Духи с запахом моря

Мамочка, ну хоть кусочек. Я отрежу.
Мать покорно положила в рот яблочную дольку.
- Очень вкусное, Руся. Сам поешь. Пожалуйста.
Руслан с хрустом надкусил сочное яблоко.
- Я же тебе жоворил, что оно вкужное, - пробурчал он с набитым ртом. Мать улыбнулась.
- Ну, беги, Русенька. Пообедай.
- А ты?
- Я потом. Сейчас что-то не хочется.
- Надо есть, чтобы поправиться, - серьезно заявил Руслан, и вышел из спальни.
В гостиной он украдкой бросил взгляд на книжную полку, где за синим томиком сказок Андерсена лежали заветные духи, и побежал на кухню.
- Ты где был так долго? – Бабушка поставила перед ним тарелку с перловым супом.- Ешь, давай.
- В школе после уроков оставили. Надо было класс убрать,- не моргнув глазом, соврал Руслан. Для святого дела не грех и соврать!
Тут в дверь кто-то позвонил, и бабушка отправилась во двор. Вскоре на пороге появился высокий седой человек, мамин доктор. Он навещал ее раз в неделю, слушал, делал уколы, разговаривал, улыбаясь и покачивая головой.
Бабушка тихо спросила:
- Ну как?
- Состояние стабильное. Надо поддерживать силы. Пусть ест все, что хочет.
- А… а сколько?
- Недели две-три. Ну, до праздника, думаю, ничего не будет. При мальчике держите себя в руках.
- А что еще остается, доктор? – сказала бабушка еле слышно.
Проходя мимо комнаты, доктор потрепал Руслана по щеке, и весело сказал:
- Ну чего, серьезный такой? Все будет хорошо с твоей мамой. Учись отлично, чтобы ее не огорчать.
- У меня все пятерки, - буркнул Руслан. Ему не нравилось, когда с ним говорили как с маленьким.
-  Вот и молодец! – Доктор кивнул бабушке, и вышел во двор.
Бабушка закрыла входную дверь и вернулась на кухню прямая, строгая, с поджатыми губами.
Прошло несколько недель. Руслан ходил в школу, вовремя возвращался домой с дневником, полным пятерок, и, с нетерпением, ждал каникул, когда можно будет наряжать елку. Он давно приготовил подарки бабушке и отцу: для бабушки выжег маленькую разделочную доску, а отцу нарисовал лихого наездника на горячем скакуне, красиво свернул картину в свиток и завязал синей ленточкой. Духи для мамы по-прежнему скромно стояли за томиком Андерсена и дожидались своего часа.
Мама все время лежала на высоко поднятых подушках. Бабушка приносила ей еду на подносе, но мама ела очень мало. Руслан приставал к ней, умоляя съесть хоть дольку апельсина или яблока; мама старалась его не обижать, и все гладила по щеке. Отец подолгу сидел на пуфике, держал жену за руку, что-то тихо говорил. Руслан нетерпеливо ждал, когда тот выйдет, и можно будет снова прижаться к маминой руке.
25 декабря Руслан наряжал елку. Бабушка долго ворчала, что ей некогда, и, вообще, не до этого, но, все же, кряхтя, полезла на антресоли и вытащила старую искусственную елку и коробку с игрушками. Руслан украшал ее четыре часа! Он отходил, придирчиво рассматривая, где не хватает игрушек или серебряного хрупкого дождя, перевешивал красные, зеленые, золотые шары, разрывал вату, накидывая ее снегом на тускло-зеленые ветки.
Потом он помчался на кухню обговаривать с бабушкой праздничный обед. Конечно, это будут не мамины слоеные валованы с тающей во рту начинкой, и не затейливо украшенные высокие салаты, но на румяную, зажаренную курочку с картошкой и душистые мандарины рассчитывать можно.
Бабушка выслушала его спокойно, велела говорить тише и отослала из кухни. Руслан вышел от нее, окрыленный какими-то смутными надеждами.
В томительном ожидании прошло еще несколько дней. До Нового Года осталось всего ничего. И вот, наконец, страшно взволнованный, и оттого, казавшийся себе очень красивым, Руслан отправился спать, с тем, чтобы потихоньку встать ночью, и положить под елку подарки.
Он долго ворочался, сбивал одеяло в кучу, снова расправлял его, прислушивался к неясному шуму из-за плотно прикрытых дверей кухни (бабушка о чем-то говорила с отцом), ждал, когда они улягутся, и, наконец, уснул глубоким детским сном.
Пришедший под утро врач вполголоса говорил бабушке и отцу:
- Уведите куда-нибудь мальчика. Не надо ему видеть все это. Крики, шум, плач. Нежный он у вас. Испугается.
Руслан не слышал, как отцовские руки подхватили его и, прямо с одеялом вынесли в дядину машину. Он крепко спал, разжав потную ладошку.
На скомканной в гармошку простыне остались деревянная разделочная дощечка, изрядно помятый свиток с лихим наездником и небольшая белая коробочка с аккуратной надписью: «Маме».