Воронья к пруду поналетело видимо-невидимо. Крик и гомон на всю округу. Оказывается, много рыбы задохнулось зимой подо льдом. По весне пруд вскрылся, и печальная картина обнажилась. Погибшие рыбы - от мелочи до лещей и щук - животами вверх покачивались на ряби водоёма. Вот раздолье изголодавшимся за зиму птицам! Мелких рыбёшек вороны, как чайки подхватывали с воды и налету проглатывали. А крупную рыбу выносили на берег и расклёвывали.
На всю округу разносился неумолкаемый громкий гвалт. И в тревожном гомоне этом слышалось нечто душераздирающее безысходное, неотвратимое. Виктору Гавриловичу, прогуливающемуся по берегу, даже казачья песня вспомнилась «Черный ворон, что ты вьешься».
Впрочем, ветеран частенько теперь вступает в разговоры с литературными героями, а сам с собой иногда ведёт полемики. Как и многим современникам, не просто было Виктору Гавриловичу пережить и последствия Великой Отечественной войны, и гибель социализма с «Октябрятскими» звёздочками и с пионерскими галстуками… Многие его собеседники-единомышленники ушли из жизни, а многие спокойно перенесли развал страны и стали для него диссидентами. Поговорить не с кем. Бывшие ребята-октябрята, пионеры, комсомольцы и даже коммунисты рьяно взялись строить капитализм .
- Тебе, Гаврилыч, не понять. Савок – ты и есть савок. Капитализм – это деньги. А деньги – это всё…
«Очнулась Россия-тройка и понеслась! Заводы - в собственность, прииски – в аренду… За Бугор, - чего повыгоднее, чего понадёжнее. А своим ужение на пруду стало платным. Кому в голову придёт на морозе лунки буравить во льду, да ещё и деньги платить?! Пруд оказался без прорубей, а рыба – без кислорода. Капиталисты много чего могут погубить. Великий могучий, непобедимый растащили, расклевали. И уж Россию всю вороньё окружило».
«Черный ворон, черный ворон,
Что ты вьешься надо мной?
Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я — не твой!
Не слыша от карканья своего голоса, напел Виктор Гаврилович. И тоска тугим спазмом подступила к горлу. А дальше диалог смертельно раненого бойца с вороном был ещё безысходнее и. и жалостнее.
Что ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь? —
Черный ворон, я — не твой!
«Боже, упаси: времена какие были! - привычно заговорил сам с собой Гаврилыч. – Сабли, копья, стрелы… Кануло в Лету, наконец, жестокое дикое средневековье... Хотя «Прошлое никогда не проходит, - вспомнилась чья-то вычитанная мысль. – а из будущего мы берём себе нужное как бы взаймы»… Разве не правильная идея?! – рассуждал Виктор Гаврилович, - Пришли Американцы в Ирак, разворочали государство, а лидера её схватили и повесили. Это ли не средневековье?! А из будущего те же американцы взяли в сороковых годах прошлого века потрясающую атомную энергию. И не познав её толком, взорвали два японских города. Эксперимент на людях – на женщинах, стариках и детях. Не средневековье ли?!»
Калена стрела венчала
Среди битвы роковой.
Вижу, смерть моя приходит,
Черный ворон, весь я твой!
Допел печальную песню Виктор Гаврилович, и чуть было не расплакался от нахлынувших чувств. «Чёрный ворон, весь я твой» - не про Россию ли это спето? И расплакался бы, если бы не подошёл Хватайсян Карюн Андроникович, хозяин пруда.
- Рыбку, что ли пришёл половить, Гаврилович? – спросил он.. - Погибла рыбка. Зимой надо было ловить… Э-э-э! Да, что с нашим народом хорошее сделаешь!
Хватайсян что-то ещё говорил. Но хриплый голос его растворился в птичьем гвалте
Пир воронья на пруде продолжался.
Март 2017
|
