На самом деле, так даже лучше: когда папа приезжает, он не просто говорит, а показывает свои находки. Он рассказывает про каждую вещь, а мы с мамой, вытаращив глаза, с каким-то детским восторгом их разглядываем.
У нас дома часто проходят такие «экспозиции». Только, в отличие от выставок в музее, в нашей квартире не бывает ажиотажа, «экскурсовода» отлично слышно, да и экспонаты разрешают трогать руками. А после экскурсии наш «гид» ведёт нас пить чай и продолжает что-то рассказывать.
Поэтому лучше не знать раньше времени, что рассчитывает найти папа – так попросту интереснее…
***
Проснулась я, в общем-то, как и уснула – с большим трудом. Меня разбудил сигнал будильника, заведённого на семь утра.
«Очнувшись», я почувствовала ужасную слабость. Вставать не хотелось, тело будто приросло к кровати, я вся дрожала. Более того, у меня почему-то очень сильно болело горло…
Я поднялась с кровати и, поёживаясь, направилась на кухню. Дистанция в несколько метров показалась чем-то непреодолимым, так как, оставив одеяло, я сразу же замёрзла до дрожи. Идти быстро я не могла, а потому плелась с черепашьей скоростью, придерживаясь то за стены, то за шкаф, то за двери.
Пошатываясь, я зашла на кухню. У плиты стояла мама, «по традиции» готовившая кофе. Она явно сегодня была в хорошем настроении – улыбалась и тихо мурлыкала себе под нос какую-то мелодию.
– Мам, – позвала я. и испугалась собственного голоса: из, если не ошибаюсь, сопрано он превратился в нечто абсолютно обесцвеченное и заглушаемое хрипом.
– Господи! – мама вздрогнула. – Наташ, что с тобой?.. Да ты на ногах еле стоишь! Быстро в постель!
Я попила воды и послушно побрела в свою комнату. Вскоре туда зашла мама, державшая в руке градусник.
– Досиделась в своей консерватории! – возмущалась она, протягивая мне термометр. – Ушла бы днём – всё было бы нормально, и под дождь бы не попала. А так сначала там замёрзла, а потом ещё под «водопадом» поздно вечером прогулялась…
Возражать маме я не пыталась. Во-первых, это было бесполезно, а во-вторых – ещё и больно.
– Тридцать девять и два! – Наташ, ну как можно до такого себя довести? Через час ещё температуру измерь. Если не спадёт, лекарство на кухне. Для горла – леденцы, три раза в день… И да, поесть не забудь, хорошо?
– Хорошо, – выдавила я из себя некий «треск».
– Ой, не разговаривай лучше! – махнула рукой мама. – И за инструмент не садись, а то я тебя знаю!
С этими словами мама повернула ключ в замочной скважине.
Я осталась одна. Состояние, как можно догадаться, было не самое лучшее. Во-первых, я ничего толком не могла сделать – всё в прямом смысле этого слова валилось из рук. А во-вторых, я даже не пыталась заняться делом, так как сил просто не было.
Смотрела я как будто через какую-то плёнку, как будто всё происходило во сне, в который я медленно-медленно начала погружаться, но быстро проснулась от телефонного звонка.
– Алло, – дотянувшись до тумбочки и взяв телефон, ответила я.
– Это Наташа? – в трубке послышался удивлённый и несколько растерянный голос Ольги.
– Да, Оль, это я, – после этих слов я закашлялась.
– У-у… Вот это новости… В консерватории просквозило, что ли?
– Дождь…
– Понятно… Эх всегда так: только у нас с тобой время начала занятий совпало, ты заболела. Опять не пообщаемся нормально… Ладно, выздоравливай! Мы с Колькой, если что-то про прослушивание узнаем, скажем. А то Юрка сказал, что вы так и не дождались момента, когда учителя закончат совещаться…
– Оль, опаздываешь… – у меня перед глазами были часы, а подруга, судя по всему, ждала меня у подъезда. Проболтав со мной несколько минут, она могла бы запросто не успеть на пару, а если Ольга опоздает, то она либо сойдёт с ума, либо в сентябре выпадет снег.
– Ой! Точно! – спохватилась подруга. – Всё, Наташ, я побегу. Выздоравливай!
– Хорошо, пока!
Всё, теперь до конца занятий мне точно никто не позвонит… Хотя нет, у Коли, возможно, сегодня учёба начнётся позже. Он часто приходит в консерваторию ко второй паре. Да какая разница? Он всё равно сейчас спит и, к тому же, не знает о том, что я заболела…
Я укуталась одеялом, задумавшись о чём-то, и не заметила, как снова уснула…
