Вечерний ресторанчик на бульваре Надежды был не то, чтобы пуст, но скорее уж вызывал у владельца минорные чувства, чем белозубую итальянскую улыбку. Джеймс «Долли» О’Донелл сидел прямо напротив входа, лицом к стеклянной матовой двери. Голубые ирландские глаза «Долли» часто соскальзывали с загорелого лица собеседника, сидевшего перед ним, на стальные дверные ручки. Кеану «Гаваец» Брин нервничал, пытался поймать взгляд Джеймса, и раздраженно оборачивался на дверь. Тем не менее, их напряженной, вполголоса, беседе это не очень мешало, и через час партнеры расслабились под действием хороших коктейлей и успешного окончания переговоров. Летний ветерок ворвался в ресторанчик, а «Долли» задержал взгляд на двери дольше, чем обычно. Кеану обернулся. За столик прямо за его спиной усаживались два черных парня, одного из которых он знал. Гудвин «Чака» Уайт, рослый, широкоплечий, элегантно и дорого одетый негр располагался за круглым столиком, отдавая распоряжения официанту. Второй – кудрявый и глупо улыбающийся парнишка, был, видимо, одним из «шестерок» «Чаки». Новоприбывшие не обратили внимания на «Долли» и «Гавайца» и Кеану успокоился.
«- Не узнал» - подумал он, - и хорошо! Сейчас не до него».
Он вернулся к прерванной беседе, но взгляд О’Донелла заставил его вскочить и обернуться всем корпусом к соседям, а сильная рука метнулась ко внутреннему карману легкого кожаного пиджака. Поздно, «Чака» улыбался, глядя в глаза Кеану, а в его потной руке уже торчала пушка серьезного калибра.
- Привет, латинос! – рассмеялся «Чака», - вот и встретились! Мир тесен.
«Долли» кинул на пол, под соседний столик, хрустальную пепельницу, и тут же вскочил, держа в вытянутых вперед руках два револьвера, калибром не уступающих «магнуму» мистера Уайта. «Шестерка» не отставал от общей тенденции и выхватил откуда-то «кольт» с неприлично длинным стволом. В зале завизжали, кто-то уронил стул, кто-то хрипло кричал, а потом все внезапно стихло, и в мире осталось только четверо мужчин, с ненавистью рассматривающих друг друга. «Чака» целился в лоб «Гавайцу», «Долли» целился в лоб «Чаки» и в лоб «шестерке», а кудрявый негритенок методично переводил свой громадный «кольт» с Джеймса на Кеану, и по-прежнему улыбался.
- Он гаваец, - сообщил Джеймс Гудвину, - убери пушку, «Чака».
- Мне плевать, кто он, - отозвался тот, - не лезь, «Долли».
Уайт и О’Донелл ходили в одну школу и давно знали друг друга. Пересекались их пути и во взрослой жизни, но никогда дело не заходило так далеко. С некоторым удивлением они почувствовали некоторую неловкость из-за возникшей ситуации.
- Он мой партнер…Гудвин.
- Джеймс…он перешел мне дорогу. Я потерял людей, деньги. Это наше с ним дело. Уходи, у меня нет к тебе претензий.
- Ты можешь поговорить с ним на эту тему в любом месте и в любое время, но при мне ты не будешь тыкать в него «пушкой», да еще и на моей территории…
- Не слышал, чтобы «маленький Неаполь» стал рыжим! – удивился «Чака».
- Так вот я тебе говорю, - вкрадчиво заметил «Долли», - забирай своего парня и уходи. Ты меня знаешь, у вас нет шансов.
- Ты тоже меня знаешь, Джеймс, я тебе не сутенер с двадцать вторым калибром. И, к тому же, ты еще не познакомился с моим племянником. Он недавно приехал в город, но уже успел показать себя. Хороший мальчик.
«Хороший мальчик» улыбался. Тяжелое оружие в его руке двигалось плавно, без рывков. Руки не тряслись. Кеану не улыбался, но благоразумно молчал и не двигался. В маленьком зале стало тихо, как в склепе.
