Да простят меня остальные герои моих заметок, да и вы, читатели уважаемые, извиняйте меня, но этим, указанным в названии части, первым лицом буду я. Перечитало это первое лицо тут все предыдущие части, заметило, что очень часто встречается имя Иван, а иногда еще и с фамилией Выходцев, и решило, что употребление самого короткого местоимения «Я» вместо имени этого (и фамилии) позволит ему сократить время написания, а вам время прочтения. Хоть и есть такое мнение, что о себе легче говорить в третьем лице, мол, можно более откровенным быть, будто не о себе, может быть, не спорю, но решил проверить сиё утверждение на собственном опыте.
Попробуем.
Избежали мы тогда с Димкой Сазоновым по разным, конечно, причинам неудачного завершения нашей компанией лета семьдесят шестого. Меня, как не странно, спасло чудо техники, как теперь выяснилось, вовремя отказавшееся служить человеку. Правда, годами позже оно отыграло это спасение назад. Почти такой же мотоцикл и случайный самосвал приостановили мои хождения по жизни непутевой, видимо, решив, что не воспользовался я добрым отношением к себе того, Федькиного, мотоцикла, вернее воспользовался да не так, как им хотелось. И оставили меня только наблюдателем за чужими хождениями и максимум ездоком на кресле на колесах со спицами. Но это будущая история, до нее тогда было еще жить и жить.
Димку спасли отношения ни с техникой, а с человеком. Не кончились они, конечно, ничем. Да и как что-то могло быть: он только осенью дорос до паспортного возраста, а ей, года на четыре старше, уже пора было о замужестве задумываться. Кроме того, начался учебный год, попал Димка под неусыпный родительский надзор в городе, какие уж тут побегушки и гулянки. Не реализовались отношения, поэтому, наверное, и помнятся ему так долго. Да и еще, насколько я знаю, была у него какая-то там школьная любовь долгая, по-моему, он на ней и женился потом.
Знакомы-то мы с Димкой лет с девяти-десяти, когда привел его к нам во двор Валерка Астахов. Сдружились мы как-то быстро и надолго, несмотря на то, что уж больно разными были мы и семьи наши. Мою семью вы чуть-чуть знаете, по коротким заметкам моим. Димка у меня в гостях и был-то всего раз, еще давно. Сидели мы на веранде, уж не помню, чем занимались, вдруг, дверь распахивается, и батя мой влетает уже датый, но еще бодрый, ходячий. И по шкафам шарить начинает, потом к серванту, что-то откинул, а вазочку мамину любимую схватил и ушел. Все дверцы распахнуты, все перерыто, а нас даже и не заметил в ажиотаже своем, побежал вазочку пропивать, видать, денег-то совсем не было в доме. После этого я уж никогда Димку не пригашал, да он и не напрашивался.
Я же у него бывал несколько раз. Он обычно летом жил в Зеленогорске с бабушкой и дедом, снимали в разных местах. Ух, любил я к ним попадать. Во-первых, всегда вкусно накормят, а, во-вторых, обязательно что-нибудь интересное расскажут. Да и вообще, чувствовал там себя человеком, относились ко мне, как к взрослому, как к равному, даже на «вы» называли, когда мы уже подросли. Я, конечно, знаю, как пользоваться вилкой и ножом, но иногда заслушаюсь рассказом Димкиной бабушки, наткну котлету на вилку, откусываю, а Димка меня под столом коленом пихнет. Но вот его бабушка с дедом делают вид, что не замечают. Хоть и был я гопник гопником и по происхождению, и по воспитанию, но они своим поведением никогда не показывали, что таковым меня считают. Интеллигенция, одним словом.
Вот мы с Димкой, как противоположенные заряды и притягивались.
Опять меня понесло куда-то в прошлое давнее.
Так вот возвращаясь в семьдесят шестой, если вам интересно (я-то если читаю чего, то всегда охота узнать, а что с героями этого чтения потом-то было), Федьку откачали, хоть и тяжко его ранило, он получил условно, по-моему, год, не помню, это ему за угон впаяли, Плейшнер и Карлик отделались несколькими допросами и свидетельствами на суде, но страху натерпелись выше крыши.
