Аннотация:
Финальная версия рассказа
Текст:
Деликатесами нас с братом в детстве не баловали. Как говорится, все дети ели сладкую вату, а мы обыкновенную. Тогда время было суровое. Никакие консоме, бламанже и турниду на столах у нас и близко не стояли. Картошка да макароны составляли основу нашего детского рациона. И то, это если еще очень повезет. Колбасу ели только по праздникам, потому как колбасы тогда в магазинах деревенских не было. Привозила ее вместе с пряниками, шпротами и лимонадом «Буратино» автолавка по праздникам – на новый год, первое мая и «березку». Правда, когда отец, тогда еще не такой плешивый, получал заочно второе высшее образование в Москве, то возвращаясь с сессий, привозил горбушу и мы понемногу ее ели на бутербродах.
Вообще, надо признаться, мать готовила вкусно, когда хотела. Котлеты делала величиной с ладонь, называя их «лаптями». Плов вкусный делала. Шарики творожные в масле пекла. Но истинной отрадой для нас, детей, была икра. Правда, не черная и не красная и даже не «заморская баклажанна», а икра, которую мать готовила из томатной пасты, лука, селедки и манной крупы. Этой чудесной массой желто-красного цвета мы намазывали куски хлеба и с немалым аппетитом поедали.
Однажды ели мы эту долгожданную икру. Я с детства отличался высокой скоростью поглощения пищи, присущей мне до сих пор. Навык, в условиях запрета питания на рабочем месте, весьма полезный, но жена по этому поводу постоянно ругается. Пока она за ужином успевает зачерпнуть первую вилку еды, я уже съедаю свою порцию. Впрочем, речь сейчас не об этом. Брат мой младший Пашка обожал меняться едой. Бывало, обгрызал со своей доли сала ветчину и шкурки. Называл это «шкуринги» и «вичининги» и менял потом у меня по плавающему курсу в зависимости от того, чего ему больше хотелось на тот момент. Например: два «шкуринга» на «вичининг» или наоборот.
– Влад, хочешь, от моего бутерброда откуси, — увидев, что я свою порцию бутербродов с икрой проглотил, он в обмен на что-то предложил мне откусить от его бутерброда кусок.
– Конечно, хочу!
Я, обычно, человек не алчный, но ту икру очень уж любил и попутал меня бес. Кусая его бутерброд, я подзуживаемый бесами жадности и чревоугодия, постарался откусить кусок побольше. Каюсь, грешен. А Пашка, думая не допустить чрезмерного мною откусывания, с нижней стороны бутерброда выставил палец, как ограничитель порции. Я же, про палец тот совершенно не ведая, от души сомкнул челюсти на бутерброде. Странный хруст и ощущение чего-то постороннего в полости рта еще до истошного вопля Пашки подсказали мне, что что-то пошло не так.
– Ты мне палец откусил!
Оказывается, я наполовину откусил ему первую фалангу среднего пальца на левой руке (брат в детстве был левшой). Брат вопил, палец исходил кровью, я подавился откушенным куском бутерброда. Мать, прибежавшая на шум, первым делом врезала мне между лопаток, помогая протолкнуть кусок в пищевод. Потом уяснив картину произошедшего, отвесила мне пару оплеух за членовредительство.
– Заткнись, урод! — пару оплеух получил и Пашка. – Доигрались, недоумки?
– Теперь будешь, как дурак без пальца жить! — восстановив тишину и порядок, мать, забрав у Пашки остаток бутерброда и между делом доедая его, принялась за лечение.
– Что же с тобой теперь делать? Не в больницу же тебя из-за такой мелочи везти? — везти ребенка в больницу в райцентр за двадцать четыре километра из-за такой мелочи как полуоткушенный палец она не посчитала целесообразным.
Тем более, и отца дома не было, а найти машину в деревне было делом нелегким. Поэтому, будучи убежденной сторонницей военно-полевой хирургии, решила лечить сына самостоятельно.
– Вот у нас на сенокосе одному мальчику, который не слушался родителей, косой отрезало ноги, но врачи пришили их и мальчик ходил, как ни в чем не бывало, – рассказывая нам эту ободряющую историю, она сноровисто засунула пострадавшую конечность Пашки в морозильную камеру холодильника.
Так в той истории было — отрезанные ноги заморозили. Пока Пашка на практике знакомился с криобиологией, мать рассматривала принесенные с кухни ножи и рассуждала:
– Стоит ли отрезать палец до конца или можно и так пришить? Паш, ты сам как думаешь?
Победила лень и экономия. Верная заветам своей бабушки: «Если ниточку можно вокруг пальца один раз обернуть, то такую ниточку уже нельзя выбрасывать», мать здраво рассудила:
– Полуоткушенный палец пришить будет экономнее, чем отрезанный. Так ниток меньше надо. Да и держаться будет крепче…
– Буду шить как есть, — достав из морозильной камеры надкушенную шуйцу и, внимательно ее осмотрев, заявила она дрожащему Пашке. – Сам виноват! А так будет тебе впредь наука.
Принесла набор игл и ниток (кетгута у нас не было).
– Влад, держи его, чтобы не дергался. А то разбрызгает кровь по всей прихожей, а мне потом убирать.
При первом же уколе иглой и до того уже бледный Пашка потерял сознание.
– Э, да тут и вовсе можно без шитья обойтись, — рассудила мать. – Принеси изоленты из своих запасов.
– Каких запасов?
– Из тех, что ты в диване прячешь. Как пальцы брату кусать так первый, а как изоленты так жалко для брата? Ну ты и тандыка! Вот так и я подыхать буду, а ты и воды не подашь! Или подашь?
– Да!
– Что да? Да подашь или да не подашь? Чего молчишь?
Примотав Пашкин палец синей изолентой, пощечинами привела его в сознание.
– Будешь писать на палец три раза в день. Понял? — прописав наружную уринотерапию, мать на этом успокоилась и принялась избивать меня, дабы подобного не повторилось впредь. – Это тебе за палец! Это тебе за то, что кружку воды подыхающей матери подать лень! Это тебе за жадность!
Палец у Пашки зажил нормально, в чем мать видела несомненную заслугу уринотерапии. В качестве наказания я на полгода был лишен права есть эту злосчастную икру.
– Я бы дал, но мамка меня убьет, — давать мне откусывать от бутербродов Пашка после этого инцидента опасался. – Ты уж не обижайся, сам понимаешь…
– Понимаю…
Временами я вспоминаю вкус этой икры из детства, но так как рецепта мать не оставила сделать ее не могу. А жаль…
