«единственного из всех смертных, который оказался достоин запечатлеть своим почти божественным пером, благодаря влиянию звезд, будущие события всего мира», она ответила:
— Он предсказал королеве смерть Генриха II и знает, увы, что все сыновья Екатерины должны умереть, не оставив законных наследников престола. Это явствует из катрена 10 Центурии I:
Гроб помещен в железный склеп,
Где находятся семь детей короля.
Их предки восстанут из адских глубин,
Оплакивая плоды их мертвого рода.
«И вот теперь всплыла абсурдная проблема: „как мог Бог допустить это!“» — цитирую Ницше. «Наверное, так же, как допустил тысячи жертв религиозных войн», — отвечу я. — Что значит одна королевская семья на фоне этих смертей?» «Что значит жертва Сына во искупление грехов человечества! — скажете вы. — Это почти шекспировская дилемма — быть или не быть!»
Но вернемся к Нострадамусу. Самой интересной оказалась его точка зрения относительно того, как Екатерина, которая посвящает его во все свои планы, пытается разрешить религиозные проблем в королевстве. Она видит раскол между церквями в политическом ракурсе, воображая, что все будет хорошо, если только она сможет склонить обе стороны к согласию. Нострадамус считает, что действия королевы наивны и ошибочны, потому что она недооценивает силу религиозного убеждения каждого отдельного индивидуума и народа в целом. Они ведь не задумывались над вопросом, поднятым Ницше в «Антихристианине...», что «если Христос не воскрес, то вера наша тщетна».
— На то она и вера. Кто верит, тому доказательства не нужны, — констатировала Беатрис.
— И он близок к истине. Личность Екатерины состоит из сплошных противоречий. За ней на долгие века закрепилась слава отравительницы и коварной, мстительной интриганки, беспощадно и жестоко расправлявшейся со своими врагами. Она сражалась за детей, но так и не сумела сблизиться с ними, была прагматична, но подвержена суеверным страхам, величественна, но доступна. Много работала, занимаясь государственными делами в то время, как ее сыновья предавались праздности и утехам; покровительствовала искусству: создала придворный балет, строила дворцы, собрала библиотеку из редчайших книг и рукописей; была законодателем мод: туфельки на каблуках, в которых она явилась невестой ко двору, произвели фурор, а корсеты и нижнее белье начали носить с ее подачи. Она была человеком действий, амбиций и страстей. Как жена, мать, регентша и королева Франции осталась в истории великой женщиной и великой правительницей. Подходящей характеристикой для Медичи послужили бы слова макиавеллиевского «Государя»: «Чтобы стать великим правителем, приходится порой переступать человеческие законы».
Видимо, это хорошо усвоила та, что волею свыше тридцать лет вершила судьбы простых смертных в очень непростой период французской истории. Это о таких, как она, писал Ницше как о Сверхчеловеке, способном подняться над другими на недосягаемую высоту.
Уицрик вздохнула и позвала Анахарсиса:
— Пора возвращаться.
— Как, — удивилась Беатрис, — а задание королевы? Я должна поближе познакомиться с Наваррским!
— Увы, придется королеве поручить это дело кому-нибудь из своих агентесс, а мы умываем руки. Наши мужчины и так сходят с ума.
— Ура, прощай, гламурный век! — обрадовалась Леночка. — Прощайте, милые фрейлины! С нетерпением жду встречи с веком двадцать первым!
42. Теперь уже видно, чему положила конец смерть на кресте: новому, самобытному стремлению к буддистскому спокойствию, к действительному, а не только обещанному счастью на земле. Ибо — как я уже указывал — основным различием между обеими религиями-décadence остается то, что буддизм не обещает, но исполняет, христианство же обещает все, но не исполняет ничего. — За «благой вестью» последовала по пятам весть самая скверная: весть Павла. В Павле воплотился тип, противоположный «благовестнику», гений в ненависти, в видениях ненависти, в неумолимой логике ненависти. Чего только не принес этот dysangelist в жертву своей ненависти! Прежде всего Спасителя: он распял его на своем кресте. Жизнь, пример, учение, смерть, смысл и право всего Евангелия — ничего более не осталось, когда этот фальшивомонетчик путем ненависти постиг, в чем единственно он нуждается. Не в реальности, не в исторической истине!.. И еще раз жреческий инстинкт иудея учинил то же великое преступление над историей, — он просто вычеркнул вчера, позавчера христианства, он изобрел историю первого христианства. Даже более: он еще раз извратил историю Израиля, чтобы представить ее как предварительную историю для своего дела; все пророки говорили о его «Спасителе»... Церковь извратила позже даже историю человечества, обратив ее в предысторию христианства... Тип Спасителя, учение, практика, смерть, смысл смерти, даже то, что было после смерти, — ничто не осталось неприкосновенным, ничто не осталось даже напоминающим действительность. Павел просто переложил центр тяжести всего того бытия за это бытие — в ложь о «воскресшем» Иисусе. В сущности, ему не нужна была жизнь Спасителя — ему нужна была смерть на кресте и кое-что еще... Поистине, было бы явной niaiserie со стороны психолога доверять Павлу, родиной которого была столица стоического просвещения, когда он выдавал за доказательство посмертной жизни Спасителя галлюцинацию, или доверять хотя бы даже его рассказу, что он имел эту галлюцинацию: Павел хотел цели, следовательно, он хотел и средства... Во что не верил он сам, в то верили те идиоты, среди которых он сеял свое учение. — Его потребностью была власть; при помощи Павла еще раз жрец захотел добиться власти, — ему нужны были только понятия, учения, символы, которыми тиранизируют массы, образуют стада. Что единственно заимствовал позже Магомет у христианства? Изобретение Павла, его средство к жреческой тирании, к образованию стада: веру в бессмертие, т. е. учение о «Суде»...
Фридрих Ницше. «Антихристианин. Проклятие христианству»