Сальваторе ехал в сторону участка, потому что до окончания дежурства оставалось всего пять минут. Напарник «Тото» заболел, дежурство было скучным и серым, и семейная гавань казалось вполне желанным пристанищем для усталого стража порядка. Дома София, Луиджи. Их жизнь не бьет бесконечным счастьем, но «Тото» любил жену и сына, а теперь мальчишка вырос, стал больше тянуться к отцу, и новые, неведомые прежде чувства наполняли сердце Сальваторе теплом. Сейчас он не променял бы свою маленькую идиллию на эффектную, но короткую жизнь, выбранную многими его одноклассниками, друзьями, родственниками. Полицейский – не лучшее решение для парня из этого района, но «Тото» уважали и терпели настолько, насколько здесь вообще могут уважать и терпеть «копа». Матовая дверь ресторанчика «Падре Пио» распахнулась, впуская очередного посетителя, и Сальваторе увидел четверых мужчин и четыре пистолета. Проговорив положенную скороговорку в рацию, он резко припарковал машину у входа, вытащил табельное оружие и быстро пошел к двери, делая знаки прохожим не приближаться.
«Долли» почувствовал, что час «Х» наступит. Не может не наступить. Если долго целиться в человека, «пушка» начинает жить своей жизнью, теперь она – главная. Судьба оружия – убивать, и сегодня кто-нибудь умрет от его пули. Сейчас Кеану попытается достать свой стильный пистолетик, или психопат-племянник не выдержит. Или «Чака»…он серьезный парень, и прекрасно понимает, что погорячился, неверно оценил обстановку. Но кто знает, что сейчас творится в его черной, пропитанной кокаином голове? Ситуация зашла в тупик, молчание затянулось, только вот скучно не было. Джеймс мысленно посочувствовал «Гавайцу», каково ему без «пушки»? Стоит, как голый, под прицелом двух злых негров.
Сальваторе резко толкнул дверь, сбивая с ног и спасая жизнь невезучего посетителя, замершего на пороге.
- Всем бросить оружие! – рявкнул он, наведя пистолет на «Долли».
«Пушки» наконец-то выбрали жертву, и четыре револьвера обрушились на «Тото» воем и горячим металлом. Полицейский не успел выстрелить, пуля выбила пистолет из рук, но реакция и подготовка немного отсрочили конец: он успел нырнуть за барную стойку, на которую тут же обрушились ненависть и свинец. Пули пробивали ему ноги, грудь, живот, одна влетела в рот, выбив зубы и сжигая горло, и вылетела, пробив щеку. Сальваторе, как ребенок, закрывал голову руками, поджимал ноги, что-то пытался крикнуть, сказать. Нет, не убийцам, а Софии, сыну, еще кому-нибудь, кого он любит, вернее – любил. Но две пули практически одновременно попали в голову и «Тото» затих.
И опять тишина в ресторанчике, только судорожно всхлипывает женщина, не в силах унять истерику. «Долли», «Гаваец», «Чака» и маленький негр стояли у стойки и смотрели на Сальваторе.
- Это «Тото» - сказал «Чака».
- Я знаю, - отозвался «Долли».
- Мы учились в одной школе.
- Я знаю.
- Ты узнал его, Джеймс?
- Нет, в форме не узнал.
- Я тоже.
Где-то на перекрестке траурно завыла сирена.
- Нам пора уходить, - впервые подал голос «Гаваец».
- Да! – «Чака» снова взял деловой тон, - уходим. Джеймс, с тобой – без проблем. А с тобой мы еще увидимся, латинос!
- Буду ждать, - криво улыбнулся Кеану.
Племянник улыбнулся и приветливо махнул «кольтом» на прощание.
Когда мужчины ушли, черные – через парадный вход, а белые – через запасной, вокруг «Тото» столпились посетители, и сам хозяин, папаша Пио.
- Это Сальваторе Гуазо, он женат на моей троюродной сестре, - тихо сказал кто-то из мужчин.
Всхлипывающая женщина опустилась на колени перед телом и поправила съехавший на бок галстук Сальваторе.
В машине «Долли» думал об испорченном вечере, придя к короткому резюме: «Как не вовремя появился «Тото!»
- Как же вовремя влетел этот «коп»! – вдруг радостно воскликнул «Гаваец».
Джеймс О’Донелл подумал, и согласился.
