Реальное чудо

Долго  думал, что  можно  вспомнить о прошлых  событиях,    пережитых в  канун новогодних  праздников?
  Ничего  из ряда вон выходящего и запоминающегося на  ум не приходит.
Всплыли  в памяти  несколько душещипательных  историй, но  их  будет  написано достаточно  много. Ибо  Новый год тем  и отличается,  что  у обиженных  и несчастных появляется  просвет в жизни,  в  котором добро  позволяет избраннику начать жизнь  с  чистого  листа.
На  моей  памяти таких чудесных случаев не было, так что  буду описывать правдивую  историю из  далекого  прошлого.

Это время, когда  молоко было слаще,  и вода  чище.
Действительную  службу довелось мне проходить в те  времена, когда    служили  три года.  И это  считалось  в порядке вещей.
Сейчас, не успеет из  новобранца домашний дух  выветриться,  а он  себя  уже "дедушкой"  величает. Смех, да  и только.
Свой  первый Новый год в  армейских  сапогах  встретил я  в Амурской  области в  Возжаевском  гарнизоне.
Наш  автобат обслуживал строительные  части. Ибо  по той  грязи  могли  ползать только военные полно-приводные  грузовики.
Уже  пережили мы сухие  ветра середины  лета, пережили расползающуюся из-за  нудных дождей  под  колесами автомобилей жидкую  грязь, именуемую дорогой,  и, наконец-то, вступил  в права главный дорожный  мастер -  Мороз Иванович.
Он  быстро навел на дорогах  порядок. И  служба  пошла веселей: автомобили резво бегали по  сухому  снегу, который  заполнил  все дорожные  ямы. На  седьмое  ноября  задула  настоящая, сказочная  метель. Такую  можно  увидеть только в  кино.
На  время  метели  жизнь  в гарнизоне замерла. Нам, призванным  на  службу  из южных  районов  Азии, это было  в диковинку. Мы еще не понимали, что  даже при небольшом  морозе, такой  ветер  способен в течение получаса отобрать жизнь.
Метель  утихла, мороз поправил дороги,  и служба  вошла  в привычную  колею.
Незаметно  пролетели  годы  службы, и  после очередной  встречи Нового года мы  стали все  чаще  смотреть на Запад, представляя дорогу домой.
Случай, который мне вспомнился,  корнями  уходил в первую половину последнего  лета службы.  Время  шло  легко  и приятно.
Мне доверили бензовоз и заправку. Я  выезжал  в ближайший город на  нефтебазу, получал  бензин,  привозил его  в часть,  сливал в емкость. Все  остальное  время заправлял  автомобили.
Имел  привилегию - не присутствовать  на  вечерней проверке по причине служебной занятости.
Именно этот факт вызывал  в старшине роты жуткую неприязнь. Он считал, что я торгую бензином и  у меня  много денег, которых ему тоже хотелось.
При каждом удобном  случае стремился  сделать гадость. Все  время  приходилось быть начеку.
Как-то,  возвращаясь  в часть, обратил  внимание  на  цветущую  степь.  Цветы  были  необычайно красивы. По  какому-то душевному  порыву остановился  и  пошел к  цветущей  поляне.
Беден мой  язык, чтобы  описать  те  чувства, которые  всколыхнулись в огрубевшей душе старого  служаки.
Переливы  красок и  необычайно  тонкий аромат, плывущий над  поляной, - всё вызвало во мне восторг и упоительное восхищение. 
Аккуратно, стараясь не  нарушить  красоты  поляны, я  нарвал  букет, крепко  связал  его стеблем  полыни,  завернул в газету и  положил на пассажирское сиденье. Открыл в  машине  окна,  дабы  резкий запах бензина  не навредил  нежным цветам.
Дальше  действовал  на  автомате, будто  кто-то неведомый руководил  моими  действиями. 
После  каждого  рейса отмечался  в штабе,  а  в бухгалтерию хоз -службы  сдавал накладные.
Взял  с собою букет.  Молодые девицы заахали при виде  такой  красоты. Послышались  игривые вопросы:
- И  кому же  ты  принес эту прелесть?
- Самой  красивой  из  вас…
Подошел  к  столу пожилой, убеленной  сединами, но  приятной, женщины, она    принимала  мои накладные,  вручил  ей  букет. Оставил  бумаги и  ушел  на  бензозаправку. Вроде бы  безобидный  поступок, но  он-то и сыграл  незабываемую  роль  в дальнейшей  моей службе.
Как я не остерегался  подвоха  со  стороны  старшины, но  ему  удалось подставить  меня. До Нового года  оставались  считанные дни. 
Приехав  с рейса, слил  бензин, закрыл  заправку и  направился  в столовую. Для  водителей, возвращающихся  из  рейса,  накрывали расходный  стол на десять  персон, и этот стол  стоял рядом  со  столом  младших  командиров, сержантов и старшин.
Рота  отобедала. Я  сидел  за  расходным столом и тихо  жевал  свою  пайку.
- Больше ни  кто  не подъедет, -  услышал  я голос  старшины  и увидел, как  сержанты расхватали  с расходного стола порционное  мясо и, подобно  голодным  псам, с гоготом  проглотили  его.
Рота  пошла  на построение. И  тут  из рейса  подъехало  еще  несколько  солдатиков. Один из  них  поднял  крик: где  мясо! На  крик  прибежал дежурный офицер. Его  первый  вопрос:
- Кто  сидел за  столом?
Старшина  и еще  пару  сержантов  показали  на меня  пальцем.
Решение было  быстрым  и  строгим:
- Ты  сожрал  пайку  товарищей?
Я ответил:
- Тот,  кто  это  сделал, пусть  признается  сам, а я чужой  пайки не трогал.

