Катарина лежала на спине и рассматривала складки нависающего над ее кроватью тяжелого балдахина. Пожилой королевский лейб-медик сосредоточенно мял ее живот своими пальцами уже довольно длительное время. Наконец, он выпрямился и посмотрел на нее.
- Вы совершенно здоровы, Ваше Величество, - сказал он Катарине, после чего, поклонившись ей, отошел в сторону, чтобы ополоснуть руки в тазу с водой.
Королева села на краю кровати и оправила юбки.
- Также, как и господин Первый маршал, - добавил врач, вытирая руки полотенцем, - Его я тоже осмотрел тщательно и должен сказать, что он не просто здоров, а находится в более чем прекрасной форме. Поэтому, зачатия следует ждать еще не менее полугода. Но если оно так и не наступит, на роль физиологического отца наследника трона все же придется назначить иного кандидата.
Лейб-медик развел руками, а Катарина, слабо кивнув, отвела в сторону свой кроткий взгляд. Однако, когда врач, снова поклонившись своей венценосной пациентке, вышел из ее покоев, на ее губах заиграла неоднозначная улыбка.
Рокэ Алва мрачно покручивал в пальцах изящную ножку бокала алатского стекла, глядя, как "Черная кровь" плещется о его края, оставляя разводы, похожие на потеки жидкости, фигурирующей в названии его любимого напитка. После сегодняшнего тщательного осмотра придворного лейб-медика до сих пор противно ныло в паху, а мысли вертелись вокруг кроткой белокурой бестии, с которой уже не в первый раз он не знал, как поступить. Катарина будто нарочно толкала его к насилию, отказывая и отказывая в близости в каждый его визит, причем, эти отказы были неявны и настолько изящны и умны, что Рокэ испытывал от них едва ли не такое же удовольствие, как если бы королева, наконец, соизволила возлечь с ним в постель. Однако, она этого делать явно не собиралась, а он продолжал регулярно посещать ее будуар, ради тонкой игры пусть всего нескольких фраз, ради легкой улыбки бледно-розовых губ, которая никогда явно на них не играла, но Рокэ все равно видел ее. Эта игра королевы Ворону даже нравилась... Он знал, что она сама зависит от его визитов - перестань он приходить, и ее светлые глаза потускнеют, в них появится недовольство и грусть. Здесь дело было не в его излишней самоуверенности - Катарина просто не скрывала этого. Но и к объятиям не подпускала, ни к горячим, ни к осторожным, ни к каким. Все, что можно было сделать - это взять ее силой, но Рокэ этого не хотел. Во дворце абсолютно все, начиная от Дорака и Оллара и заканчивая самой последней судомойкой, были уверены, что в будуаре королевы они предаются не только куртуазным беседам. Алву это устраивало. Ему нравилось распутывать странный клубок хода мыслей и желаний строящего из себя на людях жертву хрупкого Гиацинта. Ему было интересно, и развлекаться таким образом никто не мешал. Пока вдруг не заявился этот ызаржий лекарь. Алва толкнул бокал и посмотрел, как пятно "Черной крови" растекается по светлой скатерти. Зрелище было символичным. Ну что ж, ваше неприступное величество, на этот подлый ход с врачом придется ответить. И вовсе не так, как вы себе представляете.
На следующий день он пришел в будуар Катарины как ни в чем ни бывало. Все время своего визита Рокэ, как обычно, вел с Ее Величеством незначительные беседы, но в конце перед уходом он взял ее руку в свою чуть резче, чем раньше, сжал чуть сильнее, и поцелуй, оставленный на бледной коже, был не просто данью вежливости – он был жарок. Катарина постаралась ничем не выдать себя, но в ее глазах удивление смешалось с удовольствием. Ворон решил, что он нащупал нужный путь, и отправился по нему дальше. Удержать ручку королевы в ладони чуть дольше, чем того требует этикет, обжечь дыханием запястье, сжать локоть во время короткой прогулки, поймать реакцию девушки. От банальности скулы сводило, но вроде бы действовало... Так Рокэ казалось в первые несколько дней этого скучного «эксперимента», пока в его очередной визит Катарина не забрала, едва не вырвала у него свою ладонь и попросила ее оставить, ссылаясь на усталость. На следующий день она его не приняла. Через день тоже. Алва почувствовал, что злится, но эта злость заставила его встряхнуться, вновь вывела из болота той рутины, в которую стали превращаться его визиты к королеве. Снова возник интерес и захотелось действовать, теперь уже гораздо более решительно, чем раньше.
