Наше чёрно-белое чудо

    Это было в 1993 году. Начало ноября. На улице становилось всё холоднее, пробрасывало первым снегом. Тогда в нашем подъезде появился котёнок. Сам чёрненький, лапки белые. К тому же на грудке беленький «галстук». Он громко и жалобно мяукал, сидя у мусоропровода сначала на втором этаже, а потом у нас на девятом.
    Я вышел из квартиры и стал ждать лифта. Котёнок громко мяукнул, глядя на меня. Я подозвал его, но он не подошёл. Вечером, вернувшись со школы, увидел, что мой старший брат и младшая сестрёнка пустили беднягу домой, накормили. Котёнок был бездомный, но видимо на улице пробыл не очень долго: был чистенький.
    С работы пришла мама, увидела это маленькое уличное чудо. «Никаких котов, – категорично заявила она. – Животное – это ответственность, за ним ухаживать надо». Но, конечно, выгнать котёнка обратно на улицу было невозможно. Назвали «необычно»: Мурзиком.
    Наш новоявленный питомец всё же успел натерпеться на «воле». Кто-то обрезал ему усики. Надо же быть такой сволотой, чтобы над этим чёрно-беленьким чудом издеваться. К тому же котёнок сильно намёрзся. Где-то месяц он большей частью просто лежал у обогревателя и спал. Но потом повеселел, стал бегать по квартире, играть с бумажным бантиком, привязанным на верёвочку. Так и прижился.
    Помню, мы с сестрой сажали Мурзика в маленькие игрушечные санки и возили из комнаты в комнату. Он сидел такой важный, и на мордочке было написано: «Покатайте меня».
    Разбаловали нашего аристократа мы, конечно. Кормили рыбой и мясом. Никакой ерунды овощной он и не притрагивался. Спал большей частью на кровати. Запрыгнет, разляжется. Если бы говорить умел, наверняка сказал бы: «Подвинься, хозяин!». С возрастом Мурзик стал большим соней. Бывало, уляжется на край кровати, а голова вниз свисает. И спит, хоть бы хны!
    Мурзик достаточно быстро стал котом домашним и на улице чувствовал себя неуверенно. Отпускать гулять на улицу одного мы его не решались. Во дворе было много собак, да и сам мог уйти и потеряться. Выгуливали его на поводке. Наш герой уже при звуке едущего лифта прижимался к маме, которая держала его на руках, а попав во двор, прижимался всем телом к земле и крался по-пластунски. Бывало, в траву заберётся, только хвост и уши торчат. После прогулок таких вымазывался наш аристократ до такой степени, что из цивильного чёрно-белого кота превращался в пролетарское пыльно-серое нечто.
    Купаться особо не любил, но после уличных приключений без водных процедур было не обойтись. Мыли мы его вдвоём с мамой – одному с ретивым кошаком было не справиться. Мурзик не относился к числу тех редкостных представителей кошачьего рода, которым купание в радость. Сопротивлялся отчаянно, но под конец процедуры всё же замолкал: а чего возмущаться, вода тёплая, моют тебя, обхаживают.
    Так и прожил питомец у нас девятнадцать с половиной лет.
    Совсем недавно не стало его.
    Мурзик всегда бежал к двери и встречал всех, кто приходит. Сейчас я живу в другом городе, к маме приезжаю почти каждый месяц. Но когда переступаю порог родного дома, всё ещё появляется мысль: «Почему Мурзик не встречает?». А потом вспоминаю, что нет его…