И вдруг ни с того ни сего впервые подумал: да ты же, жалкий человек, за всю свою жизнь не совершил ни одного по-настоящему мужественного поступка.
Попробовал все же что-то выискать в памяти: ну как же, в детстве прошелся на спор по самой кромке крыши… вышел из партии в 90-м (тоже ведь не хухры-мухры, а вдруг все опять возвратилось бы?), ну и прочие храбрости… Но по большому счету все было мелковато или хитровато, короче, не то.
Тогда уже начал оправдываться: ну да, не герой, даже от баб бегал. Но ведь и повода серьезного для мужества не было – как тут блеснешь, когда столько свобод в перестройку стало? Это же не при Сталине против выступить…
Но все-таки было и стыдно, и обидно.
Захотелось тут же куда-нибудь рвануть, отличиться – ситуация все-таки в этом плане меняется, возможностей больше появилось. Можно и двушечку схлопотать, а то и покруче…
В общем, выскочил в запале на улицу, подошел к метро – а там менты. Я им откровенно: – Мужики, мне бы что-нибудь мужественное совершить, не посоветуете? – Они меня сразу дубинкой хвать, обыскали – и в отделение, а там давай допрашивать: цели, сообщники и т.п. Я говорю: – У меня цель одна – проявить мужество, поэтому делайте всё, как у вас принято: бейте, пытайте, а то я так немужественным и умру.
Они пошушукались и повезли меня в институт психиатрический на экспертизу. А я-то знаю, что там когда-то еще диссидентов залечивали, поэтому сразу обрадовался, думаю: ну вот оно, началось, теперь мужайся.
Показали меня какому-то эксперту, я ему сразу говорю: – Помучайте меня, пожалуйста, только посильнее. Мне хочется мужество свое испытать…
Он кому-то позвонил, пришел совсем старенький профессор, выслушал меня тоже и говорит: – А почему вы за мужеством именно в политику лезете? Есть много других направлений, парашютный спорт, например.
Я: – Политика – самый большой экстрим. Тут смелых меньше всего – у всех бизнес, семья, всякие секретики нехорошие… Да и возраст у меня для парашютов уже чрезмерный, поздно.
– Возраст, – задумался он. – Вот именно… Это хорошо, что вы про свой возраст помните. То есть, понимаете, что впереди старость, болезни, а там и косая пожалует…
– Вы это к чему? – недовольно буркнул я.
– А к тому, любезный, что старость – эта вещь пострашнее всяких там политических демаршей. Тут мужество как нигде требуется – долгое, каждодневное. Это, можно сказать, отличная возможность проявить себя героическим образом. Особенно у нас, ведь столько унижений приходится терпеть… – И, неожиданно всхлипнув, добавил: – Лучше уж в ментовке быть битым, чем в этих проклятых стариках ходить.
– Значит, вы считаете, что у меня еще не все потеряно? – оживился я.
– У вас еще все впереди, коллега. Так что набирайтесь сил и мужайтесь.
– Ой, поскорее бы, – воскликнул я.
В полицию я возвращался уже радостным и обнадёженным. Впереди меня ждали трудные и требующие подлинного мужества годы.
