удивились и посмотрели на экран монитора. Как раз в этот момент мы отвечали на вопрос: «Обиходное название гексаметилентетрамина» и знали правильный ответ.
- Как это – нет «у»? – хмыкнул я. – Что же по-твоему: «ротропин» что ли? Любой медик тебе скажет: «Уротропин»!
- Да не об этом я! – досадливо поморщился он. – Плевать я хотел на вашу дурацкую игру! Я про прибор этот, КМЛ. Там должна быть буква «у» - «универсальный», а её почему-то нет!
Какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что сейчас Юрка сообщит нечто такое, от чего нам всем станет не до веселья. Я сел на свой стул и жестом показал ребятам, чтобы уматывали от стола.
- Выкладывай! – потребовал я.
- В общем, не знаю я, может Илья и прав, и отстройку магнитного луча можно действительно проводить при помощи КМЛ – мы же настоящего-то прибора не видели. Но это тогда у него только побочная функция, вспомогательная. Потому что на самом деле КМЛ означает «Координатор многоканальных линий» и завтра нам без него – хана!
- Так, - стал размышлять я, - то есть, ты имеешь в виду отстройку линий, по которым будет осуществляться телепортация?
- Ну, конечно! Они же там сейчас все в пучке! Ты никогда не пробовал распутывать клубок, который какой-нибудь дурак сплёл из отдельно нарезанных ниток? А здесь, я тебе скажу, ещё сложней: нужно выпрямить все каналы в пределах линии, да и сами линии тоже! Да ещё ориентированно их направить!
Мы все загрустили, сообразив, что проклятый КМЛ вовсе не был побеждён, он только затаился. И пока мы упивались тем, как достойно смогли выйти из сложной ситуации, он втихую посмеивался над нами в ожидании часа, когда можно будет расхохотаться во весь голос. И этот час наступил!
- Я одного понять не могу, - сказал мне Серёга, - тебе что, Истомин не дал вообще никаких документов по отстройке блоков?
- Всё, что он мне дал, вы видели, - хмуро ответил я и признался: - Он мне ещё говорил что-то, но я тогда был в такой эйфории, что вообще ничего не слышал.
Про «Сам Истомин! МНЕ! Ура-а!» я, естественно, умолчал.
- Ну, и ладно, - сказал Серёга. – График мы по-прежнему опережаем, пусть теперь Юрка КМЛ доводит – его очередь! Илюха же справился!
- Ну, ты сравнил! – возмутился Юрка. – Одно дело – магнитный луч, его, в конце концов, образно говоря, пинком сапога направить можно, другое дело – телепортационные каналы! Каждый канал – тоньше молекулы! Вот и попробуй – сделай прибор такой точности! А настроишь неправильно – при телепортации вместо того, чтобы что-нибудь на стол Истомину переслать, зашлёшь в какую-нибудь Новую Гвинею да ещё на тридцать метров вглубь земли! И хорошо, если туда, а не кому-то в голову или в желудок!... Ой, да что это я об отстройке каналов – выправить их, выправить даже невозможно!
Что тут возразишь? Прав, конечно, Юрка. Мыслимое ли дело забабахать такую тонкую вещь да ещё в полевых условиях? Поэтому мы провозились целых восемь дней, пока, наконец, сделали.
Зато, когда закончили, ни малейшего сомнения не было, что всё здесь, как надо! Я приказал Егоркину принести КМЛ, и мы вмонтировали туда Юркины платы. Потом скоммутировали оба устройства, и стал наш КМЛ таким, каким наверняка был и настоящий. Егоркин, который всё время, пока мы проводили монтаж и настройку, стоял не шелохнувшись, с облегчением вздохнул и снова утащил прибор в свою палатку. У меня возникло нехорошее предчувствие, когда Юрка, ставя на место крышку, пошутил:
- А здесь ещё место есть! Так что, Серёга, теперь твоя очередь!
И ведь как в воду смотрел!
- Детишки, - сказал Серёга, когда мы закончили монтаж последнего блока – блока управления, - не знаю, что вы мудрили с лучом и координацией телепортационных линий, но наверняка они отстраиваются каким-то другим образом. Потому что КМЛ означает «Коммутатор магистральной локомоции» – это даже ёжику понятно. Сие означает, что данный прибор предназначен для регулировки блока отправки и приёма.
- Ладно тебе, - неодобрительно заметил я, - хватит демагогией заниматься! Прямо скажи: за день управишься?
- Легко, - ответил Серёга и сдержал своё слово.
Модернизация КМЛ стала к тому времени делом привычным, поэтому на долю Серёги восторженных воплей не досталось. Больше всего нас порадовало то, что в корпусе прибора не осталось места для новых схем – это была хорошая примета!
И вот, наконец, он наступил: день, когда мы закончили всю работу! «Телепорт» был полностью смонтирован, отстроен и, в общем, готов к испытаниям. Меня очень подмывало шлёпнуть записку об окончании работ прямо на стол Истомину – тогда бы он сразу понял, что мы сделали это и на три дня раньше графика. Но такой поступок был бы, откровенно говоря, преступной авантюрой: ещё неизвестно, как отражаются на процессе телепортации воздействия различных сил, например, магнитного поля Земли. А вдруг луч отклонится, и моя записка попадёт не к нему, а на стол директора ЦРУ? Страшно представить! Поэтому я ограничился тем, что отправил Истомину соответствующую эсэмэску. Но сами-то мы были, конечно, не в силах ждать его приезда. Ребята настаивали, а я не очень упирался, поэтому решено было провести хотя бы самое простенькое испытание: отправить пачку сигарет ко мне на стол. Расстояние было всего метров двадцать, и мы надеялись, что всё пройдёт успешно.
