Последняя ставка, глава 1

Безмятежность космоса всегда завораживает. Очарование холодной пустоты, беспощадной к возомнившему себя властелином Вселенной человеку едва ли можно сравнить с женской красотой, ведь она так скоротечна, а звёзды живут миллионы лет. Следует ли считать это причиной тому, что, едва человечество сменило мили на световые годы, сотни тысяч романтиков устремились в глубины неизведанного пространства, питая надежды первыми познать его тайны? Вероятно, так оно и есть. Мечтателей влекут тёмные пятна на картах, будь то карты земные или звёздные. Интрига, заключённая в этих пятнах, порождает приятное волнение, вроде того, что юноша испытывает перед первым отправлением в розовое море страсти, завоевав сердце прекрасной нимфы. Многие из тех, кто познал упоение звёздами, охладевали к обыденной жизни, они видели смысл своего бытия лишь в том, чтобы уединиться с космическим океаном и его секретами, оставляя невест и жён, продавая фамильные дома ради того, чтобы обзавестись построенными на орбитах заселённых планет космическими тихоходами. На таких кораблях можно было жить годами, не заходя в порты с тем, чтобы пополнить запасы топлива и воздуха, а в оранжереях, обычно идущих в комплекте, никто не мешал выращивать годные в пищу плоды. Впрочем, подобные гиганты были объектами вожделения не только исследователей. Зачастую их покупали вполне практичные люди, чья работа была связана с транспортировкой различных грузов на большие расстояния. Исполинские суда и с этой задачей справлялись с блеском, обеспечивая своему владельцу комфорт, несравнимый с условиями штатных тягачей. Позволить себе такую роскошь, разумеется, мог не каждый дальнобойщик, но ведь так было всегда – кто-то жил в глиняных хижинах, а кто-то во дворцах. Такова природа общества, где победило золото. Забавно то, что к нему мир торговли и вернулся, ибо обилие различных валют, возникшее в связи с покорением человеком иных планет, стало непреодолимым препятствием как для любителей опустошить свои карманы, так и для любителей оные наполнить. И то обстоятельство, что многие колониальные миры имели возможность добывать сей драгоценный металл, стало решающим в выборе способа оплачивать свой виски.
Мик Роджерс, средних лет полноватый брюнет с неестественно голубыми глазами, что сейчас устало смотрели на обзорный экран (занимавший почти всю стену необыкновенной величины рубки корабля),  был из тех, чьи монеты недолго грели натруженные руки. Выпивка, топливо, мелкий ремонт «Носорога», великолепного тихохода, ставшего настоящей семейной реликвией. Дедушка Мика, человек небедный и весьма эксцентричный, приобрёл корабль с тем, чтобы завершить свой путь у далёких звёзд. Он вложил в него практически всё своё состояние, обеспечив своему сыну Джону наследство столь же необычное, сколь и полезное в осваиваемом Джоном ремесле. Мик же сначала принял от отца любовь к дальним перевозкам, а затем уже и «Носорога». Содержать такой корабль было недёшево, и, будь Мик хоть чуть-чуть более разумным, он давно бы продал гиганта и приобрёл бы себе судно в разы скромнее. Но Роджерс не умел поступать разумно, а кроме того, он безмерно дорожил «Носорогом», ибо видел в нём вместилище по-настоящему осязаемого тепла, что дарили ему редкие часы, проводимые с отцом. И теперь вместилище это предстояло заправить и подлатать, ибо очередной рейс, коих в последнее время подворачивалось всё меньше, был завершён, и Мик неторопливо причаливал к станции, довольно неуклюжего вида, где рассчитывал промочить горло и, если повезёт, наняться к какому-нибудь богачу с большим сердцем.
Станция «Шамаль», уже третий десяток лет дрейфующая на орбите безжизненной планеты Келлион, что в системе Дизраэли, существовала исключительно за счёт своего выгодного расположения – здесь пересекались, по меньшей мере, два десятка торговых маршрутов, и ежедневно сотни дальнобойщиков оставляли на «Шамаль» по нескольку унций золота. Унции складывались в килограммы, а килограммы сплавлялись в безоблачное будущее хозяина станции, Бентли Кромвеля. Сейчас трудно сказать, какую долю этого сплава составляли монеты Мика, однако бывал на станции он довольно часто. Настолько часто, что бармен уже даже не спрашивал любезно-пренебрежительным тоном: «Чего желаете?», а сразу наполнял стакан на два пальца дерущим горло дешёвым виски.  
