Когда я впервые увидела дедушку, ему уже стукнуло сто двадцать четыре года, хотя это вовсе не было глубокой старостью, особенно учитывая достижения современной медицины. Дедушка жил в небольшом старом доме с облупленной краской на фасаде, который одной стороной выходил на проспект, где никогда не прекращался оживленный поток неомобилей, а другой - в глухой двор, сжатый белоснежными стенами многоэтажных новостроек. Каким-то чудом дедушкин дом не снесли в начале грандиозного строительства, развернувшегося около тридцати лет назад, наверно, потому, что он очень хорошо скрыт и спрятан среди окружающих его красивых новеньких стоэтажных громадин. Если не знать, что на этом квадрате земли стоит дом, то можно пройти мимо и даже его не заметить. В крошечном дворике растет чахлое дерево, которое пытается расцвести каждые три месяца, принимая очередной сезон за весну и не зная, что благодаря приборам в Центре Метеоконтроля, контролирующим климат, нам совсем не обязательно ждать весну, чтобы настала теплая и сухая погода. Говорят, что раньше, когда еще не было таких приборов, люди полностью зависели от капризов природы, потому что осенью шли долгие дожди, летом стояла жара, весной - туман и слякоть, а зимой наступали жуткие морозы, и им постоянно приходилось под все это приспосабливаться. Бедняги.
В своем доме дедушка жил один- с тех пор, как умерла бабушка, его третья жена и мама моей мамы. Бабушку я не помню, о ней мне только рассказывали мама и Джен - моя старшая сестра. Зато к дедушке мы приезжали довольно часто, два или три раза в год. Каждый раз он встречал нас радостно и очень гостеприимно, с забавными старинными манерами хозяина дома, принимающего гостей и считающего своим долгом развлечь их и лично угостить чем- нибудь вкусненьким. Это было очень смешно, потому что теперь так уже никто не делает. Все знают, что достаточно просто расставить везде столики, подключенные к телематическим каналам доставки еды, и включить пару музыкальных стен, и гости сами себя обеспечат всем необходимым.
Но в дедушкином доме не было даже следа современности, что неизменно изумляло меня каждый раз, когда мы туда приезжали. Этот дом принадлежал совсем другой эпохе, о которой сейчас никто ничего не помнит. Там повсюду стояли книжные шкафы из натурального дерева, стены были оклеены бумажными обоями, на которых висели десятки вырезанных из дерева безделушек, на окнах висели занавески, на кухне мы ели из старинной фаянсовой посуды под музыку из старинного магнитофона, а читать можно было при свете старого желтого абажура. И там были книги. И фотографии. В каждой комнате. Фотографии были самыми разными: цветными, черно- белыми, со странным коричневым оттенком. На них были изображены панорамы городов, пейзажи, люди. Если ходить из комнаты в комнату и все время разглядывать эти фотографии, то в них, казалось, можно было заблудиться. А книги просто приводили меня в замешательство. Зачем, постоянно спрашивала я себя, ну зачем человеку нужно столько книг? Их было столько, что они не помещались в шкафы и были сложены в стопки, которые лежали повсюду, так что иногда попасть в другую комнату было затруднительно.
Еще в зале стоял старый телевизор, и на нем можно было смотреть фильмы, записанные на диски. Дисков у дедушки было немногим меньше, чем книг, и они лежали в картонных коробках, поставленных друг на друга в каждом свободном углу. А в дедушкином кабинете- небольшой комнатке, битком набитой полированной деревянной мебелью,- в шкафах хранились журналы и газеты. Многие из них уже пожелтели от старости, у других выцвели буквы, третьи были зачитаны и затерты до белесых пятен на бумаге. Те номера, которые находились в особо плачевном состоянии, дедушка складывал в папки и перехватывал эти папки резинками.
Все это разительно отличалось от привычной нам всем хромированной белизны и ничем не загороженного простора квартир, домов, торговых залов, учебных аудиторий и прочих современных помещений. Поэтому в дедушкином доме, этом хранилище древних и никому не нужных вещей, мне было не по себе, в отличие от родителей и Джен, которые уже давно привыкли к этому дому и добродушно называли дедушку «старым чудаком».
Однажды, когда я несколько дней гостила у дедушки, я неожиданно для самой себя нашла среди сотен фотографий, развешенных и расставленных по всему дому, несколько черно- белых изображений, которые повторялись по нескольку раз. Это были фотографии одной и той же девушки, явно сделанные в разные периоды ее жизни. На одних она была очень юной, едва ли намного старше меня, и казалась настоящим ангелом в воздушных кружевных платьях, с изящными локонами и наивными, восторженно распахнутыми глазами, а на других - необыкновенно красивой молодой женщиной с короткими светлыми волосами, густо подведенными глазами, с длинными массивными серьгами и грустью в глазах. Ее взгляд был необыкновенным, казалось, она смотрела сквозь время прямо на меня, и это поразило меня до глубины души.
Я отправилась на поиски дедушки и нашла его на улице, сидящим на скамейке, с которой давным-давно слезла краска, под чахлым деревом, изо всех сил пытающимся зеленеть. Стоял теплый летний вечер, медленно краснеющее закатное небо расчертили белоснежные линии следов скоростных вечерних необусов, и во дворик, куда из-за огромных новостроек никогда не заглядывало солнце, доносился отчетливый непрерывный шум мегаполиса. Я присела рядом с ним, показала ему одну из фотографий и спросила, кто это. Дедушка долго молчал, невидяще глядя в пространство, и тогда я в первый раз подумала о том, что, в сущности, мы никогда друг друга не знали.
