Ботинки

                 (отрывок из повести «Мой Кронштадт»)

- Ура! Суббота! Увольнение! – раздавались по всему кубрику радостные вопли моих сослуживцев, доносившиеся из «баталерки». Там происходило таинство: матросы утюжили свои парадные костюмы, надраивали до зеркального блеска бляхи, накручивали усы, собираясь в город на дискотеку. 
- Валек! А ты чего не собираешься в увольнение? – спросил меня земляк Борис, неся мимо меня отутюженную парадную «форменку» и начищенные до блеска ботинки.
- У меня дела, - ответил я другу, стараясь не смотреть, как он прихорашивается перед зеркалом.
- Дай мне тогда, пожалуйста, твой комсомольский значок, Мой сломался, а старшина, сам знаешь, просто «зверь», не пустит в город без него.
- Бери, конечно, - свинчиваю свой с робы и протягиваю товарищу, – Не потеряй!
- Завтра верну! – отрапортовал на бегу Борис.
Не мог я сказать даже лучшему другу, что у меня пропали парадные ботинки. В который раз уже осмотрел в баталерке свою и соседские ячейки, так что даже старшина поинтересовался:
- Ты что здесь потерял, товарищ матрос?
- Значок обронил, ищу.
- Растяпа! Иди новый покупай.
Сообщить весть о краже на флоте считалось большим позором. 
«У нас завелась «крыса»? Да нет, не может быть!»,-так рассуждал я уже много раз. Наверное, просто кто-то пошутил, переставил. Все вещи и ботинки были подписаны, свои фамилии и инициалы выжигали при помощи хлорки. Брать чужую одежду без спроса был большой грех. Бывало, что обменивали со старослужащими, когда те собирались на дембеля, но и то, по обоюдному согласию. В ходу у дембелей были малые размеры бушлатов, брюк, «галанок», чтобы все было в обтяжку, а бескозырка 54 размера висела на «маковке» и даже не падала. Как она при этом держалась? 
Прошел месяц, как я потерял свои парадные ботинки. Ежедневно на службе мы носили простые кирзовые. Мы их еще называли «прогары». Парадные нам нужны были только в праздничные дни и когда мы собирались в увольнение. Старшина очень строго следил за тем, как одеваются и что носят его матросы. В роте было 120 человек, но от его строгих глаз не могла ускользнуть даже мелочь. Праздники еще не скоро, а вот с увольнениями у меня из-за ботинок вышла оказия. Придется, наверное, новые покупать, надо только 10 рублей накопить и попросить Пашку почтальона в «военторге» их купить. Пашка мой закадычный друг. Вот ведь свезло балбесу так служить: каждый день на почту ходит за письмами, раз в неделю посылки выдает и каждые субботу и воскресенье нам «фильму» крутит. Киномеханик! Вот служба! А вот и он! 
- Долго жить будешь! Здорово!
- И тебе не хворать! Заходи, Валек, ко мне после ужина, в киноаппаратную, чайком угощу. Тут давеча халвы и сала посылкой прислали.
- Непременно, Паша! Жди!
Вечером сидим в киноаппаратной и наяриваем, аж за ушами трещит. Сначала сало с хлебом, потом халву, запивая все индийским чаем, заваренным в трехлитровой банке при помощи бесхитростного кипятильника. Кипятильник был скручен из алюминиевой проволоки от электропроводки и двух лезвий типа «Нева» для безопасных бритв. Трех-литровка закипала за 5 минут! Пашка «крутит» фильм «Свадьба в Малиновке». Все матросы уже знают его наизусть, но все равно смотрят. Свистят, кричат «Сапожник!», когда рвется пленка. А те, кто ушел в увольнение, смотрят по рублю с носа «видак» в видео салонах: «Эммануэль», колотушки с Джеки Чаном или боевик с Арнольдом Шваарцнеггером.
- Ты чего в город не пошел? - пихая в рот шмат сала, спрашивает меня Павел, между делом, склеивая кинопленку.
- Ты только никому! – начинаю я, а сам помогаю другу вставить новую бобину в кинопроектор.
- Могила! – заверяет меня друг.
- Я это, - мямлю я - Ботинки потерял…
- Засада!
- Еще какая! – приободрился я. - Вот коплю червонец на новые. Поможешь купить?
- А зачем? - Пашка заговорщицки как-то морщится, то ли от горячего чая, то ли от халвы с привкусом клея.
- Как зачем? В увольнение ходить! – начинаю проявлять возмущение я.
- Потерял, говоришь? – ковыряя в зубах спичкой и сплевывая на пол, вопрошает меня товарищ.
- Ну ты, дубина, не понял, что ли?
- Я знаю где твои ботинки! – выпалил тут Пашка.
Я стою в полном замешательстве.