Это место в королевском парке было у Катарины любимым и особым. Узкая садовая дорожка, аккуратно посыпанная песком, кусты ароматной акации, живописно поросший осокой и водяными лилиями прудик неподалеку. Королева неоднократно отпускала фрейлин с прогулки и недолго бродила в этом месте одна. Караул, состоящий из гвардейца королевской охраны, всегда дежурил неподалеку, дворец от этого места парка находился близко, но Катарина не злоупотребляла такими одинокими прогулками, именно потому они и оставались для нее возможны. В этот вечер королева также отпустила сопровождавших ее в парке придворных дам и отправилась гулять по песочной дорожке одна. Очертания фигуры гвардейца, стоявшего на страже, были видны поблизости, но он не мешал ей. Ступая по желтому песку и вдыхая цветочные ароматы теплого вечера, Катарина отдалась своим мыслям. Как стоящего в карауле «сняли» с поста, она не увидела и не услышала. Все это было проделано так быстро и ловко, что солдат не успел издать и звука, лишь ветви рядом качнулись. А затем на дорожку прямо перед королевой вышел стройный и статный мужчина. Его лицо было скрыто не только наступающими сумерками, но и темным платком. Он поклонился королеве молча и посмотрел на нее, словно ожидая реакции. Катарина замерла, будто поняла, кто перед ней, и зачем. Мужчина протянул к ней руку без перчатки. На пальцах сверкнули перстни, и один из них, герцогский, с крупным сапфиром, окончательно развеял ее сомнения. Сейчас можно и нужно было потребовать от него прекратить этот маскарад и ребячество, снять платок с лица и проводить ее во дворец. Катарина уже вдохнула воздух и приоткрыла губы, чтобы сказать все это, но Алва не позволил ей этого сделать. Он резко притянул девушку к себе за талию и припал к ее губам, жадно «забирая» ее дыхание. Потом отстранился, не выпуская из объятий, посмотрел в ее глаза, когда она их, наконец, открыла, явно ожидая реакции. Нужно было закричать, забиться, потребовать отпустить ее… но Катарина не смогла. От поцелуя она будто ослабела, ноги перестали ее держать, и юная королева прижалась к плечу Ворона. На ее молчание он ответил тем же, а потом подхватил на руки и ступил с дорожки к пруду, раздвинув ветки кустов акации, и там продолжил поцелуй, легко удерживая Катарину на руках. Она не сопротивлялась, прикрыв глаза и начиная отвечать ему. Черные волосы Алвы были забраны сзади в хвост, одна прядь выбилась из-под шляпы и щекотала Катарине лицо. От Ворона пахло вином, но это было приятно. Он долго не прерывал поцелуя, распаляя ее и, видимо, распаляясь сам, во всяком случае, когда королева снова открыла глаза, отрываясь от его губ, чтобы перевести дыхание, ей показалось, что его глаза в наступающей темноте отражают какой-то ненормальный блеск. Он сжал ее в объятиях сильнее, словно рассердившись за прерванный поцелуй.