Рассчитывал на то, что  в этих младших  командирах  есть  капля  совести  и чести.  Я  ошибся: в  этих уродах не было ни того,  ни другого.
Разговор был  короткий: трое  суток за  объедание, двое  суток за  пререкание. Итого -  пять  суток гауптвахты.
Взяли  меня  по белы рученьки и отвезли  в  комендатуру.    Когда  старшина  сдавал меня дежурному  по  гауптвахте, доверительно  попросил, чтобы этого, он презрительно  ткнул  в мою сторону  пальцем, посадили  в  одиночку  без права  прогулок:
-  Опасный  тип, - громко высказался  он.
Вот  так за  пять дней до Нового года меня  посадили  в одиночную  промороженную камеру как особо опасного  преступника.
Дабы не превратиться  в сосульку, я  всю ночь  маршировал  по  тесной  камере.
Время  для меня  остановилось. Казалось,  прошла  вечность, когда  услышал,  как гремит засов на железной  двери. Караульный  открыл  дверь и выпустил  в коридор. Спросил  с насмешкой: 
- Ну как, не вспотел за  ночь?
Как огнем  обожгла  мысль: "Ведь  он  такой же солдат,  как и я! Откуда  в нем эта ненависть?  Ведь я ему ничего  не сделал  плохого".
Уточнив  мою фамилию, громко  крикнул караульному у выходной двери:
- К полковнику  на допрос.
Под дулом автомата  меня довели до кабинета коменданта  гарнизона.
На двери красовалась  табличка: "Полковник Дятлов". В  голове  мелькнула  несуразная  мысль: хорошо, что  не Козлов, Дятлы  - они  - мирные птицы".
За  столом сидел самый настоящий полковник. Поднял на  меня глаза.  Я  заметил  в них легкую  смешинку, но голос звучал  строго.
- За что  арестован?
Мне не хотелось  объяснять свою  правоту. Здесь,  в этом кабинете,  лепет оправданий звучал бы несерьезно. Поэтому  коротко  буркнул  в ответ:
- За  пререкания со  старшим по званию.
И вдруг  увидел на лице  полковника улыбку. Он с откровенным интересом разглядывал  меня.
- Ладно, боец,  я знаю, за  что ты  арестован, и мне ведомо то, что  с тобой поступили несправедливо.  Не в  моей  власти отменять  приказ твоего  командира. А твой  поступок -  то, что ты не стал перед строем показывать  на истинных  виновников, говорит  о том, что  ты -  настоящий  воин.
Сейчас  поспеши  в часть, забери    ключи  у  бухгалтера. Она,  как только увидела  тебя  в списке арестантов, тут же отобрала  ключи  у  старшины. Чтобы он  в твое отсутствие не наделал  вреда. Молодой  парень - этот старшина, тебе  ровесник, а подлости  в нем немеряно, и носит же земля  таких!
Я тут дал  предписание: будешь  исполнять  свои обязанности, только  ночевать будешь  приходить  сюда на губу. Тебя  переведут  в более теплое помещение. Все, бегом  марш  на  службу.
Ничего  не понимая, я помчался  в штаб, где  меня  уже  ждали.
- Ну  как? Тебе  мой муж, не обидел? Он, вообще-то, -  добрый  мужик, суровость он так для виду  напускает. Я  ему  рассказала о тебе и попросила помочь.