А потом дедушка рассказал мне об Эвелин Хейзер, чья недолгая, но яркая жизнь пришлась на середину прошлого столетия. Об очень талантливой актрисе, певице и танцовщице, за чье участие в кинокартинах платили сумасшедшие по тем временам деньги, о живой музе для художников, поэтов и режиссеров, чье творчество стало олицетворением целой эпохи. О том, что прежде чем стать знаменитой и богатой, она пережила смерть родителей, сиротский приют, исправительный дом для малолетних преступников, бродяжничество и, в завершение всего, туберкулезную лечебницу. О красивой жизни, которую она вела после того, как к ней пришел успех. О творческом кризисе, который превратился в кризис жизненный и привел к тому, что ее нашли мертвой в гостиничном номере накануне ее тридцать третьего дня рождения.
Солнце село и наступила ночь, а мы еще говорили. Дедушка совершенно преобразился, рассказывая эту историю так, что я непостижимым образом почувствовала себя так, словно сама была ее участницей. Участницей событий, происходивших за столетие до моего рождения, в совершенно другом мире. Это было поразительно. Наше поколение, родившееся уже глубоко после великого технического прорыва, изменившего мир почти до неузнаваемости, с историей не знакомо и ей не интересуется, у нас совсем другие заботы, и я всегда считала, что все то, что произошло раньше, чем тридцать лет назад, внимания не заслуживает. Прошлое - оно на то и прошлое, что давно прошло и больше не вернется, зачем что-то выяснять о давно ушедшем времени, когда есть настоящее - вот оно, прямо перед тобой? Настоящее, полное возможностей, идей, занятий, информации - бери, хватай и живи полной жизнью, не оглядываясь назад, не всматриваясь вперед!
Но в тот вечер я почувствовала нечто совсем новое, словно в темноте распахнулась дверь, и из нее хлынул ослепительно яркий свет. Чувство погони за временем… кажется, еще чуть- чуть, и ухватишь его за вертлявый хвостик, потянешь к себе, и прошлое внезапно станет настоящим, вновь оживет, разлепит сонные веки, вздохнет полной грудью и оглядится вокруг. Увидит сверкающие спирали университетов, гигантские частоколы небоскребов делового района, стеклянные иглы вышек - остановок неолетов, проносящихся серебристыми стрелами на сумасшедшей высоте и скорости по специально проложенным воздушным трассам, неоновые красные, фиолетовые и зеленые росчерки скоростных уличных трасс, но нигде не увидит ни зеленых парков, ни скверов, ни уютных кафе, ни старинных особняков,- бесценных памятников архитектуры, и, сурово нахмурив брови, потребует ответа с каждого из нас за то, что мы тут успели натворить.
И что отвечать - неизвестно.
Дедушка как будто закончил свой рассказ, но осталась некая недоговоренность, повисшая в воздухе, и я ощущала ее так же отчетливо, как тепло летней ночи. Наконец дедушка сказал, что никого в жизни не любил так, как Эвелин, но с самого начала знал, что вместе им не быть. «Она была рождена для славы и для сцены,- задумчиво добавил дедушка.- Я понял это сразу, как только увидел ее в той лечебнице, ослабевшую от болезни и от голода, в ужасной больничной одежде и с обритой головой. Это читалось в ее взгляде. Артист от Бога- это, прежде всего остального, очень сильная личность. Со стальным характером. Все талантливые люди достойны уважения не столько за их талант, сколько за их тяжелый, изнуряющий ежедневный труд, без которого они бы никогда не стали по- настоящему талантливы». Я спросила, как он попал в такое место, как туберкулезная лечебница, и дедушка, невесело рассмеявшись, объяснил, что помогал матери, работавшей на трех работах, дежурить в ночную смену, чтобы она могла поспать, пока он бдительно следил за больными. Он вспоминал о том, как навещал Эвелин и тайком приносил ей гостинцы, хотя дома они с матерью едва ли не голодали, о том, как они приютили Эвелин у себя, когда ее выписали из лечебницы, и о том, как он помог ей устроиться в школу, хотя сам он уже оттуда ушел, чтобы начать работать. Потом вспоминал, как ходил вместе с ней на все ее прослушивания, потому что она боялась идти туда одна. А потом - о том, как она стала недосягаемой звездой, которая блистала на сцене и в кино, а ему оставалось лишь наблюдать за ней издалека, всю неделю копить деньги на билет, чтобы пойти на ее концерт, или сходить на фильм с ее участием. А потом - как он оказался единственным человеком, кто мог организовать ее похороны, поскольку все продюссеры, все адвокаты, все ее любовники и прочий ушлый народ успели обобрать бывшую звезду до нитки, и дедушке пришлось продать недавно купленный автомобиль, чтобы собрать достаточную сумму денег.
Рассказ был закончен. Последний недостающий паззл нашелся, и картинка теперь была цельной. И все в этой картинке было дико для меня. Я не могла представить себе ни людей, попавших в такую ситуацию, ни то, как такая ситуация вообще могла возникнуть. Мир, в котором я выросла и который полагала единственно возможным вариантом для нашего существования, рушился прямо на моих глазах, а я могла только беспомощно наблюдать за этим.
Все лето я почти каждый вечер приходила к дедушке, чтобы послушать еще одну историю из его жизни, богатой на события и на людей. Теперь мне хотелось сложить другую картинку, и паззлов для нее требовалось не меньше, чем прожитых дедушкой дней. И очень быстро я поняла еще одну вещь - чтобы яснее представлять себе то время, о котором мне рассказывал дедушка, мне нужно познакомиться с теми фильмами, книгами, музыкой и даже журналами, которые
