Глава 22
ИОАНН ГРОЗНЫЙ
Уицрик с самого утра была не в духе. Ее раздражало все — начиная от шуточек Олега, чего раньше не бывало, до назойливых посетителей. Олег хорошо знал это состояние Уицрик, вызванное, видимо, переутомлением или неудачными переговорами с партнерами, поэтому ретировался вовремя. Когда буря пройдет, она сама позовет его, а сейчас лучше на глаза не попадаться. К счастью, или наоборот, этого не знала Беатрис, которая заглянула в гости. Столкнувшись с ней в дверях, Олег хотел было предупредить, что время для аудиенции не совсем подходящее, но, услышав, что внизу его ждет Паоло, передумал. «Пусть пообщаются, с этой не убудет, а мне лишний раз подставляться нет резона».
Беатрис влетела в гостиную с милой улыбкой и приветствием на устах. У нее были хорошие новости для Уицрик, с которыми не терпелось поделиться, но, увидев ее кислую физиономия, она оборвала речь на полуслове, забыв на миг, зачем сюда пришла.
— А, Беатрис, зачем пожаловала? — Уицрик отрешенно кивнула, думая о своем.
— Да так, вижу, я не вовремя, могу зайти позже, — кинула Беатрис, собираясь уходить, но Уицрик ее остановила.
— Нет-нет, извини, я сегодня не в духе, но хорошо, что ты заглянула, именно с тобой сейчас мне и хочется поговорить. Мартини, бренди? — предложила Уицрик, прося Беатрис присесть.
— Пожалуй, не откажусь. — Беатрис поняла, что с Уицрик что-то не так. Такой она ее не видела ни разу. — Случилось что-нибудь? — спросила она.
— И нет, и да. Нет, потому что конкретно ничего такого, и да... Я устала. Меня порядком допекла вся эта братия святош. Мне кажется, что я все время плыву против течения, да еще и вас втянула в эту авантюру. Их не победить. Это гиблое дело, я готова сдаться, похоже — это финал.
Уицрик выпила мартини и облокотилась на стол. На нее жалко было смотреть. Железная леди оказалась слабой женщиной, которая нуждалась в сочувствии и помощи. Беатрис, пережившая не одно такое мгновение, без слов поняла ее состояние. Она предложила Уицрик сигарету и, прикурив, произнесла сквозь легкую дымку:
— Я не спрашиваю, в чем дело, захочешь, сама расскажешь, но тебе необходимо развеяться. Готова составить компанию. Мало того, приглашаю тебя совершить путешествие во времени.
Уицрик с интересом посмотрела на Беатрис. Ее спокойное улыбающееся лицо внушало доверие, и она, не задумываясь, согласилась.
— Вот и хорошо, — рассмеялась Беатрис.
Тут же стена офиса растворилась, и они вступили куда-то в пространство. Через мгновение послышался голос. Освоившись в полумраке, они увидели келью с низкими потолками, одна стена которой была увешена иконами. На коленях перед образами виднелся силуэт. Он то шептал слова молитвы, то выкрикивал: «Господи, прости прегрешения наши!» Затем снова молился со слезами и стонами, бил поклоны, расшибая лоб.
— Это Иоанн Грозный, — тихо сказала Беатрис. — Он нас не видит и не слышит, но будем осторожны.
На вопросительный взгляд Уицрик, она ответила, что сама не ожидала такое увидеть, а пока что предложила молча наблюдать со стороны.
Иоанн, а это был он, распластался тем временем перед иконой и застыл на мгновение. Затем схватил крест, висящий на цепочке, поцеловал его и спрятал на груди. Его лицо преобразилась, отчаяние и боль, обезобразившее его до этого, исчезли, и оно стало злобным и жестким.
— Отравили Анастасию, лебедушку мою, изверги, отравили!
