Раннее, серое утро. Давно не испытываемое чувство смертельной опасности сбросило его с постели. Он был не только любовником богатой хозяйки, но и начальником службы безопасности Корпорации.
По топоту множества ног он понял, идёт захват дома. Быстро облачившись в камуфляжный костюм. Сунул ноги в ботинки, кубарем скатился на первый этаж, в дежурку, чтобы как-то поддержать охрану.
В руках пистолет Стечкин, других Федя не признавал, считал слабосильными пукалками.
Взявшись за ручку двери. Услышал приказ: бросить оружие и поднять руки.-
Злобная волна ярости кинулась в голову: - Как это ему, приказывает, какая-то ментовская салага! -
То, что дом захватывают менты, не сомневался, он понял это интуитивно. Резко повернувшись, и в падении, выстрелил в то место откуда шел голос. Шум упавшего тела, сказал ему, что навыка он не потерял. Перекатился в сторону и услышал цвирканье пуль по месту, где только, что стоял, выстрелил в ответ.
Характерный звук ещё одного упавшего тела подтверждение тому, что не промахнулся. Нырнул рыбкой в приоткрывшийся дверной проём.
В полёте произвёл три выстрела по мелькнувшим в поле зрения теням. Болезненные вскрики сказали о том, что выстрелы достигли цели. Пробежал по двору вспрыгнул на забор и последнее, что почувствовал – это хлёсткий удар.
- Ну, вот и всё! - Равнодушная мысль покинула голову вместе с брызгами мозга.
Маски-Шоу окончено. Чернолицые мальчики по вызову, грузились в автобус. Захват прошел быстро, но потери неоправданно большие, пять трупов и преступник едва не ушел.
Его сумели ликвидировать, в последний момент, на заборе. Если б он вырвался из замкнутого пространства, то ищи ветра в поле…
Людмила Петровна, хозяйка дома и гендиректор Корпрорации, сидела в будуаре и тупо смотрела на стальные браслеты, совсем не украшавшие её холёные руки, громко и монотонно, что-то бормотала. Постепенно звуки становились визгливы и неприятны, казалось, их издаёт, какое-то, неведомое животное.
Следователь Областной прокуратуры, по особо важным делам, раскладывал на туалетном столике бумаги. Пока оперативники проводили обыск, он готовился к первому допросу подозреваемой, в организации серии взрывов.
Следователь педантичный человек, и к обязанностям относился очень добросовестно. Рядом составлял протокол обыска, следователь УВД, периодически привлекая внимание понятых, указывая на ту, или иную вешь.
Вдруг наступила вязкая тишина. Люди, находящиеся в сравнительно маленьком помещении замерли, затем раздался жуткий, звук, будто по сотне окон процарапали железными когтями. Следователя спасло то, что он впал в ступор, сознание закалённое долгими годами работы на выездах и повидавшее много крови, сохранило ясность.
До конца дней, он каждую ночь просыпался от стоящего в ушах страшного визга и сердце леденело от увиденной картины. Он видел тела, плавающие в лужах крови и кошмарный зверь, рвущий живых людей на части.
Не совсем одетая хозяйка, сидела на мягком пуфике и покачиваясь, бормотала непонятные слова. Совершенно не реагируя на окружающую обстановку. Копошащиеся вокруг сотрудники не обращали на неё внимания. Выглядела она не опасно, руки скованны наручниками, а хрупкое телосложение опасности не предвещало.
Противные подвывания прекратились. Людмила встряхнула гривой волос, которая стала больше и порыжела. А может на неё, ронял отсвет луч настольной лампы, дополнительно включенной следователем УВД. Рассвет вроде и наступил, а света не хватало, утро едва вступало, в свои права.
Лицо Людмилы до этого сонное и тупое, резко изменилось. В глазах разгорелось желтое пламя, они обрели нестерпимый золотой блеск, с маленькими чёрными точками зрачков. Белого цвета как бы и не осталось, всё заполонила золотая желтизна.
Черты лица резко изменились, жуткое веселье растянуло на лице улыбку от уха, до уха. Заострившиеся зубы влажно блестели, мокрый длинный язык метался меж зубов, с невероятной скоростью облизывая вытянутые в нитку губы.
Взгляд, светящихся бешенством глаз, упал на руки скованные железом. Модуляция визга стала нестерпимой для человеческого уха.
Под нежной кожей рук, напряглись стальные мышцы. Из-под врезавшихся в кожу браслетов, потекли струйки крови. Стекающие по пальцам они как бы удлинили и без того длинные ногти, и тут руки превратились в лапы зверя.
Звено цепи, соединяющее браслеты, со звоном лопнуло. Гибкое тело с бешеным лицом и лохматой гривой в длинном прыжке, сбило со стула оперативника из УВД. Ударом лапы, окованной сталью, разломило голову как переспелую тыкву.
Склонившись над головой поверженного, тварь хлебнула из разлома кровавой жижи, бывшей секунду назад мозгом человека.
Подняв над трупом, жуткую морду, определяла следующую жертву. По-звериному с четырёх лап кинулась на пытающегося достать оружие оперативника.
Зубы не человечески распахнутой пасти, сомкнулись на лице сотрудника, не успевшего достать пистолет из кобуры.
Хруст костей лица, моментально превратившегося в месиво и хрип из разорванного горла, последние звуки, которые издало умирающее тело. Люсенька потерявшая человеческий облик, металась по верхнему этажу особняка, неся за собою смерть и разрушение. Сотрудники следственной бригады не успевали прицелиться в стремительно передвигающееся тело, осатаневшей хозяйки.
Не оставила в живых ни кого, из присутствующих в доме, лишь следователь Шеховцов не пострадал. Его спасло состояние ступора. «Неподвижность тела с сохранением сознания».