Тот велосипедист не выжил, оказался он нашим соседом, Станиславом Федотовым, из Федотовых, что над Егором и Клавкой жили. Короче, реальный срок получил только Серж, хоть и долго пытался его папаша отмазать сынка, но не вышло.
А вот не опоздай я в тот вечер, мог бы сам за рулем той машины оказаться, уж что-что, а водить я умел, Беловские друзья, что на нашей автобазе работали, научили еще давно, определили мою будущую специальность, так сказать.
Кончился август, разъехались дачники, перебрались хозяева из сараев в дома, начался учебный год, и пошел я в десятый. Должен-то я был закончить школу еще год назад, да в третьем классе перенес тяжелейшее воспаление легких с какими-то осложнениями, пришлось третий класс по второму разу осиливать, вот и отстал, поэтому мы с Димкой в один год школу и заканчивали. После восьмого подумывал я в путягу уйти, да чего-то лениво стало ездить в город, у нас-то не было ничего интересного, вот и пошел в девятый, учился-то я не так чтобы хорошо, но для перехода в девятый достаточно.
А в середине сентября пришла в наш класс новенькая – Татьяна Мешкова. Отец у нее из офицеров был, и, наконец, добился перевода из гарнизонов в Ленинград, а тогда квартиры, если и давали, то нескоро и неохотно, вот они и сняли жилье в новой девятиэтажке около вокзала. У нас-то было дешевле снимать, чем в городе, а ездить не очень далеко. Ну, а мамаша ее устроилась к нам в школу учителем истории.
Так вот, Татьяна – девица была видная. Высокая, ноги длинные стройные, волосы светлые, лицом красива, ну, может, излишне плосковата была, зато одевалась – закачаешься. В дальних гарнизонах папаша, небось, хорошо зашибал, нашим девчонкам такие наряды и не снились.
Вот тут-то ваш покорный слуга и потерял покой.
Впервые я ее увидел при подходе к школе, еще не знал, кто она и что она будет в нашем классе учиться. Мы перед началом уроков, как обычно, стрясали мелочь с малышей, все конечно не отнимали, иначе бы могли нарваться, уж на булочку в виде сердечка за двенадцать копеек и пакет молока в виде красно-белой пирамидки за восемь, всегда оставляли. И сортировали, чтобы одних и тех же ежедневно не обирать, во всем нужна мера. Добычей после уроков уже делились с Беловым.
Ну, сейчас не об этом.
Вижу, идет девчонка, как плывет. На ней даже форменное платье было нестандартное, а сшитое в ателье, индивидуальное, коротенькое, да еще с разрезом сбоку, на груди какое-то жабо замысловатое, ворот нараспашку белым оторочен, поясок кожаный, босоножки белые на каблучке, только цокали по асфальту, волосы подвиты крупными такими локонами, портфельчиком покачивает, ни на кого не смотрит. Класс! Вообще офигеть!
Как увидел, так уж глаз и не отвел, пока она в школу не зашла.
Прихожу в класс, а она уже там, присматривает свободное место, села где-то в середине с Людкой Васильевой, мне с моей последней парты только профиль ее и был виден.
На первом уроке учительница сказала:
- Знакомьтесь, ребята, это ваша новая одноклассница – Татьяна, фамилия – Мешкова.
Она встала. Кто-то присвистнул.
Целый день я на нее поглядывал, а ночью никак уснуть не мог, ворочался, ее вспоминал. Первый раз со мной такое случилось.
Думаю, надо как-то подойти к ней, а сам робею. Всегда же просто получалось, со многими понравившимися знакомился не то что в классе, а просто так на улице, на танцах, где угодно. Никогда с этим проблем не было, а тут, вроде бы все просто - одноклассники, а как подойти не знаю.