- Вернее сказать, на ком! – продолжает спокойно мой приятель, усаживаясь перед окошечком в кинозал.
- Говори! – нажимаю я на друга.
- Да ты не кипятись, подожди немного - парирует Павел.
И тут постучали. Дверь открыл я. На лесенке, ежась от холода, нервно покуривая и переминаясь с ноги на ногу, стоял в ожидании наш комсорг Сашка.
- Всем привет! – с порога брякнул Сашка.
- Привет! – ответили дружно мы.
- Чаем угостите?
- Заходи! – приветливо ответил я. – Всем хватит!
Сашка наш общий приятель. Вместе ехали в поезде с Одессы. Вместе на «рассыльном» пункте в Ораниенбауме держались. Так вот и попали в одну часть в Кронштадт, в судоремонтный батальон. А теперь служим в одной роте, в одном взводе и даже в одном отделении. Коечки тоже рядом. Отец у Сашки приезжал к нам в часть и встречался с комбатом, а через некоторое время Сашка нам объявил, что он скоро будет комсоргом части.
Раньше Сашка ходил со всеми вместе на службу на Морской завод, хотя и там он был не в бригаде, а в какой-то конторке счетоводом. Видать батя его везде по жизни проталкивал на «теплые» местечки. А теперь, став комсоргом, Сашка целыми днями ошивается при штабе у замполита или вот с Пашкой стал дружбу водить. Блатные у меня, однако, приятели!
Но сегодня вид у Сашки какой-то неспокойный. У него и в обычный день глазки бегают как у вора, но сегодня как-то особенно.
- Я ненадолго, только чаю попью.
- Сало будешь, халву? – предлагаю я.
- Да нет, покурю да пойду. Дай свежих журналов? – обратился Сашка к Пашке.
- Возьми на столе, - не оборачиваясь ответил Павел.
Что-то здесь неладное, - подумал я, - поругались они что ли? Бывает. Помирю.
- Ну ладно, я пойду.
- Нет, - вдруг яростно крикнул Пашка.
- Да что же случилось тут у вас? – ничего не понимая спрашиваю я.
- Пусть сам скажет, – ответил Пашка, кивнув на Сашку.
Тот вдруг осунулся и, потеряв цвет лица, стоял как трусливый пес.
- Что сказать? – удивленно протянул Сашка.
- Про ботинки! – не выдержал Пашка.
- Какие ботинки? – не унимался Сашка.
И тут я все понял.
- А ну, снимай! – скомандовал я.
- Ребята! Вы что? – не сдавался Сашка.
- Ну! – руки мои сжались в кулаки. – Не шути со мной!
- Я только, вот…- промямлил только Сашка, снимая мои ботинки, – Сам хотел тебе, Валентин, все рассказать…
Меня как будто костром опалило. Будто взяли, зачерпнули горячего пепла и осыпали всего.
- Ну и падла же ты! А ну катись отсюда, чтобы я тебя больше не видел! По морде бы тебе надавать этими ботинками.
Как же так? Ворочался я полночи и не мог долго уснуть. Мы ведь столько времени вместе. Как говорится, и одну краюху хлеба в карантине делили, и одну папироску по кругу пускали… Но так и не смог я найти ответа.
А через некоторое время случилась еще одна напасть с Сашкой. Взял он денег у ребят на вино, которое его просили купить на праздник. А продал вино им, как ростовщик, по спекулятивной цене. Его чуть не «казнила» наша матросская братва за такое паскудство. Но опять его выручил отец, попросив комбата перевести его в соседнюю часть.
А еще через какое-то время матросы стали сдавать свои комсомольские билеты и перестали платить с зарплаты членские взносы. Заканчивалась эпоха Ленинизма и начиналось долгое безвременье…
Было это в далеком 1989 году.

В который раз я вижу тот же сон:
Промозглый ветер, каплет дождь, 
Свет тусклый из казарменных окон,
Матросы по утру спешат на площадь.
И слышно только сердца стук. 
Вокруг потемки, город спит.
Наполнил воздух барабанов звук,
Он эхом всех своим разбудит.
И вот, все нарастающей волной,
Идет отряд, и дымка тает.
Бушлатов непрерывный строй,
Оркестр бодрый марш играет.
Пилотки насадив на чуб лихой,
Идет Рембат,
Подняв воротники. В глазах рябит,
Подъем Кронштадт!
Нас в доках уж давно заждались корабли, 
Большие, малые, ракетный крейсер;
Одеты в робы здесь все моряки
И в лентах шелковых гуляет ветер.
Бригада мастеров для всех одна:
От ран полечит, и от ржавой муки,
И такелаж поможет заменить,
Надраить якоря от скуки…
В который раз я вижу тот же сон:
В Петровском парке бродим по аллеям.
Петру мы не забудем честь отдать,
Еще застывшим кораблям на рейде.
Кусок земли, вокруг морской залив,
И волны в такт, то вверх, то вниз.
Все это форт, в нем весь Кронштадт.
Андреевский здесь реет флаг!