Тварь, высадившая окно второго этажа, в ореоле развивающейся гривы, приземлилась на передние лапы и кинулась бежать к открытым воротам, возле которых припаркованы машины УВД и Прокуратуры.
Водители автомобилей, не обращавшие внимания на шум и визг, приглушенный расстоянием и стенами здания, разом обернулись на шум бьющегося стекла и остолбенели от увиденного.
Прямо на них, длинными прыжками надвигался диковинный зверь, с окровавленной пастью и развевающейся гривой волос. Совершая длинные, с кошачьей пластикой прыжки, летел с неотвратимостью смерти. Лучи солнца, в неумолимом движении осветили это исчадие Ада, перепутавшее время и выскочившее из преисподней на белый свет.
В полете, не отвлекаясь от основной цели, ударом лапы проломила голову, не успевшему отбежать, сотруднику.
Визг, от которого, казалось бы, лопнут перепонки, заполнил двор. Водители, стоящие у ворот, кинулись врассыпную, на лицах взрослых мужиков написан первобытный ужас. Они поняли, что являются лёгкой добычей для зверя.
Неведомая тварь, будто о стену, ударилась в свет солнца, Съёжилась как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Глазам не успевших разбежаться водителей, предстало тело не молодой женщины, вымазанное кровью в порванных наручниках, и бессознательном состоянии.
Испуганные насмерть водители, пересиливая страх, опутали тело, буксировочными верёвками, упаковали, как бандероль!
Приняв - эту меру предосторожности, старались находиться от неё подальше, ожидая руководства и подмоги. Из семнадцати человек находящихся в доме в живых остался Шеховцов Василий Григорьевич.
Он понимал, если расскажет правду в подробностях, его отправят на проверку в больницу, с дальнейшим отлучением от должности. На вопросы приехавшего начальства отвечал: - Потерял сознание, а когда очнулся, всё уже произошло, а как именно он не видел! -
Во двор въехал Уазик с красным крестом на зелёном боку и решетками на окнах. Два мужичка, взятых из числа алкоголиков, женщина врач и водитель, уложили обвязанное тело на носилки.
Молодая врачиха, распустила верёвки и откинула их в сторону. Положила пальцы на шею Людмилы, проверяя наличие пульса.
Водители, здоровые мужики, спецназовцы, не желали подходить к носилкам. После того, как помогли собрать и погрузить откушенные конечности товарищей по службе.
По глазам, видно, они с удовольствием разрядили бы в это на вид безобидное тело, пару рожков из автомата.
Сознание отказывалось воспринимать факт, что челюсти хрупкой женщины способны откусить руку мужчине. Но против очевидного не попрёшь, против очевидного возражать трудно.
На следующий день, привычно окружив себя охраной, подъехали к больнице, Сидоров долго рассматривал утопающие в зелени корпуса, пытаясь восстановить в памяти хотя бы отблеск; находился он здесь на лечении или нет?
Послал охранника в приёмный покой, дабы тот выяснил, с кем можно поговорить о состоянии здоровья, Людмилы Петровны Сидоровой и в какой палате она находится. Показав вглубь территории рукой, охранник сообщил, что Сидорова лежит в Барском флигеле, на входе спросите врача, Потаённую Ольгу.
Аллеи больницы узки и на широком джипе, проехать невозможно. Пришлось Александру идти пешком. Пешее передвижение Александр, почему-то стал считать для себя оскорблением. Смутное напоминание о прошлых унижениях, больно терзало самолюбие.
Барский флигель - больница в больнице. Когда-то в давние времена именно с него началась история этого учреждения. Высокий забор, железные ворота с узкой калиткой, снабженные как в тюрьме глазком, отгораживали находящееся внутри здание, от внешнего мира.
Глухой голос из-за ворот спросил: - К кому и по какому делу? - Александр Иванович кивнул и старшина охраны объяснил цель визита.
Сидоров стоял молча, его одолевал страх, правда он старался не показывать чувств. В проёме открывшейся калитки стояла грузная фигура пожилой женщины. Внимательно оглядев стоящих пред нею мужчин, определила главного и сказала: - По тропинке вон в ту дверь, а вы соколики постойте за воротами. Не спешите, вам пока сюда входить не нужно, а вашего кормильца, каким забрала, таким и верну, а может быть он даже лучше станет. -
Обернувшись к Сидорову нежным голосом, проворковала: - Не бойся Саня, иди, там тебя ждут! -
Охрана, дёрнулась, дабы войти в калитку, но, что-то заставило их отойти в сторону, Сидоров покорно побрёл к указанным дверям.
Калитка с лязгом захлопнулась перед носом, здоровенные парни стояли в растерянности, переминаясь с ноги на ногу. До звона в ушах прислушиваясь к тишине, которая опутала больницу. Тишина нагоняла жуть!
Каждый, из посетителей, впервые попав на эту территорию, в воображении, рисовал картины сумасшедшего дома. Из мрачных корпусов должен доноситься вой, визг и рычание умалишенных.
Помня историю о жене хозяина, которую очевидцы передавали шепотом, охранники в напряжении оглядывались по сторонам. Вокруг гнетущая тишина. Не та, добрая тишина леса, с едва слышным звоном комаров, и весёлым щебетом птиц, да легким шумом ветра, в кронах деревьев.
А, абсолютная тишина, пронизанная горем и печалью и ужасом, многократно впитанная деревьями, и стенами зданий. И отдавая эту печаль, в души, загаженные души, грешных людей. Деревья как бы отстранялись от суеты. Чистая душа чужой грязи не принимает, чистая несёт свет и тихую радость.
Резкий звук упавшего тела, едва слышный шум яростной борьбы и громкий вскрик разочарования и боли. Заставил охранников резко развернуться и выхватить пистолеты.
Под
|
