Помотало меня по земле по нашей матушке. Много сапог истоптали мои ноженьки по полям и лесам бескрайней нашей Родины. Километры трасс газонефтепроводов проложила наша бригада по топям и болотам не хоженым.
Довелось однажды во дремучих лесах Владимирских наткнуться нашей колонне на забытую богом и отечеством деревеньку под названием Малые Ямки. Когда-то и там была цивилизация, процветал колхоз, фермы навозом благоухали, поля колосились глаз радуя, люди жили в избах рубленных, детишки голыми пятками сверкали, а нынче из жилых домов только десяток хибар и осталось. Вот возле этих осколков цивилизации мы свой нефтяной городок и поставили. Любо ещё электричество сохранилось.
Как обустроились, я так сразу по домам прошелся, разузнать есть ли у кого домашние пернатые. Люблю сырое яичко выпить, домашнее не магазинное, да и парным молочком разживиться не мешало бы. Нашел старичка, что имел козу и курей несколько, мы с ним и сладились. Будет меня снабжать свежими яйцами. Пяток в неделю и довольно, а иногда и молочком козьим побалует.
Зашел ввечеру забрать свои деликатесы и хотел расплатиться, а он денег не берёт. Нет! Ну, ни в какую! Садись, — говорит — за стол, поговорим и всего делов-то.
Я понял по своему, сбегал к себе в вагончик, достал заначку в 0,5л., — принес.
Посидели мы с ним, закусили. Он мне про себя и корни свои рассказал, как отец его и дед были собирателями и сказителями русского поэтического фольклора, черпая репертуар свой из неиссякаемого источника народных традиций и сказаний.
Много к ним народу раньше хаживало. Соберутся, бывало, со всех окрест, сядут вкруг, закурят. В сизом махорочном дыму дед возьмет в свои руки инструмент, свою балалайку, и весь вечер до ночи то сказки сказывает, то песни поёт, подыгрывая себе на струнах. А люд крестьянский, затаит дыхание и слушает фантазии певца — о птицах заморских, о чудесах не виданных, отдыхая от докучливых мыслей о жизни своей не радостной, от отупляющей работы, от гнетущей действительности.
К ним даже из Ленинграда профессора приезжали, всё выспрашивали, интересовались их творчеством, записывали.
Сказки, они же из уст в уста передавались и с каждым другим исполнителем обогащались чем-то новым, свойственным только данному рассказчику или наоборот что-то теряли, искажая первоначальный текст. Одна и та же сказка могла быть рассказана по-разному двумя исполнителями и иметь даже коренные различия. Всё зависело от одарённости фольклорного певца, который в той или иной мере являлся в данный момент новым автором произведения.
Вот и мне дед Чик, так его прозывали, поведал неизвестную до сей поры сказочную историю.
Размяк старик после рюмки, увлажнились глаза его, некогда с синевой небесной сравнимые, теперича облака белёсые твердь небесную застилали. Достал он инструмент свой наследственный, дедовскую балалайку, и полилась его гладкая речь, поддержанная жестами и мимикой. Звуки струн перекликались с интонацией его голоса, который, то возвышался, теряясь в низких потолках горницы, то понижался до холодных глубин его погреба. И я был уже не только слушателем, но и зрителем театрального действия.
Вот таким образом узнал я продолжение сказки Колобок. Все знают, чем старая сказка оканчивается. Обманула хитрая лиса беспечного хвастунишку и ам, проглотила его. А дед с бабкой как жили в нужде безрадостной так в ней и остались. И никому невдомёк, что эта история обрела продолжение благодаря неистощимым фантазиям русских сказителей — настоящих хранителей духовных ценностей народа, подвижников поэтического фольклора. Выглядит оно довольно поучительно.
Вот эту сказку мне и поведал потомственный сказитель и певец народного эпоса житель деревни Малые Ямки Владимирской губернии Аким Мелентьевич Ширяев по прозванию дед Чик.
Проглотила Лиса Колобок. Сидит себе ухмыляется, сыта и собою довольна. Солнышко припекает, ко сну располагает. Только – только Лиса задремала, разомлела, вдруг слышит — по лесу шум, треск стоит, сороки застрекотали. Это Медведь, хозяин здешних мест идёт, дороги не разбирает, ломиться напрямки сквозь кусты и крапиву.
— Что это ты, Мишенька, идешь хмурый такой? Али кто обидел воеводу нашего? Али кто осмелился перечить головушке премудрой? Поделись горькими мыслями, вдвоём - то оно горе слаще. — Обращается лиса к медведю, величая на все лады.
А сама ходит вкруг медведя, ластиться, морда в улыбке расплылась, голову к земле прижимает, срам свой хвостом прикрывает.
Медведь сел на траву и заревел.
— Встретил я нынче утром колобка пшеничного, песенок его понаслушался. А как аромат свежевыпеченного хлеба вдохнул, так весь слюной изошёл. Хотел его проглотить, а он проворней меня оказался, только я его и видел. Утёк паршивец эдакий! Хожу вот ищу его, нерадивца! Несдобровать тому кто съест его !
— Ах, Мишенька, как мне тебя жалко, как тебе я сочувствую в твоём горюшке.
А сама подальше, подальше от медведя отходит. Раздумала перед медведем похвастать , что она колобка съела.
— Я как будто сердцем чувствовала горюшко твоё великое, от того и решила помочь тебе наказать бездельника и проучить не покорного, чтобы неповадно было ему, воеводе нашему перечить. Поймала я его, и наказала по справедливости за вину дерзновенную, упрятала, да так что не убежит более.
