«Я — глубоко религиозный безбожник. Можно сказать, что это своего рода новая религия».
— Или вот, полагаю, что этому цены нет. За это ему стоит простить даже то, что он спер теорию относительности.
«На ранних этапах духовной эволюции человечества человеческая фантазия создала по образу и подобию человека богов, которые, действуя по своей воле, должны были определять мир явлений [phenomenal world] или, во всяком случае, повлиять на него. Люди считали, что можно изменить предначертания богов в свою пользу посредством магии или молитвы. Идея Бога, как ее подает религия, в настоящее время является сублимацией этой старой концепции богов. Ее антропоморфный характер вытекает, например, из того факта, что человек обращается к божеству в молитве и просит его о выполнении своих желаний... В своей борьбе за этическое добро учителя от религии должны иметь мужество отказаться от доктрины Бога как личности, то есть отказаться от этого источника страха и надежды, который в прошлом дал такую всеобъемлющую власть в руки служителей церкви. В своих работах они должны будут посвятить себя тем силам, которые способны культивировать Божественность, Истину и Красоту в самом человечестве.
Наблюдая гармонию космоса, я с моим ограниченным человеческим разумом в состоянии признать, что есть еще люди, которые верят в Бога. Но что действительно гневит меня, так это то, что они поддерживают такое заявление моей цитатой».
Беатрис и Паоло отправились отдыхать, чтобы завтра с новыми силами продолжить работу над главой. И утром, когда хозяева ушли на работу, сразу после кофе уже сидели за компом.
— Вот, смотри! — с восторгом вещал Паоло. — Целый букет высказываний, они у него как из рога изобилия!
Не стоит обожествлять интеллект. У него есть могучие мускулы, но нет лица.
Непросто сказать, в чем заключается истина, но ложь очень часто легко распознать.
Никаким количеством экспериментов нельзя доказать теорию; но достаточно одного эксперимента, чтобы ее опровергнуть.
— Жаль, что нет Ольгерда, он бы обязательно что-нибудь добавил для закваски...
— Вечером придет, и покажем, — откликнулся Паоло.
— Не получится, он сегодня во второй половине дня вместе с Леной улетает в Париж на симпозиум. Так что придется попотеть самим.
— А что, если читателю подсказать, где можно прочитать, дать ссылку и пусть довольствуется?
— Нет, мы должны сами просмотреть, высказать свое к этому отношение и по возможности резюмировать. К сожалению, материала еще много, он этим, видимо, хотел доказать, что он чего-то да стоит.
— Да. Пожалуй, и я, если бы задался целью, то наковырял бы таких высказываний не меньше.
— Не чешись, Паоло, и не слишком выпендривайся, любовник ты — то, что надо, но не больше.
— Если бы я спер теорию относительности, я бы тоже для прикрытия построил вокруг себя ограду из притчей.
— Да, но для начала надо быть Эйнштейном и суметь ее украсть.
— Все, хватит болтать, что там у тебя еще?
— Я даже не знаю, включать ли это?
Международные законы существуют только в сборниках международных законов.
Мир невозможно удержать силой. Его можно лишь достичь пониманием.
Морскую болезнь вызывают у меня люди, а не море. Но, боюсь, наука еще не нашла лекарства от этого недуга.
Малое знание — опасная вещь, впрочем, как и большое.
Наука без религии — хромá, а религия без науки — слепа.
Никто не чешется, если у него не зудит... (ответ на вопрос о «первопричине» науки).
Нравственность — основа всех человеческих ценностей.
Один из критериев истинности научного знания — внутреннее совершенство теории.
Особенно важным я считаю совместное использование различных способов постижения истины. Под этим я понимаю, что наши моральные наклонности и вкусы, наше чувство прекрасного и религиозные инстинкты вносят свой вклад, помогая нашей мыслительной способности прийти к ее наивысшим достижениям.
Перед Богом мы все одинаково мудры — или одинаково глупы.
Бог необходим глупцам, гений же властвует над хаосом.
Поскольку нам, ученым, уготована трагическая участь — еще более повышать чудовищную эффективность средств уничтожения, наш самый торжественный и благородный долг состоит в том, чтобы всеми силами воспрепятствовать использованию этого оружия для тех жестоких целей, для которых оно было изобретено
При помощи совпадений Бог сохраняет анонимность.
Пока законы математики остаются определенными, они не имеют ничего общего с реальностью; как только у них появляется нечто общее с реальностью, они перестают быть определенными.
Прости меня, Ньютон.
— Слушай, Бет, тебя по скайпу вызывает Ватикан.
Беатрис взглянула на экран, лицо ее перекосила дьявольская улыбка.
— Все, дорогой, собирайся, нас вызывает Рим.
— Что?
— Собирайся. Пускай Уицрик сама дальше разбирается, что с этим делать.
Пока Беатрис приводила себя в порядок, Паоло успел сбросить Уицрик текст двадцатой главы.
Уицрик тут же прочитала и резюмировала: «Оставить все, как есть».
