- Мы точно не опоздаем? – потребовал ответа десятилетний сын, ерзая по затертому сидению троллейбуса.
- Точно, - ответил Юрий Петрович без особой уверенности.
"Рогатый" прочно встал в пробке, окруженный стаей надменных, самоуверенных иномарок. Мокрые от дождя средства передвижения как могли мешали друг другу и хищно сверкали багровыми фонарями.
«Обложили, как волки оленя…» - огляделся Юрий Петрович сквозь окна полупустого троллейбуса. С моста, на котором так некстати запнулось движение, купол цирка был виден в деталях, несмотря на мелкую, сеющую с неба мряку. До представления оставалось двадцать минут.
* * *
Нельзя сказать, что Юрий Петрович был влюблен в цирк. Скорей – ему нравилась атмосфера. Будучи человеком средним, он любил посещать места, в которых чувствовал себя уверенно и комфортно.
«Уверенность приходит с мастерством, а мастерство – с опытом», - сказал когда-то один человек, не уточнив, правда, по какому поводу. А может и вовсе без повода, но к Юрию Петровичу эта мудрость имела конкретное отношение.
Поскольку по части цирка человек этот был мастер. А опыт пришел к нему еще в годы, когда он водил на программы повзрослевшую теперь дочь. С тех пор ему точно было известно – куда садиться, чтобы все было видно, а до туалета – недалеко, когда купить вату, когда – лимонад. Знал он также, куда бежать, чтобы успеть «отхватить» бутерброд в буфете. Наконец, знал, где находится сам буфет, скрытый от глаз так искусно, что большинство зрителей и не догадывались о его существовании.
И вот, с носовыми платками, салфетками, со всем своим опытом человек этот беспомощно застрял в пробке. В двух шагах от блестевшего под дождем, мокрого купола…
- Ну, слава Богу! Теперь точно не опоздаем, - довольно выпрямился Юрий Петрович. Троллейбус вдруг бодро взял с места, уверенно отрываясь от зазевавшихся «хищников».
Кто знает, радовался бы он, знай наперед о грядущих событиях… Но грядущее – на то и грядущее, чтобы быть скрытым от нас. Что, надо сказать, весьма милосердно.
* * *
В фойе они влетели с первыми аккордами марша. «Зачет», - похвалил себя Юрий Петрович, предъявив билеты старушке в форме цвета «бордо». Огни в зале погасли, и заслуженный работник культуры подсвечивала себе миниатюрным фонариком. Подмышкой другой руки она усмиряла расползающуюся то и дело кипу программок.
- Программку не желаете? – поинтересовалась старушка, возвращая билеты.
- Недорого, - едва улыбнулась она. – И в первом ряду посажу, - шепнула бабка и… подмигнула.
А вот этого Юрий Петрович совсем не любил. Как вполне состоявшийся обыватель, он не терпел перемен, а фраза «Дай мне подумать…» давно стала визитной карточкой взвешенного, серьезного человека.
И сейчас у него не по-хорошему зазвенело в обоих ушах, отчего он чуть было не подумал: «Да провались ты со своими програм…» Но, как человек вежливый, позволил себе лишь: «Что же ты, бабушка, ко мне прицепилась?..»
Додумать ему не дали. Судьба в ангельском облике дергала за рукав, заглядывала в глаза и шептала:
- Ну пойдем в первый ряд…
Устоять было невозможно. «В конце концов, - рассудил Юрий Петрович, - и в первом ряду люди живут…» После чего решительно двинулся навстречу провидению.
Когда на арену грациозно выпорхнули танцовщицы, он, грешным делом, подумал, что быть в первых рядах не так уж и плохо. Затем, не так грациозно, по кругу побежали верблюды, и Юрий Петрович начал прикидывать, прочно ли держится на ногах эта туша и сколько в ней центнеров живого веса. «Интересно, - злорадно подумал он. - Кому больше обрадуются зрители – вывалившейся за манеж танцовщице, или рухнувшему через перегородку верблюду»? Шутка собственного сочинения ему понравилась, он понемногу стал привыкать к роли зрителя первого ряда.
На самом деле, в цирк дети ходят «на клоунов». Если сынишке те нравились, после представления он говорил: «Хороший цирк, но клоунов мало». Если нет, что было редко, он просто молчал.
Всех клоунов городской труппы, как и артистов, Юрий Петрович давно знал в лицо. И это были хорошие клоуны. Они честно доводили детей до икоты и вызывали покровительственные улыбки у взрослых. В этот раз что-то было не так: на манеже работали «местные», а никто не спешил веселить почтенную публику. Хотя первое отделение явно подходило к концу. «А клоуны где»? – заподозрил неладное Юрий Петрович, свернув крышку на бутылке с лимонадом.
Тут свет в зале погас, под куполом воцарилась относительная тишина. Сопровождаемая легким гулом и привычным поскрипыванием древних кресел.
И это смолкло, когда вверху раздался громкий щелчок.
Одновременно из мрака луч вырвал фигуру.
Одежду существа составлял балахон с огромными пуговицами, бритую голову украшал красный гребень, нелепо колыхавшийся в такт движениям. «Что-то новенькое», - насторожился Юрий Петрович, машинально глотнув из бутылки. Затем существо подало голос, усиленный пристроенным ко рту микрофоном.
