Попытка типологии цен периода расцвета застоя
Я, как реликвию, храню
в пространстве старого комода
полуистертое меню
от семьдесят седьмого года,
где раки за два пятьдесят
ползут в казенные тарелки,
где лук зеленый в поросят
за пять рублей вонзает стрелки,
где соусом прикрыт фазан
среди румяных фруктов брошен,
где с водкой шепчется нарзан
о чем-то добром и хорошем,
где спит шампанское пока
в своем серебряном ведерке,
и где цыплята табака
дешевле здешней хлебной корки.
Не злюсь, не плачу, не виню.
Все у меня в порядке, вроде.
Я просто старое меню
храню в реликтовом комоде.
Праздник детства – найти рубль! Если внимательно вглядываться в мясистую траву возле пивнушки, где подвыпившие мужики роняют мелочь из кошельков, как пену из мутных кружек, обязательно найдешь! Такой круглый, железный, с лысым Лениным на обороте. И тогда расклад такой.
Билеты на «Кавказскую пленницу» (в одиннадцатый раз!) себе и приятелю – 20 коп. По мороженому в хрустком вафельном стаканчике – 24 коп. По три стакан газировки из красного автомата (из синего – невкусная) – 3 коп. стакан, стало быть 18 коп. Сколько там осталось? 38 коп? Это значит пятнадцать раз шмальнуть в тире (2 коп. – пулька) и ма-а-ленькую шоколадку за 8 копеек.
По нынешним меркам – под штуку вылезает.
Праздник юности – найти червонец!
Представляете, сидишь ты в кафедральной библиотеке за день до экзамена по исторической лингвистике и читаешь о результатах второй палатализации. Нет, это не от слов «палата» и «лизать». Это про то, как наши славянские предки после татаро-монгольского нашествия стали произносить то ли «ж» вместо «г», то ли «г» вместо «ж». И вот сидишь ты, опухая от этой фонетической чуши, как вдруг твой рассеянный взор упирается в красное пятно на полу с тем же милым сердцу лысым профилем. Трепеща от нахлынувшего счастья, ты берешь его в руки и понимаешь, что тебе повезло второй раз в жизни. И тогда расклад такой.
Два билета на польский фильм «Анатомия любви» - 1 руб. В киношной кафешке ей – бокал шампанского и мороженое, себе – стакан «Земфиры» и бутер с колбасой – 1 руб. 60 коп. Два салата, два вторых, бутылка «Ркацители», двести водки и какао с пенками в ресторане – 4 руб. 40 коп. Три астры у старухи на углу – 1 руб. 20 коп. Газета «Правда», чтобы постелить на скамейку – 2 коп. Штраф милиционеру за аморальное поведение – 1 руб. И еще остается на завтрашнее пиво с парнями после экзамена. По нынешним меркам – «штуки» три, не меньше.
Праздник молодости – найти работу в заводской многотиражке с окладом 145 рублей (плюс премия, прогрессивка и гонорар за книжку о подвигах башкирских станкостроителей). В итоге к лету с отпускными – 850 рублей на руки! И тогда расклад такой.
В Гагры с женой по профсоюзной путевке – 120 руб. Там шашлык-машлык, фрукты-шмукты, вино-мино еще рублей 200. Самолет до Москвы – 40 руб. Там жене шубу из рижского мутона – 180 руб., себе стильный болгарский плащ за 65 и «саламандровские» корочки по блату за 40. Кроме этого – шесть кило говядины, три кило апельсинов, семь бутылок пепси-колы, три коробки зефира в шоколаде, четыре палки московской сырокопченой, пять банок растворимого кофе, маме крем «Пани Валевская», бутылку вина «Мурфатлар» отцу и – море счастья. И даже остается около сотни до следующей получки.
По нынешним меркам, как ни считал, меньше четырех «штук» не выходит. Долларов.
Какие праздники дарит нам стремительно седеющая зрелость? Почему 120 руб. за телевизор «Сигнал-2» с «пшеном» помнишь всю жизнь, а стремительно мелькающие нули за «фунаи», «панасоники» и «сони» напоминают счетчик однорукого бандита? Кажется, еще пара ударов по кнопке и вот оно, твое «эльдорадо». И вдруг: Sorry. Game over. Почему? Почему до смерти не забыть, как занял у мамы 40 рублей и улетел к возлюбленной в Москву, и хватило, чтобы три дня жить там и вернуться худым, но счастливым? А сегодня – десятки тысяч каждый год, и уже не отличить Турцию от Кипра, а 52-ую от Тверской. Почему? Какое нашествие прошло по Руси, что сограждане уже давно перестали отличать «г» от «ж» и «я» от «ё»? И в какой густой траве лежит тот неразменный рубль с лысым профилем на обороте, который открывал дверь в простое человеческое счастье, где было уютно, как в каморке папы Карло?
|
