В папоротниках

Я сидела среди папоротников, и пыталась понять, что же я тут делаю. Вдруг, одно легкое касание, и мимо меня, плавно скользнула большая серебристая рыбка. К ее плавничку крепилась крохотная табличка (видимо, чтоб не перепутали с кем-то еще) "Форель-ка". Янтарный глаз блеснул влажно и игриво, словно она мне подмигнула, и это чудо природы исчезло в зеленых кустах.

Я, что? На дне реки? Вроде нет. Тогда, как может такая форель-ка плавать в воздухе?
Наверное, удар по голове, доставшийся мне от подруги (нечаянный!) был слишком силён.
Где-то поблизости послышался чавкающий звук.
Почему-то на ноги я не встала, а поползла на коленях, может быть, из опасения еще раз получить по голове, которая оказалась слабее, чем я думала.


Это оказался верблюд.
Настоящий, красивый, шерстяной верблюд, со вполне симпатичным горбиком, и с тюбетейкой на голове. С огромным аппетитом он поедал папоротники, причем, сквозь утренний свет, падающий сквозь густые кроны деревьев, мне было видно, что папоротники - не просто папоротники, а волшебные! Верблюд ел их вместе с цветами, которые, как известно, могут открыть путь к кладу.
Я не решилась обратиться с речью к верблюду. Вряд ли бы он меня понял. Он был очень-очень занят.
По мере поедания волшебных листьев, к тюбетейке скоро прибавился роскошный ковер, украсивший спину животного, а за ним и золотые браслеты, повисшие на ногах, как очень странное украшение.
"Это уже слишком!"- подумала я, подползла поближе и укусила один волшебный цветочек.
Мамма мия!
Атомный взрыв внутри, и вот, я, маленький глупый ёжи-г, с дикими воплями, принялась носиться по поляне, вытаптывая волшебную траву, поскольку не помнила себя от ужаса.
Пока я так бегала туда-сюда, глупый верблюд даже не остановился ни на минутку, и продолжал жевать, как заведенный!
Вволю набегавшись и наоравшись, я упала под самый нос одногорбого животного. Ненадолго остановившись, призадумавшись, видимо, над вопросом "жевать или не жевать это", и понюхав меня (мне было щекотно!), верблюд отступил на один шаг, и продолжил жевать траву, выдергивая ее из-под меня. Меня это не беспокоило.
Беспокоило меня другое - мое отражение в огромных флегматичных глазах под рыжими ресницами.
Отразилось там...нечто золотое и ежистое... Золотое солнышко в колючках...Точно помню...
Я подскочила и взлетела. От меня шли золотые лучи!
Блиииииииииииииииииииииииииииииииннннннннннннн!
Я стала солнышком!
Это уже слишком! Я не согласна!
Как я домой пойду?
Дима меня убьет! Катя будет надо мной ржать! Кошка откажется меня признавать! А всё он виноват, глупая шерстяная скотина!!!!

Эмоции неслись через край, и даже верблюду стало жарко. Он даже вытер пот со лба.
А я...А я... А я пошла пускать слёзы, вернее, полетела, ног-то у меня не осталось! Медленно разбрызгивая солнечные капли тут и там, отчего папоротник, как ни странно, начал буйно расти, зеленеть, и расцветать маленькими волшебными цветочками...

Но мне от этого не было ни тепло, ни холодно. Я хотела снова стать собой. На этой грустной ноте, я поняла, что никуда не лечу, и уже давно, а вишу в пасти у этот зверюги, а сил вырываться у меня нет...
Что за новости? Да я...Да я... А! делайте, что хотите...


Следующие пять минут меня несли, зажатой в плюшевых верблюжьих губах, и, честно говоря, мне не сильно-таки это нравилось! Подергавшись несколько раз, я поняла, что высвободиться мне не светит.((
Больше всего я боялась, что мной плюнут, но до этого дело так и не дошло.
Меня принесли в какой-то папоротниковый рай, в середине которого абсолютно круглым зеркалом лежало озеро, таинственно поблескивая и отражая зелень деревьев.
И меня в него опустили.
Я не хотела мыться! Но вырваться не удалось! Меня сунули в очень холодную воду, а вдобавок еще и придавили ногой, чтобы я не выпрыгивала, как мячик, наружу.

Что сказать? Солнышком я быть перестала. Одно мгновение, и я очутилась в своем любимом кресле, почти сухая. Через секунду, коричневая морда вытаращилась на меня из воздуха (тут я некстати вспомнила о Чеширском Коте), верблюд осмотрелся, задумчиво роняя из пасти недоеденную траву, и произнес странную фразу:
- В следующий раз, Вжик, будь осторожней!
И осклабился.
Чеширский Кот умер бы от зависти, увидев эту ухмылку в сто карат!