Пир.
- Что есть красота? – Задумчиво сказал Ярошевский, рассматривая крайне уродливую статуэтку Богини-Матери из коллекции Немирова. – Сосуд, в котором пустота? Или вино, налитое в сосуде?
- Красота, это оценка, - усмехнулся Немиров. – Нет её в грозовом перевале. Нет в розе. И в Моне Лизе нет. Красота возникает тогда, когда человек делает её предметом, даёт цену и присваивает.
- Ну да, ну да! – Хохотнул Ярошевский. – Я буду пить свой портвейн 777 и причмокивать. А в ваш бокал амонтильядо плюну. Потому, что зелен виноград.
- Но, - Немиров поднял бокал. – Тогда вы никогда не узнаете вкус амонтильядо.
- Я могу отведать, - пожал плечом Ярошевский. – И найти ваш вкус отвратительным.
- А тогда, - улыбнулся Немиров. – Я высокомерно подниму подбородок и скажу вам, что вы плебей. Потому, что на вкус и на цвет есть товарищества. Носители цены. Они вам популярно объяснят, почему Мона Лиза красива, а пить портвейн с фабричной работницей, - не комильфо.
- По вашему, - поморщился Ярошевский. – Вне базарного торга красоты вообще не существует?
- Человека не существует вне базарного торга, - вздохнул Немиров. – А человек мера всех вещей. Вы стоите ровно столько, во что вас оценивает социум. А социум ценит вас на столько, насколько вы цените его ценности. Вполне рыночные отношения. Вы можете обозначить красоту, которая не являлась бы предметом оценки? Вы можете назвать предмет искусства, который бы никогда не выставлялся на торги?
- Вот это! – Ярошевский триумфально поднял вверх Богиню-Мать.
- Я купил её за 150 долларов, - усмехнулся Немиров. – И это подделка.
