Жертвоприношение

    Это был не голос свыше, не циркуляр из Небесной канцелярии и не моя фантазия. Это был сценарий спектакля, с которым и для участия в котором я пришёл в этот мир, а возможно даже участвовал в его разработке.
    Я пронёс его через всю жизнь, и со временем он всё яснее и отчётливее прорисовывался в моём сознании, словно изображение на проявляющейся фотографии.
    И вот, перед последним актом грандиозного представления, я сверяю свою жизнь со сценарием.
    С самого начала я знал, чем всё закончится, но ступивший на Путь Служения идёт по нему до конца...
    Какая разница, гвозди в ладони, костёр под ноги, или камень в висок? Главное, чтобы последний жест, последняя фраза Распятого заставили окружающих Его задуматься и поднять глаза к Небу...
    С небольшого возвышения на плоской крыше башни я с грустью смотрю на обступившую меня восторженную паству: они не знают, что это была моя последняя проповедь...
    Хотя, какая там проповедь! Со временем нескладные, но горячие, идущие от сердца мои беседы с ними превратились в обыденный ритуал, и то, что раньше воспринималось ими как завораживающие дух откровения, стало приятным подтверждением правильности Пути.
    Умом они еще помнили о Цели, к которой ведёт Путь, но Сердца их, ослеплённые святынями, приняли за Цель сам Путь. И Идущий превратился в топчущегося...
    -...Но, братья мои, не забывайте, что святыни лишь отражают Свет Истины, а ведь Она не только Свет, и уж тем более не отражение! - взываю я к ним, хотя и знаю, что эта попытка разбудить их Сердца обречена на неудачу.
    - Да, да, мы знаем! - я чувствую, как ликующие голоса, сияющие взгляды обволакивают меня, пеленают невидимыми путами, превращают в позолоченного кумира-идола, в очередную святыню... - Покажи, яви нам блеск Истины, укрепи нас в вере и веди к Истине. Мы преодолеем все трудности и тяготы на пути к Ней, только пусть это будет завтра, а сегодня нам нужно принести к Алтарю ещё одну святыню, свет которой мы видели в предыдущем поиске...
    Увы, они меня не слышат... Усмехнувшись, я наугад беру из одной из трёх куч, лежащих перед Алтарём, священную реликвию, и, подняв её над головой, медленно проворачиваю, одновременно объясняя Идею, которую Она в себе несёт. Лица моих слушателей добреют, светлеют, но меня это не удивляет - Истина, даже многократно отражённая, есть Свет. Но Свет - не Истина...
    Бережно положив святыню на место, я с благоговением смотрю на белое Пламя Истины, пылающее над Алтарем. Мои ученики видят пока только его составляющие - синий, красный и зелёный лепестки Огня, и лишь умозрительно представляют, как они сливаются в ослепительно белое, Единое Пламя Истины.   
    Лепестки Воли, Любви, Мудрости, но из них Любовь - главная. Без любого из них нет Пламени, нет Жизни, но Любовь всегда в центре...
    Холодные, сильные пальцы Знания безжалостно стискивают моё Сердце - я знаю, что искатели, мои единоверцы, вернутся с пустыми руками, и вернутся они на руины. Стряхнув с ресниц слезинку, я поворачиваюсь к ним, и, улыбнувшись, благословляю их на поиск.
    Оставшись один, я достаю из ниши в стене давно уже приготовленные сумки - три огромных баула, и складываю в них святыни, каждую кучу в отдельную сумку.
    Когда-то каждая святыня лежала лишь на своём, ей лишь одной предназначенном месте, словно бриллиант в оправе, а когда их стало слишком много, их стали просто класть друг на друга, хотя и с прежним почтением и осторожностью. Но блеск кучи бриллиантов порождает лишь алчность...
    Убедившись, что собрано всё, я беру две сумки и несу их к южному парапету башни. Сумки лёгкие, одна почти невесомая, и поэтому я не боюсь, что с ними что-то случится, когда они упадут с башни, но вот третья...
    Подпрыгивая как мячики, сумки скатываются по склону от башни к огромному жертвенному камню, одна ударившись о него, подпрыгивает и останавливается почти в его центре.
