Если лежать, щекой прижавшись к земле, то человек, стоящий в отдалении, кажется стоящим на горе. Ох, и необычен же он в этот миг...
Мысли были вялые и текли как бы сами по себе.
Антон перевернулся на спину и, сунув в рот травинку, стал глядеть на плывущие облака. Одно было как голова носорога.
— Кхе-кхе, — раздалось невдалеке.
Стоявший на горе Рындин, уперев руки в бока, глядел с обрыва вниз. Потом он, зевая и почёсываясь, подошёл к Антону, и стало ясно, что он не на горе, а просто высокий.
— Может, в нарды? — предложил он — без особого, впрочем, энтузиазма.
Не отвечая, Антон продолжал разглядывать голову носорога, которая к тому моменту превратилась в нечто бесформенное.
— Да ну их, — отозвался он наконец.
Рындин потоптался возле его головы истрёпанными кедами и снова подошёл к обрыву, долго глядел туда, неопределённо не то хмыкая, не то зевая, а потом тоже упал навзничь на траву.
— И жрать совсем не хочется.
— Девушку бы к нам в компанию.
— Гы... Размечтался. Скажи спасибо, что сам живой.
— Спасибо, — сказал Антон.
День только начинался. Солнце поднялось от горизонта едва на четверть. Толстые оранжевые протуберанцы шевелились как гигантские змеи. Но лучи были тёплыми. Если на солнечный диск глядеть дольше минуты, то в какой-то момент начинает казаться, будто там проступает лицо — губы, глаза, нос. То ли атмосфера, то ли само солнце щадили глаза, не обжигая сетчатку, и потому на солнце можно было смотреть сколь угодно долго.
Антон встал и, подойдя к обрыву, сел рядом с Рындиным, свесив ноги вниз. Сейчас внизу почти ничего не было видно. Только лилово-сизая дымка, слоящаяся полосами до горизонта. Вчера там было поинтереснее. Только звуки иной раз доносились оттуда — какие-то нежные, мелодичные, что так и кажется, будто их издают прекрасные сирены. Антон так и спросил:
— Сирены?
— Да кто ж их знает, — пожал плечами Рындин.
— Да я так... А Гуслик где?
— Да всё там же. Радиостанцию пытается наладить.
Они долго молчали. Рындин, то и дело ероша рыжие волосы, хмыкал про себя, щурил глаза и теребил шелушащуюся губу, что явно свидетельствовало о глубокой мыслительной деятельности. Он был из той породы, что и минуты не могут просидеть без дела. А уж два дня воздушного заточения — так вообще пытка.
Какая-то птица медленно вплыла в пределы их видимости и пролетела метрах в двадцати. Она была размером с небольшой автомобиль. Каждое перо её словно бы искрилось всеми возможными цветами, и в целом она походила на летящую радугу.
Тут они увидели, что туман внизу рассеялся. Оказалось, что внизу теперь не лес, как было вчера, а зелёная долина, испещрённая реками и круглыми озёрами, похожими на синие блюдца. У горизонта угадывалось какое-то гигантское белое нагромождение — может, город? Антон пригляделся повнимательнее, но было слишком уж далеко — деталей не разобрать. Потом кто-то розовый и огромный каким-то непонятным образом словно бы встал из тела долины, выпрямившись во весь свой исполинский рост. Голова его оказалась выше летающего острова, на котором находились сейчас наши друзья. Лицо по очертаниям было самое что ни на есть обыкновенное. Оно не улыбалось, но по сиянию, которое от него исходило, создавалось впечатление, будто оно улыбается. Гигант повёл вокруг взглядом — причём друзьям показалось, будто великан посмотрел именно на них — затем, не оставляя следов, словно фантом или призрак, зашагал в сторону и через минуту-другую исчез за горизонтом. Облака в той стороне складывались в белоснежную гору.
— Может, останемся здесь? — предложил Антон.
Рындин только молча повернулся назад — в полукилометре от них копался в обломках глайдера бортовой механик Чудесный.
— Ну да, кто ж тебе разрешит.
— Так я уже взрослый хлопчик...
— Это ты Янковскому объясни.
Антон усмехнулся, потом снова упал на спину и, покусывая травинку, стал прислушиваться к тому, как тёплый ласковый пар щекочет ему пятки. Снова донеслась чарующая мелодия, а потом какая-то непонятная противоестественная дробь, эхом разлетевшаяся во все стороны.
— Ну вот и конец, — сказал Рындин секунду спустя. — Отыскали.
Антон приподнялся. Дробь между тем резко усилилась, и вскоре из-за обрыва, метрах в пятидесяти, всплыл спасательный катер. От разбитого глайдера, маша рукой, уже бежал Гуслик.
Антон встал.
"Прыгнуть, что ли? — подумал он с тоской и посмотрел вниз. — Ведь ничего же не случится. На этой планете вообще ничего трагичного в принципе не может случиться. Никто этого, впрочем, не понимает. Всё подвох какой-нибудь усматривают. А я понимаю. Вот просто как светлый божий день понимаю..."
Он несколько минут стоял на самом краю, но так и не прыгнул. Он поднялся и стал глядеть на то, как спасательный катер, ветром винтов уминая траву, медленно садится на изумрудную поверхность...
