собственно, строение железнодорожного вокзала станции Солнцегорск...
Теперь оставалось лишь ждать его возвращения...
...Роман легко перешагнул рельсы - сначала одну, а затем вторую, взошел, ка кна обычную высокую ступеньку, на платформу и пошел вдоль только-что остановившегося состава, постепенно сближаясь, смешиваясь с множеством других людей на перроне.
Железо вагонов отдавало теплом, ноздри ощущали обычные жеолезнодорожные запахи - запахи масла, разогретых тормозных колодок и креозота; из окна вагона-ресторана слышался перезвон и дребезг передвигаемой утвари и запах свеженарезанных овощей. Толпа на перроне, пребывавшая в кажущемся броуновском движении, состояла из людей, занимавшихся какими-то своими, около-железнодорожными делами - кто-то курил, поглядывая то на вокзальные часы, то на конус громкоговорителя на ближайшем столбе на платформе, кто-то торопливо беседовал с родными или друзьями, провожавшими в поездку, кто-то помогал особе женского рода спустить с высоких ступеней вагона сумки, тележку-"кравчучку" или ребенка...
У одного из вагонов и сам Роман подхватил на руки чьего-то ребенка и аккуратно поставил его на асфальт платформы рядом со встречавшей матерью...
Он совершенно слился с этим многолюдьем, когда впереди, у следующего вагона, увидел Нину с небольшим плоским кейсом в левой руке.
Нину сопровождали двое работников поезда, готовые, при надобности поддержать или даже усадить на лавочку - это были другая проводница и лейтенант железнодорожной милиции.
Лейтенант показывал рукой куда-то по направлению к зданию вокзала и было ясно, что они постараются отвести ее в вокзальный медпункт. Впрочем, он знал, что едва ли им удастся довести ее до вокзала так как остановка поезда не будет долгой, ведь машинист состава никак не мог себе позволить выбиться из графика движения, а Нина постарается сделать так, что времени у тех останется впритык...
И действительно - находясь на таком отдалении от этой троицы, что Нина не могла бы увидеть его на платформе, он хорошо видел каждое движение Нины - и хвалил про себя и ее нарочито-болезненно-медленную, усталую походку, и обмахивания сложенным в треугольник накрахмаленным служебным платочком, для чего она останавливалась...
Наконец, находясь около лавочек у самого здания вокзала, Нина устало опустилась-обвалилась на лавочку... И, почти тут же, прозвучал мелодичный сигнал из четырех нот и голос станционной дикторши сообщил: "Внимание находящимся на второй платформе!! Поезд "Ростов-Таганрог-Харьков-Орша" отправляется!!! Будьте осторожны!! Повторяю..."...
Зашипел сжатый воздух, скрипнули, ослабляя "хватку", тормоза...
Роман увидел, как двое, сопровождавшие Нину, о чем-то перемолвились с ней и заспешили обратно.
Толпа на перроне тоже стала редеть, отходя, словно, армия на исходные позиции, к пространству у здания вокзала. Пора было и ему менять "дислокацию" - и он, отойдя немного влево, так, чтобы сохранить дистанцию, непосильную для глаз жены, перешел по замощенному резиновыми плитами переходу через еще один рельсовый путь и оказался на той же площади вокзала, которая заканчивалась здесь. у рельсов, еще одной платформой.
Он прошел мимо клумбы с благоухавшими темно-красными и розовыми розами, обогнул ярко расцвеченный продовольственный ларек, не упуская Нину из виду...
Увидел, как она взглянула на вокзальные часы, легко поднялась с лавочки и обычной своей, пружинистой и быстрой, походкой, направилась к зданию вокзала, открыла массивную, облицованную дубом и латунью, дверь и, прежде, чем сделать шаг за эту дверь, остановилась и бросила внимательный взгляд - именно в эту сторону, по направлению к нему...
Видела она его, или нет?
Он не мог поручиться ни за первое, ни за второе. Ведь это была его жена, женщина, которую он любил и которой передал часть своего опыта, ради того, чтобы она могла, при надобности, защитить себя.
Он знал, что она никогда не даст застать себя в расплох.
Знал и то, что она ни одним движением не выдаст того, что заметила постороннее внимание к себе - пока не настанет нужная минута...
Взгляд ее был долгим, но не длился вечность - спустя нескольько секунд она уже закрыла толстую вокзальную дверь за собой...
"Ключник", на ходу вспоминая планировку стандартного здания вокзала, шагнул по направлению к той двери, за которой только-что скрылась Нина...
Он вошел в полу-темное - полу-светлое здание вокзала, наполненное потревоженной пылью, светом. льющимся из больших стрельчатых окон и шумом человеческих голосов, как раз в тот момент, когда Нина поворачивала в коридор левого крыла здания - туда, где находились кмеры хранения.
Сопоставив разделявшее их расстояние и то, что Нина сейчас была в поле его зрения, он понял, что она, все же, увидела его там, на привокзальной площади, но не подала вида, возможно, считая, что за обоими ними могут следить. Считая, что, раз он здесь и раз ей поручена такая миссия, это может означать одно - ее муж находится на задании, возможно - очень опасном задании...