Анастасия Захарьина была единственной из жен Иоанна, которую он по-настоящему любил. Она пленила его женственной кротостью и тихим добрым нравом. Женившись в семнадцать лет, он аж несколько дней вел тихую семейную жизнь. Бояре, которые растлевали юного царевича с тринадцатилетнего возраста, стараясь удалить его от государственных дел, сами удивлялись такой перемене. Но очень скоро все стало на круги своя — оргии, охота, жестокие игры (например, любил с опричниками целиться в голых женщин из лука, бегающих за курами, — потешное зрелище было), изощренные пытки, на которых присутствовал лично, казни. Анастасия уже на третью неделю после свадьбы утратила влияние на мужа и смирилась со своей участью. После почти пятнадцатилетнего брака она тихо скончалась, прохворав всего три дня. У царя появились подозрения в отравлении. Это предположение было действительно позже подтверждено наличием большого количества ртути в волосах покойной. Ртуть была очень распространенным ядом в то время, жертва умирала не сразу, увядала постепенно, но верно, спасения практически не было. Поди узнай, что за хворь приключилась.
Иоанн тосковал по ней, она одна понимала его израненную душу, она одна могла успокоить приступы гнева, обуреваемые им, она одна... Сколько их было потом: гордая красавица черкешенка Мария Темгрюковна, потакавшая царским забавам и жестокостям (видимо, сказался дикий нрав дочери гор). Она не только не удерживала царя от оргий, но и сама с удовольствием участвовала в них. Опомнившись, царь прекратил общие развлечения, и она зачахла от тоски, а вскоре умерла. Следующей «жертвой» стала Марфа Собакина, которую отравили еще невестой, и она умерла через две недели после свадьбы. Царь поначалу тосковал по ней, видимо, Марфа не успела ему надоесть. Но вскоре похотливый нрав взял свое, и через год он обвенчался с Анной Колтовской, которая сумела приспособиться к жестокому нраву царя, сама подставляя ему женщин для развлечения. Однако ее вмешательство в дела государственные и пресечение опричнины не понравилось боярам, и она закончила свою жизнь, заживо погребенная в одном из монастырских склепов, пережив и царя, и его приспешников вплоть до воцарения Романовых.
Рыская по своим владениям, царь часто останавливался в своих подданных. Зная нрав царя, бояре и князья прятали от него своих жен и дочерей. Но княжна Мария Долгорукая не убереглась. Этот брак, пятый по счету и не признаваемый церковью, которая разрешала не больше трех, был самым трагичным. На следующий же день после брачной ночи царь был сильно озадачен. Юная дева оказалась слишком искусна в любовных делах, что навело на подозрение в том, что ему досталась не девственница, за что Мария и поплатилась. Не мудрствуя лукаво, новоиспеченную царицу привязали к повозке и утопили в проруби.
Совсем изможденный от необузданного разврата, горбатый, лысый, с гнилыми зубами и серым лицом, Иоанн Грозный скорей напоминал мертвеца, чем живого, и, тем не менее, женился вновь на семнадцатилетней красавице Анне Васильчиковой. Он любил исключительно красивых женщин. Патриарх и церковь не признали новый брак, да это было и неважно. Через три месяца после свадьбы вполне здоровая до этого княжна скончалась. Видимо, тоже отравили.
Следующей избранницей стала Василиса Мелентьева, жена приближенного, которого убрали как ненужную помеху на пути любовных утех царя, и вдова незамедлительно стала царицей. Иоанн изменился, стал кротким семьянином, прекратились казни, разгул, террор, но... не долго музыка играла. Через два года царь застукал жену с любовником и похоронил их обоих, причем в гроб положили живую царицу, крепко связанную по рукам и ногам, чтобы не вырывалась и не кричала.
Поиск невест практически не прекращался. Даже будучи женатым, он сватался и к Елизавете Тюдор, и к ее племяннице красотке Марии Гастингс и к шведской принцессе. Но внезапная кончина во время игры в шахматы прервала его вечные поиски невест, участь которых была весьма не завидна.
Это только одна сторона жизни монарха, который до сих пор будоражит умы и вызывает очень неоднозначное к себе отношение. Одни считают его тираном, извергом, развратником и психически больным человеком, другие же — чуть ли не православным святым, на иконы которого молятся, великим государственным мужем, который сумел превратить царство в сильную державу, почти вдвое увеличив ее территорию с нерусским населением. Именно с Иоанна IV Россия начала свой имперский отсчет, превращаясь из чисто славяно-русского государства в многонародную российскую державу. Мало того, он заложил основы самодержавной государственности, впоследствии получившей наименование «русской власти». Наверное, именно от эпохи Грозного берет свое начало идея «русского мира», которая сейчас культивируется в современной России. Утратив свою имперскую суть, она не утратила имперских амбиций, заложенных в российский геном именно при Иоанне Грозном. Не потому ли им восторгались Петр I, Сталин, а теперь и Путин, возомнивший себя «собирателем земель русских»? Даже идея опричнины, в той или иной форме, практиковалась и после Грозного. Что это, как не террор, борьба с оппозицией, тотальное истребление нерусских народов, которых считались низшими по своей природе, борьба с инакомыслием? Все то же самое. Время меняется, а пороки те же.