Слышали бы вы, какими криками мы разразились, когда первый в мире опыт телепортации удался! В этот вечер мы устроили грандиозную попойку, на которой от всей души поздравляли друг друга и даже в приступе небывалого великодушия простили Егоркина, который был так этим тронут, что торжественно обещал сопровождать нас во всех будущих экспедициях, заявив, что лучшей команды, чем мы, он, Толя Егоркин, ещё не встречал.
Николай Григорьевич прилетел через два дня. К нашему удивлению, с ним не было никого, за исключением пары каких-то институтских чиновников. Как-то очень буднично он подошёл к нам, пожал мне руку и без энтузиазма спросил:
- Ну, как дела? Действительно всё закончили?
- Всё готово, Николай Григорьевич! – лихо отрапортовал я, испытывая острое желание взять под козырёк. – Машина в сборе, отстроена и работает!
- Ну, ну, чудесно, - рассеянно сказал он, направляясь к «Телепорту», но тут же остановился, снова обернулся ко мне, и я увидел на его лице ошеломление. – То есть как это – работает?
- Так… работает…, - тупо повторил я, тоже растерявшись.
- Подождите, как же так?... Она не может работать! Я же вам говорил, что это, собственно, ещё не машина, а отдельные блоки… Основа для будущей машины! Я её ещё не изобрёл, потому что не нашёл пока решений для корректировки луча, ориентировки каналов, для импульса локомоции, наконец! Как же она может работать?
Ух, как здорово, что в этот момент один из спутников Истомина нас сфотографировал! Я ещё не встречал человека, который, глядя на эту фотографию, не умирал бы со смеху от выражений лиц – моего и академика!
Истомин поверил только тогда, когда мы телепортировали прямо ему в карман у него же взятую зажигалку.
- Надо же, - смеясь, сказал он, - оказывается, иногда для научного открытия нужно всего-навсего пропустить мимо ушей то, что втолковывает тебе академик! Смотрите, как забавно получилось: я ожидал от вас только лишь элементарного монтажа блоков и не более того; но тут сработал неучтённый мною фактор – вы были убеждены, что машина должна работать, и сделали всё, чтобы так оно и стало! Этот фактор…
- Фактор Егоркина, - подсказал я.
- Егоркина? Почему – Егоркина?... Впрочем, вам, конечно, виднее… Так вот, этот фактор Егоркина помог вам сделать то, до чего не смог додуматься я… Вот, Сергей Фомич, - обратился он к одному из спутников, - а вы ещё плачетесь: кому, мол, Николай Григорьевич, эстафету передадите? Вот им и передам… Собственно, - рассмеялся он, - уже передал: они сами у меня палочку выхватили!
Разумеется, не на шутку разошедшийся академик закатил в нашу честь такую гулянку, что вчерашняя стала казаться нам лёгкой выпивкой. Когда немного утихли восторги, вызванные первыми тостами, я попросил его пройти со мной в мою комнату для приватного разговора: мне не давал покоя злосчастный КМЛ!
- Как же так, Николай Григорьевич, - спросил я, - вы говорите, что не решили проблему отстройки блоков, а для чего же тогда этот прибор? Вот, смотрите, вашей же рукой написано: КМЛ-14.11…
Истомин недоумённо взял список, посмотрел и издал победный крик:
- Вот! Я же помню, что куда-то это записывал!... Стойте, - спохватился он, - какой сегодня день?
- 14 ноября, - тоже недоумённо ответил я.
- Слава Богу, не опоздал! – снова торжествующе воскликнул он и тут же вновь растерялся: - А номер? Здесь же должен быть ещё номер телефона…
Его взгляд упал на моё лицо, и он, наконец-то, счёл нужным пояснить:
- Если вы об этой записи, то она к «Телепорту» никакого отношения не имеет. Понимаете, есть у меня старинный друг, Кондратьев Михаил Леонидович, я ещё ни разу не поздравлял его с днём рождения: всё время забываю, когда он у него. И вот в тот день, когда вы отправлялись сюда, а я просматривал этот список, мне позвонила по телефону его жена. Я её спросил про день рождения и машинально записал инициалы Михаила и дату в этот список, а потом никак не мог найти… Хорошо, что сегодня четырнадцатое: успею в этот раз его поздравить!... Да, но здесь же должен быть номер его телефона! Как же я ему позвоню, если не знаю номера?
И он стал лихорадочно просматривать список и другие мои бумаги. Чтобы не мешать ему, я вышел на улицу.
У меня было одно подозрение, и я уже готов был расхохотаться, но пока ещё сдерживался. Тем более, что это могло быть и не так, надо сначала проверить.
Я достал из кармана мобильник и набрал номер своего друга Вадима Коробова, который тоже работал по монтажу какого-то устройства Истомина.
- Вадик, - спросил я, - у вас никакой прибор не пропадал?
- Пропал! – сразу же заорал он. – КМЛ 60-54-38! Он что, у тебя? Мы здесь поначалу себе все головы сломали, что это такое и для чего он нужен! Говори, он у тебя? Сможешь как-то нам переслать? Это же Компенсатор максимальной локализации! У нас без него вся работа стоит! Ну, чего молчишь?
А я не молчал. Я хохотал да так, что слова сказать не мог! А когда прохохотался и уже был готов всё объяснить, у меня на балансе деньги закончились. Так и остался Вадим в неведенье. Зато я смог назвать академику номер телефона его друга, и он, наконец-то, поздравил его с днём рождения!
