Всё решает время. 1 глава. Ничто не вечно. Нож у горла

термоса пару глотков, но нет, не сейчас. Где-то высоко над головой и пока в стороне отчетливо слышался крик, похожий на куриное кудахтанье, но значительно громче. Как возможно, стал бы громче мой голос, ходи я каждодневно с микрофоном. Кудахтанье же – верный намек на то, что пора поторапливаться.
Гнездо с тремя внушительных размеров яйцами было почти на одном уровне с моей головой, но дотянуться до них затруднительно, спускаться же на дно ущелья у меня не было ни времени, ни приспособлений. Руки лихорадочно подрагивали, план за планом отметались мозгом, ставя ярлычок «бред». «Мне нужны образцы, мне позарез нужны куриные яйца!» – не успокаивался надтреснутый голос учителя в голове. Да, знаю я, знаю!
Тонкие сучки едва покачивались на ветру, почти касаясь моих щек.
А кудахтанье всё ближе.
Делать нечего…

Разбег. Прыжок. Ветер, ударивший в лицо, тормозит полет, подобно гравитации, не дающей людям свободно парить в воздухе. А это свойство бы мне сейчас пригодилось. Недолгий полет над пропастью, недолгое отсутствие почвы под ногами и неимоверное наслаждение выбросившимся в кровь адреналином.

Если бы не ощутимый удар плечом об острый край обломанной ветви и не сочившаяся из разодранной плоти кровь, то наслаждение было бы непередаваемым и вечным. Я сняла онемевшую от боли руку с обрубка, торчащего из ствола. Кусочек ткани остался висеть, а я отметила, что отломанная ветвь была очень крупная. Противно засосало под ложечкой, то самое ощущение, похожее на голод и тошноту одновременно.

Не Смотри Вниз, Не Смотри Вниз, Не Смотри...

Остатки адреналина продолжали учащать сердцебиение, легкое головокружение из-за высоты, ведь не смотреть вниз почти нереально. Боль подозрительно затихла, о наличии раны напоминали лишь лохмотья рукава и медленно текущая кровь.

Куриный крик огромной птицы уже где-то рядом, подобный раскатам грома, он раскатывался и приближался.

Левой, неповрежденной рукой я отцепила с пояса Тонометр-куб, чтобы снять показания с метровой высоты и диаметра яйца. Пальцы не гнулись и кочевряжились, но подгоняемая чувством опасности и ответственности, я всё же изловчилась прикрепить к оболочке огромной яйцеклетки прибор. Раздался противный писк сканирования внутренностей зародыша. Щелчок. Писк. Образец получен.

«Раскаты грома» становились громче. Онемение постепенно проходило, тем самым возвращая руке чувствительность и боль соответственно. Заодно возникла новая трудность. Обратно-то как?

– Петрович, скотина!.. – заскулила я, снова скрипнув зубами, сделала шаг и… – Блядство!

…Моя нога соскользнула с ветви, на которой я стояла, при попытке снять Тонометр с яйца. Со смачным хрустом и чваканьем оболочка проломилась, и нога угодила прямо в жижу зародыша и питательных веществ. Кажется, теперь мне точно не жить. Дёрг-дёрг, чвак-чвак. Будто потонув в болотной трясине, нога вяло бултыхалась в вязкой субстанции по самое бедро. Запах, ударивший в нос, тоже был не из лучших, стух там цыпа, что ли?!

В момент, когда мысленно я уже составила завещание и вспоминала самые светлые моменты жизни, нога с громким «чпок» выскользнула наружу, а зародышевая масса, смыкаясь, захлюпала. Пора сваливать.

Если бы не страх быть заклеванной насмерть огромной разъяренной курочкой, то черта с два, я бы попила когда-нибудь кофейку.

Отдав последние силы на то, чтобы нагнуть одну из длинных ветвей кедра, я скатилась-слетела к краю ущелья, зацепившись за него в последний миг. С громким хрустом ветвь обломилась и полетела вниз, подтянувшись, дабы не полететь вслед за ней, я закинула себя на каменистую поверхность подле ранца. Теперь из кедра торчали два обрубка, один новый, а второй вымазанный в свежую кровь.

Встав из лежачего положения на корячки, я потянула руку к ранцу. Рука отбросила слишком длинную и широкую тень в форме расплывшегося конуса, а громоподобное кудахтанье смолкло. Наверное, громоотвод сработал!

Что за вздор я несу, а? Самый вздорный вздор из всех вздорнистых вздоров и вздорноватых вздорвч… Варя, не сходи с ума!

Рука всё ещё висела в воздухе, но мозг всё-таки сходил с ума (надо бежа-а-ать!), мечась (бросить рюкзак и бежа-а-ать в укрытие леса!) и паникуя (Бросить рю… если закидывать его за плечи, уйдет много времени-и!), зная, что нет никакого громоотвода. Есть только курица (и она меня заметила), у которой кончился не вечный обед. На ватных ногах я поднялась с земли, слегонца к ней прирастая и держась за «горящую» правую руку.

Да, она меня заметила.

Внутри всё сжалось, ноздри затрепетали, улавливая тухлый яичный запах.

Но это ничто по сравнению с тем (сзади раздался хруст скорлупы, запах стал невыносим), что я – убила её ребенка.