Мысли были вялые и текли как бы сами по себе.
Антон перевернулся на спину и, сунув в рот травинку, стал глядеть на плывущие облака. Одно было как голова носорога.
— Кхе-кхе, — раздалось невдалеке.
Стоявший на горе Рындин, уперев руки в бока, глядел с обрыва вниз. Потом он, зевая и почёсываясь, подошёл к Антону, и стало ясно, что он не на горе, а просто высокий.
— Может, в нарды? — предложил он — без особого, впрочем, энтузиазма.
Не отвечая, Антон продолжал разглядывать голову носорога, которая к тому моменту превратилась в нечто бесформенное.
— Да ну их, — отозвался он наконец.
Рындин потоптался возле его головы истрёпанными кедами и снова подошёл к обрыву, долго глядел туда, неопределённо не то хмыкая, не то зевая, а потом тоже упал навзничь на траву.
— И жрать совсем не хочется.
— Девушку бы к нам в компанию.
— Гы... Размечтался. Скажи спасибо, что сам живой.
— Спасибо, — сказал Антон.
День только начинался. Солнце поднялось от горизонта едва на четверть. Толстые оранжевые протуберанцы шевелились как гигантские змеи. Но лучи были тёплыми. Если на солнечный диск глядеть дольше минуты, то в какой-то момент начинает казаться, будто там проступает лицо — губы, глаза, нос. То ли атмосфера, то ли само солнце щадили глаза, не обжигая сетчатку, и потому на солнце можно было смотреть сколь угодно долго.
Антон встал и, подойдя к обрыву, сел рядом с Рындиным, свесив ноги вниз. Сейчас внизу почти ничего не было видно. Только лилово-сизая дымка, слоящаяся полосами до горизонта. Вчера там было поинтереснее. Только звуки иной раз доносились оттуда — какие-то нежные, мелодичные, что так и кажется, будто их издают прекрасные сирены. Антон так и спросил:
— Сирены?
— Да кто ж их знает, — пожал плечами Рындин.
— Да я так... А Гуслик где?
— Да всё там же. Радиостанцию пытается наладить.
Они долго молчали. Рындин, то и дело ероша рыжие волосы, хмыкал про себя, щурил глаза и теребил шелушащуюся губу, что явно свидетельствовало о глубокой мыслительной деятельности. Он был из той породы, что и минуты не могут просидеть без дела. А уж два дня воздушного заточения — так вообще пытка.
Какая-то птица медленно вплыла в пределы их видимости и пролетела метрах в двадцати. Она была размером с небольшой автомобиль. Каждое перо её словно бы искрилось всеми возможными цветами, и в целом она походила на летящую радугу.
Тут они увидели, что туман внизу рассеялся. Оказалось, что внизу теперь не лес, как было вчера, а зелёная долина, испещрённая реками и круглыми озёрами, похожими на синие блюдца. У горизонта угадывалось какое-то гигантское белое нагромождение — может, город? Антон пригляделся повнимательнее, но было слишком уж далеко — деталей не разобрать. Потом кто-то розовый и огромный каким-то непонятным образом словно бы встал из тела долины, выпрямившись во весь свой исполинский рост. Голова его оказалась выше летающего острова, на котором находились сейчас наши друзья. Лицо по очертаниям было самое что ни на есть обыкновенное. Оно не улыбалось, но по сиянию, которое от него исходило, создавалось впечатление, будто оно улыбается. Гигант повёл вокруг взглядом — причём друзьям показалось, будто великан посмотрел именно на них — затем, не оставляя следов, словно фантом или призрак, зашагал в сторону и через минуту-другую исчез за горизонтом. Облака в той стороне складывались в белоснежную гору.
— Может, останемся здесь? — предложил Антон.
Рындин только молча повернулся назад — в полукилометре от них копался в обломках глайдера бортовой механик Чудесный.
— Ну да, кто ж тебе разрешит.
— Так я уже взрослый хлопчик...
— Это ты Янковскому объясни.
Антон усмехнулся, потом снова упал на спину и, покусывая травинку, стал прислушиваться к тому, как тёплый ласковый пар щекочет ему пятки. Снова донеслась чарующая мелодия, а потом какая-то непонятная противоестественная дробь, эхом разлетевшаяся во все стороны.
— Ну вот и конец, — сказал Рындин секунду спустя. — Отыскали.
Антон приподнялся. Дробь между тем резко усилилась, и вскоре из-за обрыва, метрах в пятидесяти, всплыл спасательный катер. От разбитого глайдера, маша рукой, уже бежал Гуслик.
Антон встал.
"Прыгнуть, что ли? — подумал он с тоской и посмотрел вниз. — Ведь ничего же не случится. На этой планете вообще ничего трагичного в принципе не может случиться. Никто этого, впрочем, не понимает. Всё подвох какой-нибудь усматривают. А я понимаю. Вот просто как светлый божий день понимаю..."
Он несколько минут стоял на самом краю, но так и не прыгнул. Он поднялся и стал глядеть на то, как спасательный катер, ветром винтов уминая траву, медленно садится на изумрудную поверхность...
