сделать. Ничего!
И она снова зарыдала. Так горько, что у него от жалости заболело сердце. Он понял главное: она покорилась неизбежному. Она сдалась без боя. Но он еще поборется! Еще не известно, чья возьмет.
— Гена, уходи! — прорыдала Маринка, уткнувшись снова в мокрую подушку. — Не смотри на меня. Боже, как я хочу умереть! Исчезнуть, не быть. Ведь ничего не поправить, не вернуть. Уйди, прошу тебя!
— Сейчас уйду. Но прежде скажу. Послушай, что скажу. Я не знаю, что сделаю. Не знаю, как это сделаю. Но она с ним - не будет! Клянусь! Твоими слезами, подруга. Не плачь, Марина, я отомщу ему за тебя!
Она мгновенно перестала плакать и взглянула на него. И содрогнулась. Сочетание муки в его глазах и решимости, написанной на лице, заставило ее сразу поверить его страшной клятве.
— Но что ты можешь сделать? Только убить кого-нибудь из них. Или обоих. Другого способа их разлучить нет, я убеждена.
— Думаешь, она ему ответит?
— А ты думаешь, нет? Да она уже ответила. Я уверена на сто процентов. Я этого боялась с самого начала. Гена, это рок. Рок!
— Я видел, как они вместе куда-то пошли. Она отдала ему сумку, а он взял ее под руку. А мне приказала идти домой.
— Вот видишь! Видишь, насколько я права.
Он сидел с серым лицом, глядя в пустое небо. И как ни больно было Маринке, она вдруг почувствовала, что ему больнее во сто крат. Ведь она знала Диму каких-то два месяца, - а он любил Лену всю жизнь, сколько себя помнил. Он просто не существовал отдельно от нее, она была его частью. Как оторвать от себя свою часть? Ведь истечешь кровью.
Тупик. Они оба в тупике. И выхода нет.
Они посидели молча некоторое время. Потом он встал.
— Завтра придешь в школу?
— Нет, не приду. Зачем? А ты?
— А я пойду. Я же сказал: без боя ее не отдам.
И он ушел. Зато вошла мать.
— Дочка, мне отец все рассказал. Может, сходить к нему, поговорить с его родителями? Он ведь говорил, что любит тебя, я сама слышала. Может, они на него повлияют?
— Мама, не вздумай! Это ничего не даст. Только унизишь себя.
— Что делать будешь, деточка моя бедная?
— Не знаю. Не хочу завтра в школу идти.
— Не хочешь — не ходи. Все равно скоро каникулы. Уже небось за полугодие все выставили.
— Мне все равно.
— Нет, дочка, так не годится. Или жить - или не жить. Ты ведь не собираешься умирать?
— Хотелось бы. Нет, ты не бойся: руки я на себя не наложу. А вдруг Бог меня за это там накажет.
— Ну и слава Богу! А коль собираешься жить, значит, надо заканчивать школу и поступать в институт. У тебя есть две недели каникул, чтобы прийти в себя. Ничего, Мариночка, ты еще найдешь свое счастье. Ты же у меня умница и красавица. Еще встретишь парня получше этого.
— Нет, мама. Не встречу. Больше никого любить не буду. Это слишком больно. Больше не хочу.
— Пойдем ужинать. Ты же целый день не евши.
— Ужинайте без меня. Я лягу.
Мать вышла. Маринка постелила постель и улеглась. Плакать уже не хотелось. Боль в груди тоже прошла, оставив после себя пустоту и отупение. На удивление быстро она уснула.