Но вернемся к Грозному. Чтобы понять, в чем кроются истоки его жесткости, надо заглянуть в детство, именно там находим ответ. Рано оставшись сиротой, он в полной мере испытал на себе глубокое одиночество, недостаток любви и понимания. Это не могло не сказаться на психике и характере Иоанна. Враждебное окружение бояр, самоуправство и постоянная угроза жизни, породили параноический страх и тотальное недоверие ко всем и вся. Будучи от природы одаренным человеком, что отмечено современниками: «...муж чудного рассуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело», юный царь остро чувствовал отверженность, поэтому стал мстительный и жестоким. Все это вперемешку с фанатичной религиозностью и убежденностью, что он является орудием Бога на земле, превратило его в монстра. Он искренне отдавался молитвам по девять часов кряду, особенно после очередного зверства, очередной жестокости. Такой себе набожный тиран или помесь злодея и святого. Что может быть страшнее, чем фанатизм веры, совмещенный с садистской жестокостью, у человека, обладающего необъятной властью?
Уицрик с Беатрис застали его как раз в момент, когда он отмаливал очередной грех, очередную расправу над неугодными. Чем больше пролито крови, тем рьянее молитва, тем дольше валялся Иоанн перед образами. Он выпрашивал прощение у Господа и будто заряжался силами для нового преступления. Сколько народу было истреблено? Называют разные цифры, но не это важно — тысячей больше, тысячей меньше. В конце концов, это была эпоха тиранов с неограниченной властью, освященной церковью. Иоанн был современником извергов, не меньших масштабом в истреблении подданных, например король Франции Карл IX, король Англии Генрих VIII, испанский король Филипп II, османский султан Сулейман Великолепный. Кстати, Генрих VIII не уступал ему в похоти, ради нее даже создал свою англиканскую церковь, после того как папа не согласился дать ему разрешение на развод с испанской принцессой Екатериной Арагонской. Испания была оплотом католицизма, поэтому Папа Римский не мог допустить ссоры с испанской короной. Жен Генриха постигла не менее трагичная участь, тут он даст фору Иоанну. Но именно личность Иоанна Грозного, даже в ряду великих государственных деятелей деспотичного склада, поражает своей трагичностью и внутренним душевным расколом. Можно сказать, что Иоанн Грозный — настоящий герой шекспировских трагедий, обуреваемый языческими
22. Когда христианство покинуло свою первоначальную почву, т. е. низшие сословия, подонки античного мира, когда оно вышло на поиски власти, очутилось среди варварских народов — с тех пор оно не могло уже более рассчитывать на утомленных людей, но ему предстояло иметь дело с людьми внутренне-одичавшими и терзающими друг друга — людьми сильными, но неудачниками. Недовольство собою, страдание от самого себя не имеют здесь характера чрезмерной раздражительности и восприимчивости к боли, как у буддиста, а скорее наоборот, — чересчур сильное стремление к причинению боли, к разрешению внутреннего напряжения путем враждебных поступков и представлений. Христианству нужны были варварские понятия и оценки, чтобы господствовать над варварами: такова жертва первенца, причащение в виде пития крови, презрение духа и культуры, всевозможные — чувственные и сверхчувственные — пытки, помпезность культа. Буддизм — религия для поздних людей, для добрых, нежных рас, достигших высшей степени духовности, которые слишком восприимчивы к боли (Европа далеко еще не созрела для него); он есть возврат их к миру и веселости, к диете духа, к известной закалке тела. Христианство хочет приобрести господство над дикими зверями; средством его для этого является — сделать их больными. Делать слабым — это христианский рецепт к приручению, к «цивилизации». Буддизм есть религия цивилизации, приведшей к усталости, близящейся к концу, христианство еще не застает такой цивилизации, — при благоприятных обстоятельствах оно само ее устанавливает.
Фридрих Ницше. «Антихристианин. Проклятие христианству»
