Глава пятая: Обычный ребенок

О детстве и юности Самаэля написано, наверное, больше, чем о всех героях всех времен вместе взятых. Немалая часть этих произведений написана под строгим надзором Академии Хронологии, стремившейся возвысить, романизировать и канонизировать имя человека, избранного знаменем и символом всей Коллегии Академий в общем и Вастоном Велем в частности.

К сожалению, достоверность этих произведений вызывает больше сомнений, чем амурный байки Сатира Мидгарда. Единственным верным источником остаются письма Грегора Хитца, да скудные заметки в учетной книги сиротского приюта Крутого Рога.

В прочем, я не хочу принижать вклад замечательного историка и исследователя Патрия Лимма. Пусть он и цензурировал факты по указке Академии Хронологии, исследования проведенные им и по сей день вызывают уважение, а его труд "Воспоминание о Тартаре" до сих пор считается эталонной работой.

Рассуждая о том количестве произведений, описывающий взросление Самаэля, я не могу не упомянуть о своей предыдущей книге, в которой я тоже коснулся этой темы, пусть и фокус моего повествования был привязан к Хитцу.

Судьбы этих двоих переплетены так плотно, что даже когда их разделила небесная твердь, они продолжали влиять на действия и поступки друг-друга. Но довольно этих пространных рассуждений и реверансов. Перейдем наконец к повествованию.

Самаэль был самым обычным ребенком. Он ревел по каждому поводу, как и все младенцы, воровал яблоки из армейских складов, как делали все маленькие дети, что жили около гарнизона славного пограничного городка Кармель, и прятался за мамкиной юбкой, если чуял, что ему влетит. Как и все болел, голодал, обдирал коленки и витал в облаках.

Но только то радостное время быстро кончилось. В 31 году до Второго Сошествия (870 год по старому календарю), воспользовавшись тем, что гарнизонный разъезд умчался на помощь попавшему в окружение патрулю, кочевники напали на Кармель и вырезали его жителей практически под чистую. Вернувшийся разъезд обнаружил лишь пожарище и плачущих людей, чудом переживших нападение. В тот печальный день пятилетний Самаэль потерял мать и остался на попечение отца.

Для паренька настал тяжелый год. Отец, убитый горем от потери жены и нырнувший на дно бутылки, обвинял мальца во всех смертных грехах. Он бил его и отбирал те крохи еды, что раздавали им из запасов чудом уцелевшего гарнизона. За несколько месяцев Самаэль из здорового и радостного сорванца, превратился в живой скелет, обтянутый полупрозрачной кожей.

Однажды, после тёмной холодной ночи, отца его обнаружили в канаве с распоротым горлом. Никто не стал по нему горевать, но на мальца все стали смотреть с настороженностью, как будь-то мог полу мертвый от голода и побоев справиться с мужиком, почти втрое выше него ростом. Никто из бывших соседей и знакомых не хотел приближаться. Да что поделаешь, в год нужды до чужого горя дела нет. Так бы и загнулся малец, если бы не солдаты гарнизона. Стало им жалко пацаненка. Договорившись со офицером, приютили они его в своей казарме.

Но долго Самаэль в Кармеле не задержался. Кода он смог встать на ноги, обнаружилось, что вместо ребенка, солдаты пригрели сущего пустынного скорпиона. Он дрался, кусал всех, кто осмеливался к нему подойти, постоянно воровал и прятал все, что плохо лежало.

Злоба порождает злобу, а солдаты - народ простой. Очень быстро попытки успокоить взбесившегося паренька обернулись новыми побоями. Его вновь стали морить голодом, пытаясь приручить, словно дикого зверя. Но все было напрасно. Малец лишь больше ярился и проявлял невиданную для своего возраста и состояния прыть.

Не долго думая, солдаты скинулись и отправили паренька в ближайший сиротский приют. и оказался Дом милосердия Крутого Рога, шестилетний Самаэль встретил брата и сестру Хитц.

Кто-то говорил, что их дружба была велением судьбы. Я же считаю, что это был скорее неизбежный результат столкнувшихся обстоятельств. И Грегор и Самаэль выделялись из числа своих сверстников своим умом и зрелостью. Их обоих закалила несладкая судьба детей не объявленной войны. Впрочем, в те времена многие дети повзрослели очень рано.

В своих "Воспоминаниях о Тартаре" Патрий Лимм утверждает, что именно в Доме милосердия нечеловеческое происхождение Самаэля начало проявлять себя. Историк основывался на описаниях похождений веселой троицы, об их злых проделках и необычных поступках. Непокорность Самаэля и его стремление насолить воспитателям, Лимм объяснял извращенной волей повелителя демонов.
И вновь я вынужден не согласится с сим уважаемым ученым. Не было в деяниях паренька ни чьей злой воли. Дети есть дети, и они могут быть очень жестокими. особенно в те жестокие времена.

Но по естественным причинам, или волею демонического происхождения, Самаэль рос упрямым и неконтролируемым ребенком. Он не слушал никого, ставя всякий авторитет под сомнения, а на всякую попытку давления и принуждения отвечал агрессией. Единственным, кого слушал Самаэль, был его лучший друг Грегор. Но это не облегчало жизни ни воспитательницам Дома Милосердия, ни отцу-настоятелю приюта.

