Сегодня красные проблески света освещали пол замысловатыми узорами, раскинувшимися под гулкими сводами, что нависали подобно небесной тверди, пока время ютилось на отметке «Никогда». «Никогда» было чужим, но уютным, свежим и тусклым, оно разверзлось пропастью, ограничившей весь наш мир крохотной сценой, края которой с аппетитом глодал непроглядный мрак. Я казался себе безжизненной фигуркой, которая с глупым видом созерцает фальшивый снег, внутри стеклянной сферы, пусть и не помнил откуда ко мне пришло такое сравнение. Может быть, ею я и был, сидя в самом центре площадки, заметаемый рыжим пеплом.
Мне подумалось, что каменное «небо», должно было бы вызывать ужас — пропускающее этот таинственный свет, испещрённое странными символами, нависая грузным коконом, стесняющим движения, дыхание, даже мысли. Кажется, когда-то я страдал клаустрофобией, но ныне позабыл как бояться.
Сегодня тишина расползалась безобразным пятном, заливая уши неприятным звоном, доселе неслышным из-за полога мыслей и окружающей меня жизни. Было бы ложью, сказать, что помню о ней, но, по крайней мере, так я это чувствую. Это мои бумажные цветы и искусственные фрукты, нарисованные звери и мнимый свет — мои вымышленные воспоминания. Потому что страшнее быть вовсе без них. Но время и правда двигалось здесь иначе. Трудно сказать идёт ли оно вовсе. Происходящее бывает быстрым и бывает медленным. Сверкающие частички летят в лучах света то спокойно, то растревожено. И, вообще, откуда я взял это самое «Время»? Перебирая и проговаривая в своём уме это слово так, как слепой перебирает монеты, силясь оценить их, я представлял разноцветные нити, сплетающие ткань пространства и в то же время уходящие куда-то ещё, будто бы устав заниматься одним и тем же. В изнаночную часть мира.
Тебя зовут Идея, и сегодня ты впервые отважилась посмотреть вниз. Осторожно, чуть ли не крадучись, ты подошла к краю и, склонившись, заглянула в зияющую бездну, которая уходила вдаль, облачаясь в туманную дымку непроглядной темноты.
Тебя зовут Идея, хотя ты и не называла мне своего имени. Ты всегда молчишь, а я внимаю каждому твоему непрозвучавшему слову. Трудно сказать, что более чудно - твоя способность молчать, или моя — вдыхать твои мысли до последнего привкуса эмоций. И я не знаю как может быть иначе. В твоих прекрасных глазах всегда читается мимолётный смешок, делающий тебя столь таинственной, словно ты знаешь всё обо всём. Случись подобное со мной, я бы тоже молчал.
Сегодня ты впервые была далеко. Весь наш крохотный остров словно растянулся в одну тонкую струну, которая затряслась подо мной, привычно не издав ни единого звука, а ты была где-то там на другом её краю и не видела, что меня вот-вот стряхнёт вниз. Я впервые не знал, что у тебя на душе, не мог заглянуть в глаза, не слышал ни твоих, ни собственных мыслей. Паника охватила всё моё существо, и вот оно! Время неслось мимо меня красочными лоскутами, пепелинки горели, взвиваясь огненным вихрем вокруг меня. Река времён накатывала, разбиваясь об мой слабый стан и забрасывая ядовитыми брызгами, а я смотрел и смотрел на твою фигуру, замершую на краю пропасти. Выступившую против этой суеты своим безмятежным спокойствием. И время струилось мимо тебя, выказывая своё уважение. В этот миг я был живее, чем когда-либо.
Меня зовут Голос. Или звали когда-то. По крайней мере, мне так кажется, пусть я уже не уверен. Был ли я им? Был ли он мной, и если да, то в какой момент он затих, наполненный страхом дрогнуть или наткнуться на стену всеобщего непонимания. Ощущая всё это, я испытываю двоякое ощущение радости. Всё моё существо радуется, ведь ныне подобные горы вопросов более не стараются обрушиться на меня каскадом, дабы погребённый, я отрёкся от всего, во что верил. Сейчас я верил лишь в то, что вижу. Я верил в Идею.
Сегодня, я сделаю то, на что не отваживался ранее. На миг покачнувшись, я поднимаюсь с уютного насиженного места, чтобы быть ближе к ней. Каждый последующий шаг становится всё более уверенным. Нужно быть крайне уверенным, чтобы шагать ровно и очень свободным, ведь только тогда твой груз не будет прибивать тебя к земле. Чтобы ноги не вело в сторону от близости пропасти, что разверзла свою хищную пасть, алчущая утолить свою вечную жажду. В её глубинах плескалось море, раз за разом оно накатывало на каменную опору, что удерживала наш крохотный мирок. Она разрушалась и осколки падали вниз, следом за огромными валунами, что вместе с клубами пыли врывались в волны и их поедали воды. Но с каждым разом она не становилась ни тоньше, ни хрупче. Как и Идея я всё стоял и смотрел в бездну и вновь не слышал никакого шума. Ни единого звука не рождалось этой вечной войной воды и камня. На миг я подумал, что оглох, но стоило шепнуть, как на мгновение тишина улетучивалась. Мне кажется, что здесь каждый слышит лишь тот звук, который рождает сам. Слышат ли волны свой грохот?
Прошла ли вечность или только секунды? Я знаю лишь то, что вместе с неизвестностью растаял и интерес. Для нас обоих это открытие стало новой данностью, обыденной и привычной. Мы привыкаем ко всему, вплетаем реальность в домыслы и, успокоившись, останавливаемся, довольные своим миром, в котором ничто не пугает нас. С этими мыслями я ложусь на своём месте в центре крохотной сцены. Я пою о бескрайнем небе и крохотных звёздах, о дорогах столь длинных, что, кажется, они могут достать до этих звёзд, а ещё о храбрецах, идущих по этим дорогам. И пусть Ты не слышишь меня, но привычно положив голову на мою грудь, ты чувствуешь вибрации и тепло. Сегодня они только для тебя и меня. И так будет, пока я не открою глаза...
