Весна старательно промывала город тысячами ручьев и ручейков, которые несли на своих переливчатых спинах щепки, пожухлые листья и всякий мусор. Временами в текучей воде отражались белые облачка и ярко синее небо. Пахло свежестью и прелью. Пахло весной. К вечеру подмораживало, и тоненький, хрустящий ледок легко ломался под ногами прохожих.
Усталый участковый Колбаскин, старательно обходя подмерзшие лужицы, вечерней порой возвращался с дежурства. Ночь выдалась тяжелая, было много задержанных, среди них буйные, пьяные...Экипажи патрульно-постовой службы, как назло, привозили все новых и новых «клиентов», не давая Колбаскину собраться с силами, чтобы, в соответствии с буквой закона провести задержание, обыск, допрос...Пришлось второпях, как помешанному, писать протоколы, выкрикивать угрозы, замахиваться кулаком или дубинкой, самому обыскивать окровавленных, бессмысленно вопящих алкашей, от которых дико несло мочой, перегаром и дешевым табаком.
А днем начальник милиции приказал ему пройти по своему участку, и составить докладную по профилактике правонарушений.
Поспать участковому удалось совсем немного, скорчившись на узком топчане в кабинете сослуживца.
Он весь пропах отвратительной смесью пота, хлорки, табака и перегара, которыми пропитан сам воздух милицейского участка.
Переодевшись, и сполоснувшись под душем, Колбаскин заваривает кипятком китайскую лапшу, и вяло принимается ужинать. Жена опять убежала к подруге, чтобы вмести идти на концерт какой-то очередной поп-звезды. Сын, лицеист, за стеной спрягает французские глаголы. Участковый втягивает в рот очередную порцию безвкусной лапши, и задумывается о своей собачьей службе. Постоянные вызовы на происшествия, внеочередные дежурства, дикие сцены в отделении. Нервы ни к черту. Все тебя ненавидят, сторонятся. Мент, что тут сказать! Общаться можно только со своими, а о чем с ними говорить? О бабах, пьянке, да рыбалке. Еще о задержанной зарплате...А зарплата-гроши. Поневоле берешь взятки. Другим легче, у них хоть дома все в порядке. Семейный уют какой-никакой. У Колбаскина и этого нет. Придешь домой, усталый, как собака, а жены или нет, или она лежит на диване, читает "Космополитен", да трескает шоколадные конфеты. Ходит дома лахудра-лахудрой, а на концерты и вечеринки накупает себе шикарные платья, на которые уходят все деньги. Да еще орет, что Колбаскин ей всю жизнь поломал, вот и пусть достает деньги, где хочет. Давно прошло то время, когда была она Верочкой, худенькой студенткой с длинной русой косой, наивной и ласковой. Теперь она растолстела, огрубела, научилась ругаться матом, но все еще красива яркой красотой зрелой тридцатипятилетней женщины.
Жизнь поломал! Это еще неизвестно, кто кому поломал. Из-за ее бл...кого поведения Колбаскину пришлось уволиться из Армии, где он был на хорошем счету, и перейти в милицию. Опозорила Колбаскина на весь белый свет, а ей хоть плюй в глаза...Куда было деваться офицеру, у которого ни связей, ни денег? А мужа она и на дух не переносит. Стелит ему на диване в гостиной, а сама спит одна, в спальне. Мол, пахнет от него ментовкой и храпит он сильно. А если Колбаскин и проявит к ней какие-то намерения, то и тут полный облом. «Отстань,- скажет,- Колбаскин, надоел хуже горькой редьки!»
А сама-вечно влюблена. Про Армию и говорить нечего. Только ей все мало. То Колин репетитор. То еще кто-нибудь. Теперь-то до него дошло, он теперь видит все эти заигрывания, жесты, взгляды, которыми жена обменивается с замом начальника милиции подполковником Бесединым.
