Логово Смайла, его кабинет находился в следующей комнате.
Дубовый классический письменный стол, книжные шкафы, деревянная мебель. Обстановка находилась в жесточайшем диссонансе с прочим антуражем, достойным тега #напорнонаживодёрне.
В охотничьих домиках так развешиваю чучела, головы, содранные шкуры... У Смайла – ближе к анатомическим пособиям и кунсткамере, полный набор: вспоротые люди и шайтаны, куски людей, куски чего-то, трудно сказать зверей или шайтанов, уродцы, зародыши, мумии, органы отдельно. Банки, подобные вертикальным аквариумам, с чем-то шевелящимся внутри. Кожа голая и шерстистая, в образцах, под ногами и на двух диванах.
Запах сладковатый, леденцовый.
Новая плазма, предназначенная для камер видеонаблюдения. На ней непрерывно проигрывался снафф, во многих окошках, как в той, памятной Мишелю игрухе. Последовательная разделка тел: кожа, мышцы, выворачивание суставов, расчленение по ним. Воздействие тока. Ожоги от лучей, щелочей, кислот, огня... Можно приблизить и рассмотреть в деталях.
На дубовом столе, за которым расположились хозяин и гость, пронзительно белела салфетка. Проектор гнал ролик за роликом по ней без перерыва. Крупным планом.
Смайл обошёл стол, устроился по-ковбойски, подмётками собеседнику в лицо. Дёрнулся, сел, будто приличный...
«Дёрганый, атас. На кулаках не бегает как шайтан, но шайтаны-то поорганичней, поспокойней его будут».
Щёлкнул пальцами, открыл бар в стене. Одновременно проектор включил звук.
Дрон решил, что на станции есть ещё пленники и они за стеной. Но приглушённый звук соответствовал видео на салфетке... Хирургически чистая салфетка, на ней показывают хирургический стол. Где-то в адском измерении, под софитами двух сатанинских зрачков...
«Садист. Не буду смотреть!»
Как же...
Смайл, вроде и не замечает его, привычный фон.
Белый на белом, налысо бритый человек выгнут судорогой столбняка. Лицо черепа, обтянутое кожей. Гримаса оскала и плача. Конвульсии. Крик и шёпот...
«У Смайла такое хобби...»
Крики накладывались слоями, повторялись музыкальной композицией. Они были составлены отдельным треком!
Перед Мишелем стакан с прозрачным алкоголем, незнакомого запаха. На верхних тонах бегут круги, на нижних – тоже, по-другому. Мишель пытался наблюдать стакан.
Смайл отпивает по глоточку. Едва заметно дирижирует в такт воплям, о своём думает. Трек притих, когда пошла речевая дорожка.
На секунду Дрону показалось, что это не сцена пыток, а что-то противоположное, документальное свидетельство чужих преступлений. Наивная неосведомлённость Дрона о лакомых для опытного садиста кусках.
Лицо приблизилось. Провалы тёмных глаз, зрачки расширены до предела. Что там вместо судорог происходит с телом тоже не видно. Сухие, тонкие губы, не натягивающиеся на зубы черепа, не закрывающие и дёсен. Они шевелились, повторяли, вытягивая из Дрона жилы: «Смайл, помоги... помоги... помоги... Спаси меня Смайл. Плохо, совсем плохо. Совсем... совсем... совсем...»
Оно не притворялось, не заискивало. Оно не помнило себя, не помнило, кто перед ним, и выплёскивало на палача иссякающую надежу, звало, звало, звало...
Лучше бы Дрон притворился, что и он не обращает на проектор внимания.
Не выдержал:
– Ты не человек что ли вообще?! А – этот, он лично тебе нагадил?
Смайл вздрогнул, очнулся:
– Этот... Какая разница?.. Понравилось? Они все начинают с «милый, добрый Смайл» и заканчивают этим. Вы, вы все. А кто виновен, кто нет, кого шайтаньи гарпуны случайно подцепили?.. Ни для них разницы, ни для меня.
Оживился, сделал смайл, растягивая морду ладонями:
– Да-да, вы все. Чтоб ты не питал напрасных надежд, во, глянь...
Встал и расстегнул ширинку.
Переливаясь бензиновыми разводами, на месте члена свисал трясущийся пузырь. Кроме гениталий у него не было и мочевого пузыря, нижних рёбер со стороны печени, похоже, что и она сохранилась не целиком. Кусок мяса из бочины вырван с кишками, однако, поверх ямы мышцы новые – наросли, толстая шкура шайтанья прикрыла.
– Супер-трансплант, шайтанья плацента, писсуары не нужны! Наполнился, завязал как презик и вышвырнул, натянул новый! Завидно? Хочешь такой? Я устрою хоть сейчас.
Дрон выдохнул в несколько приёмов и промолчал.
Сделав резкий поворот, сцена вернулась в цивильное русло.
Смайл застегнулся, налил себе и ему ещё.
Нудно, подробно расспрашивал про жизнь на планетах, про фемин... Нет, не адреса-пароли-явки, светский разговор. Дрон отвечал, куда деваться. Пил, когда ему, безрукому подносила к губам стакан рука в шрамах, и краем глаза смотрел предсказуемое, невыносимое кино на хирургически чистой салфетке.
– Я был на твоём месте, – неожиданно признался Смайл.
И рассказал, не требуя отклика, не ожидая реакции.
Свободолюбивый, скучающий, он давно интересовался шайтанами, но очутился среди них не так и не тогда, как планировал.