И тут до меня дошло, что подаренный  среди лета букет самой  красивой женщине, защитил  меня  от  подлости  в конце года. Она, моя спасительница, оказалась женой начальника гарнизона.
- Беги  на заправку, а  я сообщу командиру  части, что не стоит затевать  прием-передачу заправки перед Новым годом из-за  пяти дней.

Отсидка на  гауптвахте промелькнула незаметно.
Настал  день  перед долгожданной  свободой. Утром вывели  всех  арестантов во  двор  комендатуры и  дали команду  построиться  среди двора. У  крыльца, свободной  кучкой стояла  караульная  команда.
Дятлов  вышел  на  крыльцо со  строгим  выражением лица. Арестанты  замерли  в ожидании команды.
Те,  кто отбарабанил  срок, были уверены, что  сегодня  уйдут  в расположение, но  основная  часть  - это  вновь  поступившие нарушители дисциплины.
- Слушайте  меня,  сынки - прозвучал  с крыльца  строгий голос Дятлова,
-  Сейчас  те, у кого закончились  срок ареста, выйдут  из  строя  и  построятся    рядом  с крыльцом,  а  остальным  приготовиться  к амнистии.
По  моей  команде вы из  всех  оставшихся  в вас  силах побежите  каждый  в свое расположение. Через двадцать минут  за  вами побегут мои  орлы! Кто не спрячется, я не виноват. Добежавшего  до  части не тронут.
Дятлов  при этих  словах  ткнул  толстым,  как сосиска,  пальцем в  сторону  комендачей. Они  переминались с ноги  на ногу,  а  в глазах загорелся  собачий  азарт.
- Откуда  в них этот звериный блеск? Ведь они  такие же  солдаты, как  те,  которым  предстоит амнистия. -  Думал я, глядя на  все эти приготовления.
- Пошел! - раздался  командирский  рык. И Дятлов демонстративно  посмотрел  на  часы.
Арестантов  со  двора  как ветром  сдуло, и лишь  один, зачуханный  замухрышка, неведомо каким образом  попавший  в армию, заметался по двору. Полы  длинной не по росту шинели  тянулись  за  ним, ноги, обутые в огромные  сапоги, заплетались. Он подошел к  куче  снега, которую не успели  вывезти при  очистке двора, присел за  ней.  Прислонившись  спиной  к куче, отрешенно  смотрел  в небо, отдавшись  на  волю судьбы.
- Кто  таких пацанов  призывает  в армию? Хотелось бы глянуть  в лицо  тому  военкому, который  удосужился  прислать для укрепления рядов  вооруженных  сил, такого "богатыря".

Прошло  ровно  двадцать  минут, и опять  раздался  рык полковника: - ВЗЯТЬ!
Комендачи  сорвались  с места  и ринулись  в ворота, а двое, не спеша, направились к замухрышке. С крыльца  раздался голос полковника:
- Этого не трогать. Вы, что, не видите -  боец замаскировался!
Замухрышка  сидел  у кучи  снега, и по  его чумазому  лицу  текли  слезы. Он  уже  настроился, что его  будут бить,  пинать и тащить  в холодную  камеру.
Дятлов  подошел  к нему, поднял с земли, стряхнул  с шинели  снег,  тихо  спросил:
- Что,  сынок, допекла  тебя  служба? Крепись, я  сегодня  позвоню  твоему  ротному. Над тобой дембеля больше не будут издеваться!
Я  понял: сейчас для этого  солдатика  произошло новогоднее  чудо. Добрый Дед Мороз в образе грозного  полковника вмешался  в его  нелегкую  судьбу. Теперь  у него  служба  пойдет иначе.
С тех  пор  я верю  в новогодние  чудеса!