Ну, оно, по нынешним временам, может и неплохо. Беседин перевелся в милицию из ФСБ, замом он пробудет недолго, максимум год, а потом станет начальником милиции большого города, да и Колбаскина за собой потянет. Связи у него конкретные, глядишь, и в мэры вылезет. А Колбаскин потерпит, ему не впервой. Ничего не вижу, ничего не слышу. Куда ему из милиции деваться? Ему сына надо вырастить, Коленьку. Вырастет Коленька, будет знаменитым адвокатом или пластическим хирургом, их тех, которые на «Поршах», да на «Майбахах» раскатывают. Миллиардером будет, обязательно! Уж Колбаскин постарается. Зубами всякую сволочь грызть будет, все унижения стерпит, надо кого убить- убьет! Но Колю в люди выведет. Плевать ему на остальных, Коле он дорогу пробьет.
-Коля, идем чайку попьем!
Сын, такой же низкорослый и коренастый, как и отец, вошел, сел за стол и стал пить чай с сухариками. Колбаскин смотрел на него и в душе его наступала умиротворенность и спокойствие. Пока Коля рассказывал отцу о лицее, тот сминал жесткими пальцами мякиш хлеба в шарик и легонько катал его по столу.
-Ничего, Колюня, осталось немного.. Потерпи. Вот сдашь экзамены и мы с тобой рванем куда-нибудь автостопом.. Мне отпуск положен. Вот в Карелию...хочешь?
- Да тебя не отпустят!
- Чего это не отпустят? Я три года в отпуске не был...Мне и замнач обещал.
- А деньги где взять?
- Не беспокойся, найдем!
- Я тут скопил немного...,-признается Коля, краснея.
- Ну вот! И мне премию обещали.
- Мать отнимет!
- А мы не отдадим. Ну половину хоть. Мне еще командировку в Финляндию обещали, по обмену опытом.
-Ох, папа, вот бы в Финляндию! Там такие леса, озера...
У обоих загораются глаза, и они, очистив кухонный стол от посуды и крошек, разворачивают на нем старый автодорожный атлас СССР, неизвестно как завалявшийся в книгах,и с увлечением начинают обсуждать маршрут. Отец и сын давно уже достигли такого единодушия, такого понимания друг друга, что все плохое забыто. И две души- ментовская, истерзанная ревностью, жестокостью и унижением, и мальчишечья, подорванная насмешками сверстников над профессией отца и над смешной фамилией, раскрываются и цветут.
-Так, здесь придется напрямик пройти, но немного, километров десять. Зато потом выходим на трассу и- фьююууть- кати себе до самого Выборга. Там трасса оживленная, машин много, кто-нибудь, да подвезет.
Они начинают обсуждать дальнейший маршрут, потом переходят к нужным припасам, и ласково препираясь, составляют список необходимых вещей. Глаза их горят, весенний ветер, врываясь в открытую форточку, кружит им головы.
Наконец они утомляются, глаза их начинают слипаться и они, одарив на прощание друг друга доверчивыми взглядами, расходятся спать.
Поздно ночью в квартире появляется нетрезвая Вера, и, пробираясь в спальню, она слышит сонный бред Колбаскина:
- Сколько до Выборга?
Она кривит губы в усмешке, и не включая свет в спальне, падает на постель, вспоминая руки и губы Беседина.
А Коле снится Финляндия, огромное голубое озеро, словно небо, упавшее в сосны, озерная форель и красивые финки, улыбающиеся ему. И он улыбается им в ответ, и машет рукой, в которой зажат Атлас автомобильных дорог СССР.
Утром они снова окунутся в повседневную, скучную жизнь, полную унижения, ругани и тревоги. До вечера. А вечером, поужинав, вновь будут строить планы заманчивых путешествий, разглядывать виды недоступных им курортов, южных островов и мечтать. Только эти мечты и доставляют им истинную и единственную радость в этой пошлой и серой жизни.
