ЧАСТЬ 2
Глава 1
- То я, то я, то я…
Чшекам пшить пшетуль мне,
Чшекам пшить пшетуль мне,
Чшекам пшить, чшекам пшить пшетуль мне…- жалобно и тоскливо звучал под сводами пещеры писклявый голосишко Маленького, будто пяряпёлочку обидели иль лишили червячка.
Иннокентий смахнул невидимую в потёмках слезу, придвинулся ближе к свечке.
- Это на каком, Вов? Аж до печенок пробрало!
Но ответил Малышенков.
- Эт он на польском карачился воспроизвести. Да-а, не дал бог человечку…
Маленький не стал дискутировать с дураком. Тем более, тот свободно читал в подлиннике Шиллера и Гёте, мог что-то и заметить неправильное в произношении или вообще… неправильное… Всё ж таки лет сорок эту песенку не вспоминал. И Вовка молил бога, что б Кеша про перевод не спросил!
Вдали проявился тусклый свет фонаря. Уставшие Борис Андреевич и Иван Хамитович молча подошли, уселись рядом.
- Всё. Последний проход проверили. Тупик. И никаких знаков или пометок, - обреченно произнёс Хамитыч, сматывая за собой «нить Ариадны».
- Так, - будто о чем-то размышляя, произнес Жедяев. – Та-ак, - повторил он, будто о-очень сильно задумался. – Жратвы у нас пока хватает, - покосился на Вовкин рюкзак. – Кислорода пока тоже… Из пяти вариантов освобождения осталось три: завал разобрать не удалось и исследование ответвлений закончилось ничем.
- Пшиком, панове, - опять с сарказмом встрял провокатор Малышенков. Маленький густо покраснел лицом.
- Да, пшиком, - машинально согласился Жедяев. - Осталось: а) ждать следующего ливня. Может, сдвинет камни и всё само собой рассосётся. Как ложная беременность. Но уповать на милости природы нам не гоже;
бе) колодец. Единственное, что мы не познали. Фонари водонепроницаемые у нас есть, маска – у Вовки в рюкзаке. Можем приступать, нужен доброволец;
вэ) и самое, я так думаю, вероятное: наши в городе возбудятся без обратной связи и придут на помощь.
В темноте раздались смешки.
- Возбудятся и примчатся…
- Сначала Жоху разбудить надо…
- Да они задниц не оторвут!..
- Тихо, тихо, мужики! Саш, - обратился Большой к Жедяеву. – Вот смотри: сейчас уже больше суток прошло. Ну, допустим, городские больше двух суток ждать не будут, «возбудятся», как ты говоришь. Плюс сутки на сборы и тэ.дэ. И ещё день до нашего лагеря добираться будут! Там и сейчас-то, через сутки, весь наш сель бурьяном зарастет – косой коси, а что ж через трое будет?! Да без Тяпы ни за что не найдут! - Он был категоричен. - А Тяпа здесь! – Помолчал и добавил: - …нас объедает.
- Ребята, кончайте блудословить! Давайте что-нибудь решать! – взмолился Иннокентий.
- Давайте, - легко согласились все и надолго замолчали. Потом Маленький негромко произнёс:
- Я думаю, предыдущие тоже так пропали. И раскольники, и белочехи, и эти… воришки «алмазные»… Завалило вход – и кранты… И никакая это не дыра пространственно-временная. Могильник это общественный. Для изгоев.
- А кости где, дружок? Судя по документам, здесь более сорока человек должно быть. Вернее, останки сорока человек.
- Ты сорок первым будешь – добавили из темноты измененным голосом.
- А в колодце все! – как-то уж очень уверенно ответил Маленький. – Где ж ещё? Всё обследовали! Там они, косточки людские, там!
- А мы воду оттуда берем для питья! – ужаснулся Большой. – Без угля активированного, без фильтрации! И аптечка у меня снаружи!
- Ничего, должны выжить, - Жедяев достал фляжку. – По глотку всем. Для дезактивации организма.
- Нам бы ещё бумагу на всякий случай…
- Вон, у писаки возьмите. Вов, выдашь всем?
- У меня только два блокнота осталось. Вы уж, мужики, шибко не частите. Умейте сдерживать себя, терпите до упора…
- Да не поцарапайтесь, - опять ядовито вставил Малышенков. – У него там так всё коряво исписано…
Все выпили и потянулись налево, в мужское отделение. Маленький с Тяпой остались при продуктах на всякий случай.
« То я, то я, то я…» донесся до них из мужского отделения негромкий хоровой секстет.
. . .
- Привет, Олега, - Матвей вошел в кабинет, и, устало шаркая «плетенками», двинулся в дальний угол, к кадке с фикусом. – От эт жара! Как в сауне!
Олег – свежий, прокондиционированный, в чистой рубашоночке – сидел в кресле и неторопливо попивал горячий кофе.
- Привет. Ты поаккуратнее там, на пол не набрызгай.
- Ничего, я аккуратно… - Жоха с трудом стянул с себя мокрую футболку, выжал в кадку, повесил сушиться на разлапистый куст. – Представляешь, как сейчас на «Роторе»? – он с наслаждением топлесс рухнул в кресло под кондиционером. – Вовремя мы уволились!
- Да, представляю. Сегодня с обеда там зарплату выдают.
- Ну, ничего… И мы заработаем.
- Угу. Третий месяц зарабатываем – заработать не можем.
- Заработаем! – уверенность в Матвеевском, то бишь Жохином голосе возрастала по мере просыхания организма. – Наши-то как? Чего говорят?