Люди, живущие в тоталитарных сообществах, понимая умом, как раздроблен может быть мир, не представляют его реального многообразия, сводя карту мира к противостоянию: центр – оппозиция с вкраплениями случайных факторов. Кто-то правительством был обделён, кто-то оппозицией исторгнут.
Но среди шайтанов как раз блоки недолговечны. Среднее арифметическое – война всех против всех. В частности на захолустных планетках.
На Анакондовых Долинах Смайла и сцапали, как Чжуанцзы, засмотревшегося на птицу, на цикад засмотревшуюся.
Разведчик от Фактории, он вёл группу шайтанов, следуя за ними по горной лощине на расстоянии. Недостаточном, как выяснилось.
Шайтаны загонщики устроил камнепад. Погнали чужое племя с улюлюканьем и свистом. Неожиданно земля взмыла под ногами и захлопнулась за спиной. Они попали в садок приземлившейся станции, которой суждено было отчалить с добычей.
Эти шайтаны добывали рабов и шкуры. Для заказчиц из правительства и детей-манчкинов для них же, но речь не об этом.
Едва отчалили – сортировка добычи.
Смайл попал на сортировку в числе первых, но конвейер отложил его в сторону, как нестандарт. Под вопросом оставил.
Про главного шайтана Смайл не догадался бы, что один из них. Бородатый человек. В аккуратной одежде, полувоенной форме. На бедре пистолет. И вот эта кобура, эта пушка снилась потом Смайлу много лет подряд.
Деловой шайтан. Сортирует на глаз: направо – налево, на шкуру – на службу.
Из мохнатых на шкуры шли все. У Смайла звенело в ушах от неперкращающегося вопля из-за тонкой стальной перегородки.
На службу, в рабы шёл лысоватый молодняк, ползающий вокруг на четвереньках. Почему? Для начала помощники главного секли молодняк стальными прутами по ногам, чтобы не встали, затем как ни попадя. Сортировщик наклонялся и нюхал. Чем пахнет: страхом, гневом? Оставлял жизнь, либо – на мясо. Добивали тут же, утаскивали волоком.
Несколько раз обратно в комнату прорывались наполовину ошкуренные шайтаны.
Смайл сидел и ждал.
Им на Фактории накануне выдали новое обмундирование со склада. Отношения с феминами улучшались, снабжение заодно.
Камуфляж снял, жарко. Под ним была кофта, вчера надёванная. Кашемировая, полоса по воротнику, больше никаких выкрутас. Казуал для английского джентльмена, на пуговках, брюкам в тон.
Вот Смайл и сидел перед главным шайтаном такой, отглаженный, застёгнутый до воротника, посреди голого вопящего ада... Кишки, кровь, стальные розги и прутья, тела, рассечённые до кости.
На нём – ни пятнышка, ни царапины. Только на нём и шайтане.
Взгляд припечатался к пушке, к кобуре, залип. На языке: выстрели. Не хочу, не могу, выстрели, не могу.
Смайл не произнёс этого. Дождался конца сортировки, они разговорились... И договорились.
Читай, второе рождение. Смайл стал шайтаном. Медик, ценность.
Он оскалился и повторил в пространство, как чистенький сидел, чистенький-отглаженный:
– Этот контраст был страшнее всего...
Сплюнул и резко вильнул, указывая взглядом на книжную полку:
– Императоры... Читал? Биографии, словарь... На любителя, бггг, вроде меня. Я говно для тебя, да? Говно для вас, тискающихся по взаимному согласию. Вымытые письки, розовые сиськи. А я садо... Я не садо. Садо, это когда в латекс, как в гандон упакуются, и то же самое: тут шлёпай, тут не шлёпай, посильней, послабей, гы-гы. Я – император! Доминус! Я – рок звезда! Знаешь, что общего? Некуда повышать градус. Из нас, рок звёзд, кто при конституциях жил, все сторчались. Для нас, императоров, героин – кровушка, бгг!.. Все к этому скатывались с неизбежностью феминной революции... – Смайл сделал голос высоким, сиплым и бодрым, изображая «Радио Фемин», – ...которая должна принести окончательное освобождение...
– ...правительственные волны не ловятся на шайтаньих кораблях? – перебил Мишель. – Смайл, ты скучаешь по радиоточке?
– По радипрочерку! По радиощёлке... Это я к чему: или – или. Рабы, фанаты, они всегда мало любят, всегда не достаточно. Приходится чем-то догоняться. Я медик, строчаться я не могу, насмотрелся, это я всегда презирал. А вот когда они начинали извиваться передо мной... Дрон... Это мне понравилось!.. Знаешь, если искренность где-то и существует, то примерно между кожей и мышцами, вот где! В чём шутка, Дрон... На Фактории, в пыточной, помнишь? Кто-то пытался это скрыть, что зассал передо мной, что готов извиваться передо мной. А кто-то, большинство не пытаются это скрыть! Так пытаются, чтобы я нарочно увидел! Это не сторчаться, это по мне! Ну, а уж среди шайтанов, – присвистнул, – вольная воля!..
Смайл напился и перешёл на менторский тон:
– Арт де вивре! Искусство жить, оно не более чем искусство понижать градус... Повышать любой дурак горазд, понижать – никто. Тогда, притормозить хотя бы?.. Без тяжёлой наркоты, как мсье Цепеш... Арт де вивре – искусство подчиняться. Времени, мне... Допивай. Ну что, Дрон, пошалим?
| Помогли сайту Реклама Праздники |