Лом опять брёл среди красных кирпичных развалин в никуда. Попав в это место в первый раз, он ещё знал куда идти, что он ищет, находил друзей. Тогда ещё здесь было весело, играла музыка, из ярких, шумных кафе выбегали официанты и угощали всех бесплатной выпивкой, стройные полуголые девицы исполняли все желания. Лому всё чаще хотелось вернуться сюда, в этот чудесный мир без забот, такой радостный, такой весёлый, такой привлекательный. Жаль, нельзя было в нём остаться навсегда. Через некоторое время весёлые, полные народа улицы начинали мутнеть, расплываться, и Лом, с тяжёлой, больной головой бывал выкинут в жестокую реальность яви. В яви у него было только одно желание – деньги. Он знал – не будет денег – не будет прекрасного мира. Друзья, которые там были такими жизнерадостными, наяву становились хмурыми, нечесаными отбросами общества, которые рыскали, как звери, в поисках добычи – денег. Когда добыча оказывалась в руках, Лом, не медля, отправлялся в свой рай, чем больше добычи, тем больше рая можно было урвать. Но со временем парень начал замечать, что друзей становилось меньше в его сказочном мире, да и сам мир начал тускнеть, сначала пропала музыка, всё реже стали прибегать дружелюбные официанты, девушки превратились в нагих ведьм с отвисшими грудями и морщинистой кожей, одетые в рваные лохмотья. Лом просыпался в холодном поту, ещё долго метался на старом продавленном диване и стонал. А потом вставал и снова шёл на охоту за деньгами. И опять проваливался в свой чудесный мир. А мир становился с каждым днём всё гаже и страшнее. Вот уже совсем не осталось друзей, и всё чаще их призраки норовили выползти из кроваво-красных кирпичных развалин, хватали костлявыми пальцами за ноги и тянули к себе в чёрные глазницы земных провалов. Иногда он встречал Муну. Когда-то в том, уже таком далёком, мире они хотели пожениться. Они о чём-то разговаривали, а, может, ни о чём, просто так. Муна всё чаще плакала, жаловалась, что не рождённая душа их ребёнка преследует её, и только сюда эта душа не может зайти. Потом не стало и Муны. Проваливаясь в свой сон, Лом всё чаще просто блуждал между руин, даже призраки перестали его беспокоить. Вот и сейчас он обречённо брёл вдаль. Вдруг какая-то шальная мысль из тех, которые давно уже покинули его воспалённый отравленный мозг, заёрзала под черепом. Лом ухватил её и ясно представил, как мать получает зарплату и идёт домой. Следом вторая мысль червяком вонзилась в лобную кость изнутри и заегозила. Лом теперь знал, как вернуть этот прекрасный мир – надо в два раза больше денег, и в два раза больше пропуска в этот рай. Он даже ещё не вернулся в явь, но тело послушно поднялось с дивана и двинулось на кухню. Руки выбрали самый длинный нож. Ноги повернули к выходу. Мозг до сих пор блуждал среди красных развалин. Спускаясь по лестнице, тело Лома встретило мать, женщина несла в обеих руках тяжёлые пакеты. Она ещё что-то пыталась ему сказать, но руки уже делали своё дело, нанося глубокие дыры, быстро заполняющиеся кровью. Нашарив заветный кошелёк, горло Лома издало утробный довольный рык. Скоро, совсем скоро он получит свой двойной пропуск, и рай станет опять раем, а не разрушенной свалкой.
Наконец, его рай опять красочный и светлый, яркий, шумный, но почему он один мечется по площади. Нет, он уже не один, вот первый друг приветственно хлопнул по плечу, второй, третий, подошла Муна с маленьким ребёнком на руках. Все улыбались, но предательская земля уже тихо расползалалась под ногами. С громким треском Лом провалился вниз. Друзья исчезли, и только в небе над проломом на него осуждающе глазела мать, но и она скоро перестала отражаться в остекленевших глазах, лежащего на старом продавленном диване Лома. Наконец-то, две грани бытия – явь и сон – слились в одно тёмное, мутное ничто.