Подмяв под себя всех сирот, эта парочка, а сними и сестра Грегора Мира, сколотила несколько банд, которые совершали хорошо скоординированные набеги на кухонный склад и кабинет отца-настоятеля. Сколько бы сестры и воспитательницы не ловили неосторожных сирот, сколько бы не подвергали их воспитательным пыткам, никто из них так и не назвал имена зачинщиков. Так велик был авторитет этой парочки среди ребятни. И не менее велик был страх перед жестокой расправой, грозившей любому стукачу.

Впрочем, все и так прекрасно знали, кто стоит за всеми безобразиями, и, когда Грегор достиг призывного возраста, его тут же отправили в гарнизон для прохождения обучения военному делу.

Тяжелым было расставание лучших друзей. Даже Мира не сокрушалась так, прощаясь с вырастившим её братом, как Самаэль. Слезы лились рекой из его голубых глаз. Еще много недель, после отъезда Грегора, парень не говорил ни слова, отказывался от еды, а с постели нянечкам приходилось подымать его палками да тумаками. Но детские сердца непостоянны и легко залечивают самые глубокие раны.

Вскоре обитатели приюта стали забывать страх перед ужасной троицей Дома милосердия. Группы, организованные вожаками распались, сироты стали грызться между собой. Безмолвного Самаэля перестали замечать, относясь к нему, как к тумбочке или камешку. Но и задирать его никто особо не решался. Хуже всего приходилось Мире, которая, оставшись без поддержки брата и лучшего друга, стала целью для издевок. Когда-то верные и послушные сироты вымещали на ней все свои затаённые обиды.

Мира терпела и боролась. В ней текла та же кровь, что и в Грегоре, и девчонка никогда не отступала и не спускала издевок. Но силы были не равны. Однажды, побитая, она подбежала к безучастному Самаэлю и разрыдалась, уткнувшись лицом в его грязную полотняную рубаху.

Может быть, именно слезы девчушки проняли застывшее нутро парня, а может быть время скорби прошло. Самаэль очнулся от добровольного забвения и принялся наводить в приюте порядок.

Те кто смел задирать Миру были жестоко наказаны, те кто пытались сопротивляться восстановлению былого порядка, были принуждены к повиновению. Парень впился в обретенную власть железной хваткой и, с упоением занялся организацией дерзких выходок.

Но, как только жизнь парня вернулась в уже привычное русло, его поджидал еще один удар - Миру отдали в услужение богатому дворянину, в обмен на приличную сумму медных дар. Это была обычная практика для того времени и, возможно, для многих девочек это был лучший выход. Их судьба больше не интересовала ни отца-настоятеля, ни сестер, ни нянечек. Считалось, что девочки обретали богатый дом и счастливое будущее. Многие сироты с завистью смотрели, как девочек уводили разодетые люди.

Но Самаэля не испытывал ни радости за подругу, ни зависти к её светлому будущему. Лишь горечь обиды и не желание подчиняться судьбе. Увидев, как её выводят за двери приюта, парень бросился следом и вцепился зубами в руку, что сжимала тоненькую ладонь девушки. Паренька избили и отволокли обратно в барак, где стояли ряды детских кроватей. Свернувшись на своей грязной постели, будучи не в силах ни встать, ни вздохнуть, Самаэль пролил свои последние слезы.

В этот раз не была затяжной апатии, не было и безучастности. Как только парень смог подняться на ноги, он вновь попытался отправиться на поиски Миры, и вновь был избит и брошен на свою постель. Так повторялось раз за разом, в течение нескольких месяцев. Но как бы Самаэль не старался, он лишь привлекал к себе больше внимания воспитательниц и отца-настоятеля. Смекнув это, парень переключился с попыток побега на сирот, которые вновь стали своевольничать. Спустя три дня непрерывных драк, маленькие обитатели Дома милосердия вновь были вынуждены признать авторитет последнего из ужасной троицы.

Самаэль управлял сиротами еще жестче, чем прежде, организовывая всё более безумные проделки и карая провинившихся с пугающей жестокостью. Все его действия были направленны то, чтобы сделать жизнь управителей приюта совершенно невыносимой. Это были уже не невинные детские шалости, это были жестокие и просчитанные ходы. Но, чтобы развалить приют, пареньку не хватило времени.

В постоянном противоборстве между сорвавшимся с цепи Самаэлем и обозленными нянечками, сестрами приюта и отцом настоятелем, прошло чуть больше года. В тот день, когда парню исполнилось 11 лет, отец настоятель, со слезами радости на глазах, всунул его в руки военного офицера, набирающего рекрутов для прохождения для военной школы Варта.

Здесь я остановлю свой неловкий пересказ чужих историй, и начну плести свою собственную нить повествования. Ты спросишь меня, мой гипотетический читатель, зачем писать историю, конец которой уже всем известен. Что же, это интересный вопрос. Порой не так важна цель, как важен сам путь к ней. Но, быть может, я не прав.