Поход

    В студенческие годы мои родители были заядлыми туристами: у них в институте подобралась целая компания байдарочников. Потом у всех родились дети, и молодёжная группа на время развалилась.
    Считая, что я уже достаточно выросла для походов, родители решили возродить былую компанию. Всю зиму они готовились, созванивались и встречались со своими друзьями-туристами. Наконец сложилась примерная группа для сплава: родители с такими же детьми-подростками.
    Но чем ближе к лету, тем меньше оставалось желающих. В конце концов, билеты для поездки купили только мы, и ещё одна семья с двумя детьми. За день до отъезда они позвонили и сказали, что не поедут. Но мы всё равно решили идти в поход, пусть и втроём…
    Планировалось высадиться в верховьях Лузы, потом идти по Югу и, добравшись по Сухоне до Великого Устюга, вернуться оттуда на поезде. Дача, деревня, море — так я проводила до этого лето. Поход был чем-то новым и неизведанным для меня.
    С огромными рюкзаками, байдаркой и палаткой мы приехали в город Лузу. Какой-то мужчина на мотоцикле с коляской в несколько приёмов довёз нас до берега реки. Мы собрали байдарку и отправились вниз по течению.
    Первые дни прошли в моей борьбе с веслом: синхронно грести не получалось. Но вскоре я так натренировалась, что иногда родители сидели, а я гребла. Правда, причитая:
    — Поработили ребенка! Сидят сложа вёсла, а я везу всех!
    В самом начале пути берега были оживленные: мы часто проплывали мимо больших деревень. Иногда к нам на огонёк приплывали местные рыбаки и рассказывали у костра свои байки. Но потом деревни стали попадаться всё реже и реже.
    Как-то, уже под вечер, мы увидели, что собирается гроза. Небо занесло, всё потемнело. В густых сумерках мы пристали к берегу и быстро поставили палатку. Только закончили таскать вещи, как начался ливень. Мы заснули под шум дождя.
    Первым проснулся папа. Он разбудил нас словами:
    — Кажется, палатка промокла!
    Мы посмотрели, и точно: весь пол был в больших мокрых пятнах.
    Снаружи светило солнце. Я выбралась из палатки первая. То, что я увидела, навсегда осталось в моей памяти, как самая великолепная картина. Палатка стояла на большой поляне. Вся поляна была покрыта сплошным ковром ягод лесной земляники. Огромные, бордовые от спелости, они были везде, куда хватало глаз…
    Для меня увидеть столько земляники было невероятным чудом. На даче в Подмосковье, да и в деревне тоже, земляника была большой редкостью, её собирали по ягодке. Найти целый стебель, с которого ещё никто не сорвал нижнюю ягоду, было большой удачей. А тут! Безбрежное море земляники!
    Я издала какой-то нечленораздельный вопль восторга и кинулась есть ягоды. Мама с папой, заслышав мои восторженные вопли, тоже выбрались посмотреть:
    — Что там такое?
    — Ах! Вот это да!
    Мы задержались на этой стоянке на два дня. Когда есть землянику мы уже больше не могли, мама стала перетирать её с сахаром. На это ушёл весь сахарный песок, который мы с собой взяли, а земляники как будто и не убыло.
    Волшебным ароматом пропахло всё: наши руки, посуда, палатка. Те пятна, которые папа принял за протечку от дождя, были соком земляники. В темноте мы поставили палатку прямо на ягоды…
    Снявшись с земляничной поляны, мы поплыли довольно медленно, осматривая берега в поисках места, где бы можно было пополнить запасы сахара. Наконец-то в глубине показались дома. Мы причалили и пошли к деревне. Чем ближе мы подходили, чем яснее становилось, что с деревней что-то не так. Деревня была мертва. Заброшенные дома и покосившиеся колодцы, заросшие грядки, пустые хлева…
    В домах всё было на месте. Остались занавески на окнах, горшки и ухваты у печек, на крючках одежда, на столах посуда, в сараях грабли и вилы. Было тоскливо и жутко видеть эту картину. У меня возникло какое-то чувство, что всё это неправильно, так не должно быть. Захотелось немедленно починить эти заборы, распахать снова грядки, вдохнуть жизнь в эти дома…
    Было загадочно и жутко:
    — Что стало с людьми? Зачем они оставили вещи? Может, собирались вернуться, но что-то им помешало?
    Переговариваясь почему-то шёпотом, мы пошли к байдарке и отчалили от этого страшного места.
    Заметив следующую деревню, папа пошёл на разведку уже один. Вернувшись, только рукой махнул:
    — Опять «летучий голландец»…
    Мы плыли и плыли, а вокруг не было ни одной живой души. Только заброшенные деревни. Потом папа сверился по карте. От земляничной поляны и до первого жилья мы проплыли больше ста шестидесяти километров…
    По реке сплавляли весной лес. Путь брёвен был огорожен плотами-понтонами. Мне очень нравилось бегать по ним. Это было почти, как ходить по воде: идёшь себе по самой середине реки, не замочив ног.