Платка он так и не развязал, лишь сдвигал его с лица, для поцелуев это было грубо, неуважительно, но Катарине нравилось и это. Она так долго ждала... Дыхание Ворона стало учащенным, каким-то хриплым. Королева поняла, что теперь он ее не отпустит, даже если она станет умолять его. Значит, ее время пришло... Катарина выгнула шею, когда жаркие губы коснулись ее в темноте. Поцелуи и ласки Алвы становились все резче, грубее, нетерпимее. Он перехватил ее в руках иначе, словно куклу, сильно сжал предплечья, прислонил к стволу какого-то подвернувшегося дерева, ударив спиной. От неожиданности Катарина негромко ахнула - Ворон навалился на нее так, что на вскрик уже не хватило дыхания. Его рука бесцеремонно задрала ее юбки, скользнув под них, рванула ее белье вниз, к коленям. Он возьмет ее прямо в парке, у этого дерева, безо всякой романтики, грубо, неуважительно... Катарина не знала, как к этому относиться, как ей поступить. Голова кружилась от предварительных ласк и поцелуев, продолжение нравилось уже меньше - Ворон начал делать ей больно, бесцеремонно швырять, дергать, словно вещь, а не живого человека... Теперь "нападению в парке" не хватало изящности, но отступать было поздно. Катарина зажмурилась, когда Алва стал терзать ее грудь, распустив корсаж платья. Создатель, что же он делает, ведь все это для нее впервые... Может быть, это месть за долгие отказы? Внезапно, ее мысли перекрыло такой болью, что юная королева вскрикнула. Войдя в нее, Ворон словно разорвал ее пополам. Катарина рванулась прочь изо всех сил, но тщетно - он тяжело и часто дышал сквозь свой платок, продолжая грубо прижимать ее к дереву, и двигался так, словно вознамерился целиком вбить ее в кору. Это продолжалось бесконечно долго - так показалось Катарине, и было невыносимо больно. В какой-то момент она все же не выдержала.
- Хватит... Отпустите меня, мне бо...
Договорить она не смогла - и не думая останавливаться, Алва зажал ей рот ладонью так, что она едва могла дышать. Пришлось терпеть дальше. Мучение все никак не кончалось – Ворон взмок, глаза над платком горели злобой и… Катарина поняла, что он не может довести все до конца – у него просто не получается. И если так и не получится, он убьет ее здесь, прямо в этих кустах. Юную королеву накрыл ужас. Повинуясь какому-то звериному инстинкту выживания, она вновь забилась под ним, пытаясь вырваться и пытаясь кричать зажатым ртом. Тогда Алва отнял руку от ее лица, припирая ее к дереву еще сильнее, и прошипел:
- Сука… ты замолчишь, или нет?
Он замахнулся, чтобы ударить ее.
- Создатель, помоги мне!
Выкрикнув это, Катарина зажмурилась, ожидая удара по лицу, но его не последовало. Ее мучитель внезапно замер, как-то странно захрипев. Его руки ослабили хватку, отпуская ее занемевшие предплечья. Потом он внезапно облил ее шею и грудь какой-то теплой и липкой жидкостью, хлынувшей под платком у него изо рта, и стал оседать вниз, и тогда… Расширенными от ужаса глазами Катарина увидела стоящего позади другого Алву, лицо которого было искажено яростью, а рука вырывала окровавленный кинжал из спины сползающего по ее растерзанному платью мужчины, которого в сумерках сада она приняла за Ворона. Шляпа упала с его головы, открыв забранные в куцый хвост темные волосы. Катарина села на землю рядом с трупом и подняла глаза на герцога, который медленно обтирал кинжал пучком травы, стоя перед ней и глядя на нее сверху. Дрожащей рукой королева стянула липкий от крови платок с лица не успевшего даже вскрикнуть мужчины и всмотрелась в него. Гвардеец… это был один из гвардейцев, время от времени несших караул у ее песочной дорожки… Высокий и темноволосый. Создатель…
Катарина подняла голову и посмотрела на Алву, все еще стоящего перед ней молча. Кинжал он уже убрал в ножны.
- Я… Я подумала, что это были вы, - сказала она. – Я думала, что это были вы. Я думала, что это были вы. Я думала, что это были вы!
Она продолжила повторять эту фразу, начиная медленно