Ходил так дурак дураком несколько дней, а потом придумал, надо ее удивить как-нибудь, ну и повод появится. Как удивить? Придумал, ума-то палата была! Зашел в мужской туалет на втором этаже, окно открыл и жду, когда девчонки на задний двор на большой перемене пойдут. У нас всегда так было, если дни теплые, то на перемене все высыпали на задний двор, он же и стадион школьный, там можно было побеситься, покурить, обсудить чего-нибудь, подраться, то есть каждый занимался тем, что надо или нравится. Вот идет, да еще и одна, я на подоконник и вниз, бух у нее перед носом и так, как ни в чем не бывало, говорю:
- Здорово!
Она вздрогнула, на меня так оторопело поглядела:
- Совсем чокнутый?
Передернула этак плечиками и мимо меня дальше пошла, как будто и не видит. Стою, как идиот, что делать, не знаю.
Но все же заметила мое внимание, как-то пару раз на уроках я увидел, как она, делая вид, что волосы поправляет, скосила на меня глаза незаметненько, на мгновенице лишь.
А через пару дней после уроков подошла ко мне на улице, сунула мне в руки свой портфельчик:
- Проводишь?
Я только кивнул, она повернулась и пошла, пришлось догонять, от волнения на полусогнутых ногах.
Наверняка, вы много раз видели, как у какого-нибудь магазина сердобольная бабулька подкармливает бездомного пса. Вот она стоит, разворачивает бумагу, чтобы достать кусочек, а пес полуприсев, прижав уши, виляет хвостом в ожидании с такой силой, что вся задница ходуном ходит, глаз от свертка вкусного не отрывает. Вот так, наверное, и я со стороны выглядел. Стыдуха! А ничего не поделаешь.
Уже несколько дней я ее провожал после школы, однажды, возвращаясь домой от вокзала на автобусе, увидел на школьной остановке Тоньку Шумилову, она стояла и смотрела в окна автобуса, а потом быстро забежала в салон, встала рядом со мной:
- Привет, Ваня.
- Здорово, а ты чего так поздно тут?
- В библиотеке была.
- А-а-а.
- Домой едешь?
- Да, вроде.
Я давно замечал, еще с девятого класса, что косит она на меня глаз, да как-то было не до нее. Не то чтобы она какая-нибудь страшная была, ничего девчонка, как многие. Не волновала она меня. Да она и не навязывалась, так поглядывала только.
Вышли вместе, она жила на Овражной, но потащилась рядом со мной к моему дому, хотя по Бассейной ей было ближе. Около моего двора попрощались, и она ушла через питомник.
Мои потуги по завоеванию сердца Татьяны шли ни шатко – ни валко. Провожал, она не возражала, идя рядом, я в основном молчал, было страшно сморозить какую-нибудь глупость. Она-то была вон как начитана, на уроках литры, так и сыпала цитатами, да всякими умностями, все понимала, во всем разбиралась, а я больше книги знал по учебнику, прочитаешь параграф, и вроде все понятно, что там, в «Войне и мир», происходило, а как на саму книгу взглянешь, тошно становится, понимаешь, возьмешься за чтение такого талмуда, точно под ним и погибнешь. То ли дело кино посмотреть хоть и длинное, но красиво, битвы классно сняты, и вообще прикольно смотреть на Штирлица в эполетах и на этого, который в немецком концлагере после первой не закусывает, в очечках и панталонах беленьких.
Татьяна на меня почти и не глядела, когда шли, иногда что-нибудь рассказывала, а потом как-то незаметно начала у меня выспрашивать про городок наш, про ребят, вообще про все здешнее. Ну, уж тут-то я плечи расправил, это я хорошо знаю, только сдерживал себя, чтобы ничего лишнего не ляпнуть, учитывая ее воспитание и домашнее окружение.
После провожаний я иногда в центре оставался с приятелями, если же ни с кем не встречался, то садился на автобус и домой. И вот опять на остановке у школы Тонька поджидает:
- Чего опять в библиотеку ходила?
- Нет, тут дела были.
Так я тебе и поверил, ясное дело меня поджидала, вон, как в окна автобуса глазела.
Видать, как только она усекла, что я за Татьяной начал бегать, решила и свои
Тоньку жаль, наивная девочка.