    "Удачно, хороший знак!" - мелькает глупая мысль, и, фыркнув на неё, я иду за третьей сумкой. Да, эта неподъёмная, с ней такой номер не пройдёт, придётся спускаться по лестнице. Тяжело, неудобно, но лишь бы ручки выдержали…
    Одолев пару лестничных пролётов, я  вытираю со лба пот и смотрю вниз: ещё четыре пролёта. Долго, могу не успеть...
    Рискуя свалиться, опускаю руку ниже лестничной площадки, и, немного раскачав сумку, отпускаю ручки с таким расчётом, чтобы она упала на среднюю площадку, к стенке.
    Страшный грохот, скрежет, и сквозь облако пыли я вижу, как нижние пролёты, сметённые оборвавшейся площадкой, сложились, как ножки огромного циркуля, а из лопнувшей сумки серебряными и золотыми рыбками скользнули культовые предметы, взмахнули прямоугольными крыльями-страницами альбомы, книги, рукописи...
    По спине пробежал холодок, противно засосало под ложечкой - увы, такой маловероятный вариант я не просчитывал. Вот так сэкономил время!
    Спустившись к последней ступеньке, я смотрю вниз и вздыхаю: высоковато, да ещё к тому же внизу громоздятся обломки площадки. Но делать нечего, надо прыгать - в любой момент может вернуться группа, ушедшая в Поиск ещё позавчера.
    Недолгие секунды невесомости, удар, хруст, страшная боль пронизывает всё тело, и сознание меркнет в кромешной тьме...
    Очнувшись, я вытаскиваю сломанную ногу из щели в площадке, осторожно укладываю рядом с другой.
    Открытый перелом левой голени, вывих правого коленного сустава. Не слабо, однако!
    Словно свет в комнате, выключаю боль в ногах, и, сбросив с себя длинную голубую тогу, ползу к сумке. Я мог бы, конечно, исцелить себя, Пламя Истины способно и не на такие чудеса, но сейчас для этого нет времени, да и энергия Пламени нужна совсем для другого. И так всегда: сапожник зачастую бывает без сапог!
    Сколько раз я оставался голодным, накормив манной Небесного Пламени сотни людей, а воскрешая умерших и исцеляя больных, оставался со своей головной болью или с температурой, потому что не было сил или времени заниматься собой. Истинно сказанное: "Спасающий других, себя спасти не может!"
    А вот и сумка, но сейчас её, даже наполовину опустевшую, я не могу сдвинуть с места. Отсыпав часть груза, волоку сумку к жертвенному камню, и вытолкнув её на середину, вытряхиваю из других святыни в одну кучу. То, что раньше было грехом, теперь не имело значения - святыни возвращались к своему Истоку, к Единому...
    Не помню, сколько раз я возвращался к обрушившейся лестнице с пустыми сумками, как долго собирал святыни и их обрывки, осколки, но я успел. Стерев до костей локти и колени, я, простой смертный, сделал то, что смертному было не под силу. Меня питало, давало силы Пламя Истины, горевшее на Алтаре моего Сердца.
    Лепесток Огня Воли, уплотняясь, превращался в Энергию, потом в Силу, лепесток Мудрости - в Знание, в Информацию, и только лепесток Любви оставался Любовью на всех уровнях, ибо она - фундамент Мироздания...
    Любовь к Истине, к Её живым отражениям, сбившимся с Пути и блуждающим сейчас в темноте, помогла мне совершить невозможное. Плача, я ползал по камню вокруг кучи, подталкивая святыни к центру, когда услышал шум, крики, топот. Сев на край жертвенника, я прикрыл глаза: "ПОРА!"
    Заискрилась, зазвенела серебряным звоном ключевая мыслеформа, и я почувствовал, как размываются, тают границы, барьеры между мирами-уровнями.
    Множество жизней я прожил, чтобы научиться удерживать сознание в плотном, физическом мире в момент единения с Истиной, и вот пришло время это умение применить на все сто процентов.