Приходилось отметить про себя - она была недалека от истины...
Несколько ускорив шаг, он направился за ней.
Он увидел, как она остановилась у камер хранения, выбрала ту, которая понравилась ей больше других, повернулась, встав так, чтобы никто не мог видеть ее действий издали...
Она ловко вдвинула небольшой, но увесистый чемоданчик в ячейку камеры хранения, закрыла матово-серую металлическую дверцу и повернула сначала одну рукоять установки кода, затем вторую и третью, издававшие при поворотах хорошо слышимые щелчки...
Затем она пошла назад - ми вскоре поравнялась с ним.
Один миг, насмешливо-страстно-горячий взгляд ее серых глаз - и вот уже он услышал ее голос: "Ну и дуралей... Ах, дуралей мой... Ну что ж тебе не сидится спокойно, что ж тебя опять мотает по свету с твоими делами, из которых ты приезжаешь усталый и поцарапанный? Ой, ну иди, иди ко мне... Ну, быстро...".
Негромкий, насмешливо-заботливый голос...
Она была тверская селянка, но мать у нее была - он это помнил - литейщицей из Донбасса, отец - терский казачий атаман и внутри ее, за фасадом тихого, скромного характера, скрывалась такая душевная силища, что и он, однажды, оказался слабее нее...
Он сделал шаг ей навстречу - и тут же ее руки крепко, плотно, цепко, с жаром, обняли его - так, будто, в следующий миг что-то могло их разъединить...
Она была на пол-головы ниже его - не так уж много, но это сразу бросалось в глаза, помноженное на контраст их комплекций, на контраст цветов его темной одежды и ее синей юбки и накрахмаленной белой форменной блузки...
Он с удовольствием, гладя ее по русым волосам, ощущал ее тепло, ее сердцебиение, весь тот жар, затаенный внутри ее тела и ждущий выхода, стесненный, спертый там, внутри...
Он знал, что будут другие объятия - намного крепче, жарче, безумнее - тогда, когда он вернется домой и она встретит его у порога,поможет раздеться, напоит ароматным чаем и царственно пригласит в свою спальню... Но до того было далеко и он знал - Нина умела ждать, стискивая внутри себя свою страсть - тихую и беспощадную... Сейчас они были здесь, и Нина обнимала его лишь минуту, приложив голову к самой его груди и слушая биение его большого сердца...
Затем он, вновь, услышал ее голос: "Все нормально... Я привезла твои вещи... Скажи, это опасное задание?".
Он ответил: "Нет, нет... Запомни - нет таких заданий, которые были бы опаснее меня самого... Ты своих догонять будешь, или следующим поездом назад поежешь?".
Нина сказала: "Я назад поеду... Меня отпустили... Только справку больничную мне потом через своих сделаешь... Поезд назад идет через час... Ой, дуралеюшка ты мой... ой..." - и еще крепче прижалось к нему...
У него сладко, непозволительно сладко, тягуче, заныло в груди...
А затем она спросила: "Ты код камеры запомнил? Повтори.".
Он, конечно же, запомнил его, почти, машинально пересчитав в уме количество щелчков рукояток установки кода. И потому он ответил сейчас ей: "Три, пять, семь. Так?".
Она ответила: "Ага...".
Роман, гладя ее по волосам, сказал: "Ты что, пасьянс в уме раскладывала?".
Она полу-смешливо, полу-смущенно ответила: "Ага. на тебя, пикового короля, карты кинула... Позолоти ручку - все тебе расскажу, что карты говорят..." - и тихо хохотнула.
Он, понимая, что она сейчас играет с ним, чтобы только продлить этот короткий разговор, наставительно произнес: "Так нельзя... Код очень простой... Это хорошо, что я был так близко и что делал ты это для меня... Больше так не надо, хорошо?".
Нина сказала в ответ: "Не буду...", затем спросила его: "я чувствую. что ты сейчас не можешь говорить со мной долго, да?".
Он ответил: "Да. У меня времени мало... Товарищ ждет. А подвести его я не могу.".
Она вздохнула, помолчала и произнесла, уже ослабляя объятия и давая ему выйти изх кольца своих рук: "Знаю. Иначе не бывает. Ты же спецназовец. Ладно, давай, чухай... И помни, что я всегда жду весточки от тебя, а пуще - тебя самого жду... ".
Еще миг - и она крепко, коротко, жарко впилась устами в его губы, и - вот уже, словно, была лишь виденьем - стала быстро отдаляться, забирая вправо, к кассам поездов дальнего следования...
Несколько мгновений он смотрел ей в след. А затем повернулся и сделавл несколько шагов, подходя к камере хранения...
И снова - несколько оборотов черных ручек, серии щелчков, мелькающие белые крупные цифры в окошках над рукоятками...
"Три, пять, семь.".
Цифры стали на свои места, в толще дверцы камеры хранения тихонько клацнуло и дверца открылась...
И Роман осторожно вынул из металлического пенала камеры хранения небольшой чемоданчик, пластмассовый на вид, но металлически холодный и твердый на ощупь...
