то делать….  Решение пришло само собой. «Подобное – подобным», –  подумал он и уверенной походкой направился в рыбный отдел. Там, превозмогая отвращение, он купил  большущую скумбрию. Придя домой, он пожарил ее и, давясь от тошноты, принялся есть. В каждом кусочке попадались фрагменты женщин: кожа сухой руки Зои Петровны, пухлые губы продавщицы, продавшей ему сегодня скумбрию, аккуратный носик девушки с баннера. Но сами женщины Мишаню не раздражали, да и жареная рыба оказалась не так омерзительна, как сырая. «Не так страшен черт, как его малюют», – доев рыбу, подумал Мишаня и сытно икнул. Вытерев жирный рот, он вышел из дома. Проходя рядом с женщинами,  заметил, что ничего рыбьего от них не исходит. Он специально несколько раз заговаривал с ними, притворяясь приезжим и спрашивая как добраться до центра города. Ни запаха, ни холода от женщин больше не исходило! Мишане даже сделалось немного грустно от ощущения, что он чего-то лишился.
     – Здорово, Миша! – окликнул кто-то его со спины.
     Мишаня обернулся и не поверил своим глазам. Перед ним стоял огромный дебаркадер!            
     – Ну, ты чего, не узнал? –  голосом сына Зои Петровны спросил дебаркадер.
     Дебаркадеры Мишаня не любил.