Появился на свет в небольшой уральской деревушке Чусовая, на русской печи, в доме бабушки Дарьи (именно она, как понимаю, и принимала роды). Произошло это в первой половине февраля, когда бушевали метели и царствовали лютые уральские морозы. По этой причине или по какой-то иной, сразу меня не окрестили. А потом, спустя пять месяцев, началось то, что началось – Великая Отечественная война. Понимаю так, что, после того как отец добровольцем ушел на фронт, матери было не до моего крещения. Замечу: кроме меня, сосунка, на маме висели еще четверо детей.
В страшную военную годину судьба меня пощадила: выжил. Хотя соседки, глядя на меня, полуторагодовалого, качали головами и говорили матери:
— Не жилец, нет, не жилец.
В самом деле, моих жизненных сил не хватало даже на то, чтобы свою голову удержать на плечах: большая голова тянула рахитичное тельце в свою сторону и валила на бок, а самостоятельно встать уже не мог.
Кому-то было угодно, чтобы остался все-таки на земле. Кому-то – да, но только не родителям. Через два года после того, как отец вернулся из госпиталя, ненавистно глядя на меня, родитель сказал:
— Лучше бы ты околел, чем Вовка!
Вовка – это отцовский любимец, родившийся на два года раньше меня и умерший в 1942-м.
Короче говоря, не околел. А мать часто в мой адрес говорила неизменное:
— У… нехристь проклятый!
Детским умом не мог сообразить: я, все верно, нехристь, то есть некрещеный, однако почему проклятый; где и в чем моя вина; кто проклял и за что?
Вот и рос, выживал нехристью. Потом, когда стал уже самостоятельным, сделала свое грязное дело коммунистическая пропаганда. Нет, не стал ее трубадуром и яростным гонителем Веры, однако вопрос крещения все-таки отошел на второй план.
ЕКАТЕРИНБУРГ – ПЕНЗА, февраль 2015
