Лет 40, а, может, и 140 назад сидели мы с приятелем в ресторане, пили водочку, предавались глупым мечтам – и тут вдруг подсаживают к нам какого-то пожилого мужика. С местами тогда в ресторанах было туго, поэтому пришлось нам считаться с незваным третьим.
Правда, соседство оказалось не самым худшим. Мужик был явно не советской внешности, хмурый, подтянутый, словно чудом уцелевший в наших мясорубках белогвардейский офицер.
Тоже заказал себе водки, молча выпил, закурил. Ну, а мы-то были уже тепленькие, нам давай какой-нибудь задушевный разговор – о любви, поэзии, злой власти… И я начал так и сяк с ним заговаривать. Спросил что-то о смерти Есенина, что он об этом думает, потом перешел на Блока, Вертинского… Он со знанием дела, но весьма лаконично, прямо по-армейски, отвечал…
Предложили ему еще водки. Он не отказался, выпил. И я уже порывался попытать его на самую жгучую для меня, семнадцатилетнего, тему – как понимать те или иные слова и поступки женщины, поскольку был тогда безответно влюблен. Уж он-то, подумал я, в этих делах наверняка смыслит, знает эти загадочные создания.
Но он вдруг кликнул официанта, расплатился и собрался уходить.
Я не на шутку расстроился. Только начали заводиться, такой разговор клевый пошёл, а он неожиданно сваливает. Как-то не по-русски это…
– Вас кто-то ждет? – недовольно спросил я.
– Меня уже давно никто не ждет, – сухо ответил он.
– Так что же вы торопитесь?! – не отставал я. – Давайте еще выпьем, поговорим… Хотел вас еще о женщинах спросить…
Он только грустно усмехнулся, кивнул нам на прощанье и ушел.
– Чудак какой-то, – обиженно сказал я приятелю. – Чего бежать куда-то – если тебя никто не ждет?! Так хорошо балакали, а он… – И даже не удержался, выругался: – Старый козел!
И вот только теперь, спустя столько лет, я, кажется, начинаю его понимать.
чем я больше глупею тем они больше мня любят,как ребёнка, а мне хочется как мужчину! Очень обидно...