    Весь поход мы ели рыбу. Папа ловил её всю дорогу: на донку, на «тюкалку», на спиннинг. Тем утром, высадив меня побегать на понтоне, они с мамой ловили на спиннинг. Папа грёб, а мама тащила блесну.
    На дне было много топляков, и спиннинг часто цеплялся. Я с понтона наблюдала, как спиннинг у мамы в руках вдруг выгнулся дугой и застопорился:
    — Стой, кажется, зацеп!
    Мама стала дергать леску в разные стороны, пытаясь освободить блесну.
    Леска немного ослабла, и тут мы все увидели пасть. Огромная зубастая пасть появилась из воды, оторвала леску и исчезла в глубине. Я застыла потрясенная. С понтона я рассмотрела пасть лучше всех. Казалось, что рядом промелькнула акула, до того огромная и страшная была эта рыба.
    До ужина мы обсуждали эту гигантскую щуку. А вечером нас ждало новое приключение.
    Река была не широкая. Мы встали лагерем на высоком берегу, а противоположный был пологий и песчаный. Мы ужинали, когда увидели, что к воде на том берегу несётся огромный треугольник каких-то зверей.
    Папа меня очень напугал, когда закричал:
    — Это, наверно, одичавшие собаки из брошенных деревень! Они хуже волков, потому что не бояться людей!
    Мама тоже испугалась, и бросила в костёр разом все дрова, которые мы запасли на завтра. Взметнулось такое пламя, что осветило противоположный берег.
    — Уф! Кабаны!
    Папа облегченно выдохнул.
    Огромное стадо кабанов пришло на водопой настоящей «свиньей». Первым был огромный вожак. От него треугольником расходились взрослые поменьше, наверное, свиньи. А весь центр был заполнен полосатыми поросятами. Видимо, наше соседство им не понравилось. Постояв несколько секунд в нерешительности, вожак хрюкнул и огромным прыжком повернул назад. Стадо ринулось за ним.
    Утром мы переплыли на тот берег. Весь песок был покрыт следами кабанов. Очень умильно выглядели следы крошечных копыт. Первый раз в жизни я увидела живых кабанов, да ещё так близко. Мне навсегда запомнились эти маленькие полосатики.
    Следующим утром мы, наконец-то, причалили около жилой деревни и купили сахарного песка. Но наши запасы продержались недолго.
    Вечером к нам подъехали рыбаки. Они с папой обсудили страшную щуку, рыбаки много хвастались:
    — Мы ловили здесь даже стерлядь!
    Папа же жаловался:
    — Проклятущие язи, вымотали все нервы! Каждый вечер они плещутся по всей реке, плюхают, как брёвна, а не клюют!
    Рыбаки смеялись:
    — Язей надо ловить на жадность! Нужно насадить на крючок распаренный горох. Язю он так нравится, что рыба вцепляется в него и не отпускает, даже если её тянут из воды.
    И они оставили нам немного гороха.
    Я не верила в эти басни. Просто что-то невероятное: рыба клюёт на горох! Но папа распарил горох, насадил на крючки и забросил на ночь донку.
    Утром я проснулась от звона колокольчика. Побежала смотреть донку. На донке сидели семь язей. И ни один из них не попался на крючок. Все семь висели просто на горохе…
    Я решила забраться повыше на обрыв, найти лопухи, чтобы завернуть рыбу. Залезла и обнаружила заросли оранжевой малины. Ничего подобного я никогда не видела: это были огромные ягоды, размером с напёрсток, безумно сладкие и ароматные, странного оранжевого цвета. Никогда не забуду их вкус!
    Когда с дровами вернулись папа и мама, мы засели в малиннике. И снова весь песок кончился. Ушёл на засыпку - на этот раз малины.
    Уже снимаясь со стоянки, мы с мамой решили пойти набрать малины на дорожку. Собирали, собирали. И вдруг в малиннике раздались урчание и треск. Мама закричала:
    — Бежим, медведь!
    У меня чуть от страха ноги не отнялись… Мы стремглав скатились с обрыва, растеряв всю малину по дороге. Пока мы мчались к палатке, у меня даже зубы стучали, так было страшно.
    И тут из малинника на край обрыва вышел папа:
    — Эй, вы где? Я вас ищу, пора ехать!
    Вот так медведь…
    Когда мы вернулись домой, я впала в спячку. Проспала без перерыва тридцать шесть часов - видимо, настолько переполнилась впечатлениями за время похода.
   Чаще всего, из приключений нашего похода, мне вспоминаются именно эти мёртвые, сиротливо стоящие деревни… Встречая в интернете фотографии заброшенных городов и объектов, я снова испытываю чувство из детства: это несправедливо, неправильно. И мне хочется всё немедленно возродить…