- Ничего не говорят. Как Вовка информацию от меня получил с приветами, так и заткнулись. «Телефон абонента выключен или…» У всех сразу. У тебя, кстати, на ходу колёса?
- Велик, что ли?
- Ну…
- На ходу. А дядька твой, чего, не даст машину на время?
- Может, и даст… Не знаю. Кажись, остыл после нашей «пугачевщины», подобрел. Это я на всякий случай страхуюсь, с великами то…
- А-а, - Жоха успокоился и стал потихоньку засыпать.
Олег скосился на него, негромко кашлянул. Жоха встрепенулся, обвел осоловевшими глазами кабинет.
- Чего? Прозвонились?
- Прозвонились. Дуй, говорят, до магазина, закупай продукты. Я пока с дядькой свяжусь да с лесником, вечером выезжаем.
- Что за спешка такая? – забурчал Матвей, пялясь в залитое солнцем окно. - Чего у них там случиться может? Если только спиртное кончилось…
- Иди, иди, Матвей. Время не ждёт.
- Иду, иду. Только чего покупать? И скоко? На великах много не упрём.
- Тогда подожди. Сейчас выясним про машину
В пять они выехали из Челябинска. Дядькин «чероки» тянул прилично и на кордон думали подъехать часам к восьми, а там уж и решать: уху хлебать у Германа Арнольдовича иль сразу катить с ним, выпившим, судя по голосу в трубке, до ребят.
Но действительность оказалась хуже. Герман Арнольдович был трезв, как стеклышко. Но не адекватен. Он поздоровался с ребятами, но ехать отказался наотрез.
- Вы меня простите, друзья, но не могу. Не сейчас только. Через недельку. - Он бродил по комнате, шарился по шкафам и набивал дерматиновый чемодан вещами личного пользования. В дверях стояла скупая на слова жена. Губы презрительно поджаты, руки скрещены под огромным бюстом. – И билет у меня уже заказан. Поздно. Сожжены мосты.
- В командировку, что ли? – Олег устало присел на скрипучий венский стул.
- Ага. В Москву, брат, в Москву.
- Трепач, - произнесла, наконец, жена. – Не в командировку он. Морду бить поехал Глобе.
Пришла очередь присесть и Матвею.
- А… это… Агнесса Прокопьевна… как же… В Москву?! – замямлил он, пораженный новостью.
- А я согласный с Арнольдычем! – решительно заявил Олег. - Давно пора! Я этому «звездоплётчику» ни за что чемпионат по футболу не прощу! На такие «бабки» влетел на тотализаторе! Осьминоги – и те порядочней оказались! Не-е, я за тебя, Арнольдыч! Поддерживаю! Ехай! Набей, чтоб наших знал! Вот ты смотри, до тайги докатилось! – удивился Олег. – Тебе он что намракобесил?
- На первое полугодие – повышение по службе и решение всех семейных проблем, - обстоятельно ответил лесник.
- И?
- Я, как дурак, от Ёбурга отказался: друган в «Охрану окружающей среды» звал начальником отдела. Зарплата на четыре тыщи больше, жильё. Нет, думаю: здесь старшим лесничим сделают, - Арнольдыч остановился перед трюмным зеркалом, с тоской и безнадёгой посмотрел на своё скорбное изображение во весь рост. Сзади, вдали маячила зеркально отраженная жена. И обручальное кольцо у нее было зеркально нацеплено почему-то, как у вдовы, на левую руку. – И семейные эти… Хоть бы одна проблема решилась! Для смеха! Надой у Машки уменьшился? Уменьшился! Покосы от засухи пожухли? Напрочь! Эта, вон, - кивнул он на отражение Агнессы. – все рецепты у Высоцкой перезаписывала, а всё - равно хренью кормит. Давлюсь через силу, лишь бы голодным не быть…
- А ты бы вместо гальянов своих анчоусы мне принёс! – голос Агнессы начал усиливаться. – Да щавель вместо артишоков не пихал! Давится он… Пить меньше надо! Да оливковое масло добавлять, а не твоё, подсолнечное! Семечками всё провоняло, как в деревне, не вздохнуть, не …
- Тихо ты! – грозно цыкнул на неё муж, прервав на самом интересном. – Люди здесь, а ты!..
Агнесса расцепила руки, оставив грудь на прежнем месте, гордо вскинула польскую голову на лебединой шее и молча вышла. Жоха засмотрелся ей вслед. У него, принципиального холостяка, от волнительного видения всё в голове смешалось.
- Богиня лесная! Наяда! Кариатида! Повезло ж этому, чалдону! – думал он с завистью, разом забыв о пропавших друзьях.
- Герман Арнольдович, - тихим голосом вернул его на землю Олег. – Отложи, пожалуйста, выезд. Потом вместе съездим, поквитаемся с Глобой. Может, ещё кто примкнёт, я знаю пару-тройку обиженных… Беда у нас, Арнольдыч. Ребята пропали.
Лесник, уже с чемоданом в руках, замер в дверном проёме, обернулся медленно.
- Когда ехать, Олег?
- Сейчас, Герман Арнольдович, сейчас.
- Яшка! – вдруг заорал лесник громовым голосом. – Яшка, пся крев!!! Готовь «уазик», в тайгу едем! – И затем, уже спокойно, спросил: - Что случилось? Рассказывайте.
Но дурдом продолжился: в избу, не здороваясь, вбежал огромный лохматый пес каурого окраса, ухватил свою подстилку и вышел. Затем ещё раз – за своей походной чашкой, затем – за противоблошным ошейником.
- Рассказывайте, рассказывайте, - поторопил ребят Арнольдыч. – Он сейчас паковаться будет, минут десять есть…