— Ах, спасибо тебе Лиса-кумушка, не знаю как тебя и благодарить. Приходи вечерком в гости, чайку попьём с малиною и колобка приноси — отведаем.
— Ладно забегу ввечеру. — Сказала лиса и только её медведь и видел.
Бежит рада — радёшенька, от медведя ушла. Полный желудок скорость сбавляет, из нутра поучает. На быстрый шаг перешла, а вскоре и вовсе поплелась нога за ногу. Идёт к цветочкам принюхивается, бабочками любуется, песенки знакомые подмурлыкивает.
Вдруг из кустов Волк прыг, и дорогу ей преградил. Серый такой волк, глаза желто-зелёные, глядят исподлобья. Обошел лису кругом, обнюхал. Документ свой предъявил в виде оскала волчьего и уселся, в зубах ковыряет. Лиса оправилась от неожиданности, потянулась до хруста в суставах, стала перед волком прохаживаться. Хвост трубой подняла пред волчьим рылом, грехи все свои выказывает, бесстыдством похваляется. Принюхался волчище, подобрел, документ свой спрятал
— Как живёшь Куманёк? Куда путь свой держишь? — Ласковым голоском лиса спрашивает.
— Повстречал я в лесу нашем Колобка. Такие песни мне пел, да сказки сказывал прямо-таки здешних мест сказитель. Так душу мою растревожил, разволновал, до слёз чуть было не довёл. Спасибо моему волчьему аппетиту, вразумил меня, да только поздно. Сбежал поскрёбыш, только его я и видел. Рыскаю вот по тропинкам, след ищу. Не видала ты его, кума?
— Видала, как не видеть. И песенку его слыхала, про то, как он вас с медведем обманул.
Волк сидит зубами голодными щелкает. Желто-зелёные глаза красным огнём загорелись.
— Вот я и подумала, стоит наказать за это проказника, поймала и спрятала.
— Вот так лиса, молодец! Важно удумала. А куда ты его спрятала? Не убежит?
— Так закрыла не убежит. Крепки мои запоры. Приходи вечером к медведю там всё и узнаешь.
А сама ближе к кустам.
– Мне сейчас не когда. Спешу. — Только хвост её волк и видел.
Бегала, бегала лиса по лесу, а похвастать-то хочется и не удержалась, всё сороке выболтала. Про то, как она колобка обманула, а медведя с волком в дураках оставила. Наконец-то потешав свою душеньку тщеславную, пришла очередь на солнышке погреться, на травке поваляться. Глядь, а на встречу ей заяц скачет. Вот так удачливый денёк выдался, и хлеба наелась и зайчатина прямо в пасть метит. Притаилась за кустиком. Заяц допрыгал до места, приостановился передохнуть, дух перевести. Лиса тут как тут, из кустов выскочила, хвать зайца за шиворот, и прижала.
— Какой же ты братец право не ловкий. Так скачешь, что и под ноги не смотришь. Меня чуть было не зашиб.
— Бегу, сестрица Лиса, тебя ищу, — запричитал зайчишка.
Удивилась рыжая, век такого не бывало, что бы зайцы лис искали.
— Отвечай, зачем я тебе понадобилась! — Властным голосом зайца вопрошает.
— Как же мне тебе отвечать, дорогая сестрица Лиса, ты меня так прижала, что не вздохнуть, не охнуть.
Ослабила Лиса свою хватку.
— Прознали Медведь с Волком, что ты лиса колобка съела, обманула их, и решили тебя проучить. Везде тебя ищут. Я как услыхал так скорым ходом к тебе, предупредить.
Я - то лучше других знаю, где тебя искать.
Ойкнула рыжая обманщица, икнула и выпустила серого. А тому только этого и надо. Прыснул в сторону и как дал стрекача, только пятки засверкали, поди догони. Лиса было бросилась за ним, но чувствует что-то у неё в животе засубдило, заурчало. Скрутило лисий живот, хоть волчком крутись. Два шага пройдёт — присядет. Два шага пройдёт, опять присядет, а как присядет так из неё колобками так и хлещет с посвистом. Совсем не мил стал белый свет.
Бабка близорукая, по сусекам мела, по коробам скребла, да видно со слепа пыли с мусором намела, да мышиного горошка наскребла. Посчастливилось деду: не опробовал бабкиного кулинарного дива.
А тем временем погоревал дед погоревал без обеда, да и в лес собрался. Взял с собой самострел, может дичина какая попадётся. Идёт он по лесу по тропинке, к кустам приглядывается, на деревах тетёрок высматривает. Глядь, а в кустах лиса сидит, будто прилипла. Не чует беду, своим делом занята. Подкрался дед ближе, чтоб наверняка, и подстрелил рыжую проказницу.
— Вот удачная охота, — обрадовался старик, — правда шкура дерьмом попахивает, но это исправимо.
Снял он шкуру и на базар отнёс, тушку в суме своей схоронил. Обменял шкуру там на мешок муки и бутыль масла, да в придачу горшочек со сметаною выторговал.
Пришел старик домой радостный. Старуха ему пирогов напекла с луком да щавелем, а из мяса щи сварила с крапивой, наваристые получились.
Знатный обед у стариков выдался. Спасибо непослушному колобку. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
А мораль той сказки такова: — На чужой каравай рот не разевай.
10.04.2015 г.
Позвольте поинтересоваться: не вы ли придумали замечательное продолжение известной сказки или рассказ в самом деле документальный — с изображением реально существующего деревенского сказителя?
Интерпретация известной сказки это новый иногда даже интересный поворот событий. Ну а продолжение да еще с моралью хорошее дополнение в копилку детских воспоминаний. Удачный сюжет