- Видок у тебя помятый, - услышал Мик, удобно устроившись за стойкой. Этот голос он знал слишком хорошо. Настолько хорошо, что предпочёл бы засунуть его обладателя в реактор своего «Носорога» и с наслаждением наблюдать за тем, как плоть распадается на молекулы. – Снова дельце неважное выдалось?
Стивен Трамп, цепной пёс корпорации «Гудспид», подмявшей под себя больше половины частных перевозчиков, уселся справа от Мика, бесцеремонно оттолкнув худощавого парнишку, потягивавшего содовую из мутного стакана. Его лицо, в целом привлекательное, лоснящееся от всевозможных кремов и масел (позволявших Трампу выглядеть лет на десять моложе своих сорока), портила неискренняя улыбка. Вроде тех, что дарят продавцы тем клиентам, чей кошелёк к тому располагает. Роджерс ненавидел эту улыбку. Ненавидел Трампа. Ненавидел «Гудспид». И если бы дьявол существовал и предложил бы Мику отдать свою душу за то, чтобы потопить беспринципную корпорацию, тот согласился бы, не раздумывая.
- Я бы послал тебя к чёрту, но тебе и там рады не будут, - процедил Мик, отхлебнув виски и достав из кармана своей выцветшей джинсовой куртки сигареты. Раньше за табачный дым в условиях глубокого космоса нещадно штрафовали, но примерно год назад учёные (видимо, заядлые курильщики) придумали особые воздушные фильтры, позволившие создать зоны для курящих в барах и кафе на орбитальных станциях, а также упростить любителем никотина космические перелёты. Впрочем, Мику до этого не было дела – на своём «Носороге» он сам устанавливал правила, и если и выписывал сам себе штрафы за пристрастие к табаку, то никто об этом не знал.
- Мой хозяин всё ещё надеется, что ты проявишь благоразумие, - Трамп будто бы не понимал, что Мик не расположен к деловой беседе. – Или ты собираешься до конца своей жизни собирать крохи?
- А если и собираюсь, какое тебе и твоему хозяину дело? – огрызнулся Роджерс.
- Такое, что «Гудспид» разрастается. Скоро этих крох не останется. Насколько мне известно, тебе уже сейчас приходится брать сомнительную работёнку. Да ещё и та неустойка…
- Замолкни! – прошипел Мик. – Это из-за вас, мерзавцы, мне приходится брать рейсы через Сектор Банд. Это из-за вас по мне стреляют!
- Это бизнес, приятель. Ничего личного. Ты не сможешь тягаться с «Гудспидом», пора бы уже признать. Подумай, насколько ты бы упростил всем жизнь, если бы подписал с нами контракт. Корпорация в один момент решила бы твои финансовые проблемы…
- Ценой пожизненной кабалы? - усмехнулся  Мик. – Слушай, Стив, я, может, не слишком умён, но и идиотом меня не назовёшь. Так что будь добр, катись отсюда куда подальше вместе со своим «Гудспидом».
- Хорошо, Мик, - Трамп встал со своего стульчика, достал из кармана брюк бумажную салфетку и промокнул губы. – Но если я уйду сейчас, больше «Гудспид» с тобой церемониться не будет. Ты пойдёшь ко дну, приятель.
- Не обольщайся, - огрызнулся Мик. Трамп постоял возле него ещё несколько секунд, затем повернулся и вышел из бара.
- На редкость омерзительный тип, - заметил бармен. – А что у тебя за дела с «Гудспидом»? Обычно люди рвутся под крыло корпорации – там и жить спокойнее, и жалованье постоянное.
- Я тебе скажу, что за дела. Мой отец попался на удочку и тридцать лет проработал на этих тварей. Всё было прекрасно, пока однажды ему не пришло письмо в жёлтом конверте.
- Уведомление об увольнении?
- Именно. «С сожалением сообщаем Вам, мистер Роджерс, что Ваш возраст, более не предполагает деятельность в нашей Компании. Благодарим за длительное взаимовыгодное сотрудничество с «Гудспид» и желаем дальнейших успехов!». Тогда он передал «Носорога» в моё владение, а сам умер в нищете. Я помогал ему, как мог, но «Гудспид» бессовестно опустила цены, и я зачастую работал в убыток.
- Неприятно, - кивнул бармен.
- Не бери в голову. Пойду, сниму номер, просплюсь, может, утром что-нибудь подвернётся, - Мик положил на стойку десять золотых монет. – Сдачи не надо.
И он поспешно покинул заведение. Не хотел, чтобы бармен видел слёзы, что появились на глазах под грузом воспоминаний.