    У Истины множество имён, но сейчас из множества я выбираю одно: "Отец". Мне не нужно просить Его о помощи, потому что сейчас Я и Отец - одно. Сейчас Я Есмь Истина...
    Открыв глаза, Я смотрю на Своих учеников: недоумённые лица, испуганные взгляды, гул возбуждённых голосов. Увы, во все времена у толпы был один лозунг: "Хлеба и зрелищ!"
    Ну что-ж, дети Мои, сейчас вы вкусите Хлеба Вечной Жизни и увидите Зрелище, смысл которого будете постигать веками, потому что и Хлеб, и Зрелище - Я ЕСМЬ!
    - Стойте! - я властно поднимаю окровавленную руку, и толпа испуганно пятится. Мысленно я провожу черту вокруг жертвенника и устанавливаю барьеры безопасности - люди не должны пострадать, ведь их роль в этом спектакле - быть свидетелями, передавать увиденное другим. А зрелище должно быть эффектным...
    Повернувшись к святыням, я проецирую на них Пламя Истины, и оно с жадностью начинает пожирать то, что само же и создало - сейчас я выделил лишь один аспект Пламени: разрушение.
    Через несколько минут это качество ворвётся в физический мир в виде жаркого огня, и тогда его увидят все. Пока что это вижу лишь я, да несколько моих лучших учеников, в ужасе закрывших лица руками, видя, как от святынь остаются лишь их материальные скорлупки. Я поднимаю одну из скорлупок - Библию, и бережно кладу её на свою тогу, в центр бушующего Пламени, рядом с рукописью "Евангелие для Геннадия", скорлупкой моего учения.
    Сердце дрогнуло и застонало, и опять я почувствовал на нём сильные и холодные пальцы Знания, но гораздо боле сильные, хотя и мягкие пальцы Мудрости разжали их и отогрели Сердце: "Так надо..."
    В памяти мелькнули строчки из моего стихотворения:
                "...В огне одно лишь тленное горит,
                а вечное в нём силу набирает..."
    Ну, вот и всё. Впрочем, ещё нет - я переношу Пламя Истины на себя и зябко ёжусь в белом бушующем смерче, каждой клеточкой впитывая его энергии. Повернувшись к ученикам, я поднимаю руки, и гомон стихает.
    - Сейчас состоится Великое Жертвоприношение. Истина требует Жертвы Всесожжения.
    Кто-то ахнул, и, прорвавшись через барьер страха, с поднятыми кулаками бросился к жертвеннику, но тут же увяз, потерял сознание в энергетическом барьере.
    Сполохом белого Пламени я отшвырнул его в толпу, за пределы опасного круга, и засмеялся:
    - Что, жалко с погремушками расставаться? Пришла пора, друзья мои, менять свои ползунки на более взрослое одеяние!
    За спиной жарко полыхнуло, с треском и гудением взвилось к небу обычное пламя, в толпе заголосили, запричитали, посыпались проклятия.
    Грустно улыбаясь, Я смотрю на Детей Своих, и слёзы текут по моим щекам. Почувствуй, Господи, вкус слёз моих, познай боль израненного моего тела, плоти Твоей, ощути невыносимый жар физического огня...
    Я чувствую, как огромным волдырём вздувается кожа на спине, но не отключаю боль от ожога, потому что это тоже одна из граней Бытия, и сейчас я могу через свое сознание донести её до Создателя.
    Прими, Господи, этот мой ничтожный, но, я знаю, бесценный для Тебя дар...
    Всхлипнув, я осторожно поднимаю и укладываю на горячий жертвенник свои распухшие, почерневшие, окровавленные ноги.
    От страшного жара плавятся золотые, серебряные, железные предметы, пузырится камень в центре. С резким гулким щелчком камень, не выдержав перепада температур, раскалывается на несколько кусков. 
    Да, это было последнее жертвоприношение. Через несколько минут тело их Пророка и Пастыря, мое тело, вспыхнет бенгальской свечой, и в этой вспышке исчезнет даже пепел, прах святынь - это будет последним, запоминающимся актом мистерии.
    Я с грустью смотрю сквозь яростно бушующее