Речь его была столь же странной, как и одежда: дикая смесь английского, русского, разбавленная, к тому же, петушиным кудахтаньем. Прислушавшись, Юрий Петрович с удивлением обнаружил – хоть смысл слов ему и не ясен, но что в целом хочет сказать этот субъект, понять можно.
Чудовище неспешно спускалось к манежу, откровенно любуясь каменеющими в сидениях зрителями. «На нервах играет, гад», - догадался Петрович, приложившись к бутылке. «Как они пьют эту гадость? – пытался отвлечься он мыслями. - Вот в наше время - «Буратино», «Ситро»…
Скрывая, что ему тоже не по себе, Петрович решил вести себя немного развязно, отчего с грохотом уронил на пол бутылку.
В груди что-то сжалось. Тихо-тихо, стараясь не скрипнуть, он наклонился, нащупал бутыль и уложил ее на сидение сзади. Затем очень медленно выпрямил спину...
Луч резанул по глазам. В ореоле возникла бритая голова, палец нацелился в грудь, голос на «тарабарском» велел подняться. «Влип», - мог бы подумать Юрий Петрович, но никаких мыслей на тот момент в голове его не возникло. Он покорно встал с кресла, сзади с грохотом свалилась подлая бутыль…
Пытаясь хитрить, Юрий Петрович заозирался, намекая, что в зале есть намного достойнее, потом попытался сесть в кресло… Но! Деспот остался неумолим, и Юрий Петрович поплелся к барьеру, ощущая в ногах непривычную слабость.
- Подсадная утка, - шепнул соседке мужчина с лицом цвета перезревшего помидора. – Но натурально играет.
Юрий Петрович, конечно, этого не услышал. В ушах у него звенело, перед глазами плыли круги, и вообще, чувствовал он себя плохо.
На ватных ногах, неспортивно вывалившись за барьер, избранник вышел на середину. Манеж вспыхнул вдруг ярким светом, зал грохнул аплодисментами, спина Петровича в тот же миг покрылась испариной. Дальнейшее происходило перед ним, как в тумане…
Ловко играя вниманием жертвы, злодей подкрался к ней сзади и напялил на голову какую-то ерундовину. Хохоток, прокатившийся в зале, не добавил оптимизма несчастному. Мерзавец, меж тем, кривляясь, пожал ему руку, предложив поучаствовать в странном соревновании.
Никогда еще не доводилось отцу семейства выполнять приседания, более унизительные и неприличные. Вдобавок, из него непонятным образом вывалилось яйцо. Петрович тупо смотрел на предмет, хлопая для чего-то себя по карманам: «Ну не было у него никакого яйца… Он точно помнил».
Подленько захихикав, злодей ловко схватил проклятую штуку и всучил жертве, деликатно прикрыв от зрителей. Разумеется, все всё увидели. Смех, прокатившийся по рядам, стал тому подтверждением.
«На десерт» надлежало прокукарекать. Так, как требовал того учитель-петух. Пересохшее горло Юрия Петровича родило такое… Что зал вдруг умолк, а Лысый смекнул, что парня пора возвращать на место.
Снова вывалившись за барьер, Юрий Петрович с ужасом обнаружил, что элементарно не видит. И совершенно не представляет теперь, где его место. Чья-то ладошка схватила за руку, затем повела его, как слепого, вдоль ряда. Сверху задорно грохнули маршем, конферансье объявил долгожданный антракт.
* * *
Поняв, что на него свалилась известность, вновь испеченный «артист» поспешил укрыться в буфете. Там, за уютным столиком он успокаивался и приходил в себя, глядя, как сын уплетает сосиску (аппетитно жующие дети всегда действуют на родителей успокаивающе).
- Пап, а ты был смешнее клоуна, - отпустил комплимент сынок, не сводя с папаши лукавого взгляда.
Юрий Петрович лишь улыбался, да прихлебывал лимонад, с удивлением отмечая, что вкус у напитка не такой уж и мерзкий.
С третьим звонком Юрий Петрович расслабленно восседал в своем кресле, справедливо считая, что вклад в искусство он уже сделал, и может теперь спокойно предаться отдыху. Хрустя кукурузой, они смеялись над проделками милых собачек и, затаив дыханье, следили за полетом воздушных гимнастов.
Так, по-домашнему, могло все и кончиться… Если б не кое-что…
* * *
Верней – «кое-кто»… Теперь этот тип проявился в другом конце зала. Без гребня, но с той же гадкой ухмылкой на шкодливой физиономии.
- Готовься… Твой выход, - ткнул отца локтем внимательный сын.
- Снаряд в одну воронку дважды не падает, - прошипел тот в ответ и услышал, как хрустнули на подлокотнике его пальцы.
«Спокойствие, только спокойствие», - приказал себе Юрий Петрович… И заволновался уже по-настоящему. «А не пересесть ли, от греха»? – родилась, наконец, в голове разумная мысль. «Пронесет…» - заглушила ее мещанская легкомысленность, уверенно толкая безропотный организм к катастрофе.
- Опять?!! – поперхнулся кукурузой Юрий Петрович, когда перед ним вновь возникла башка мучителя. Очевидным стало - мерзавец твердо решил «профилонить» и нашел себе недурную замену.
Переполненный возмущением, Юрий Петрович попробовал выпихнуть отпрыска. Тот с недетской силой вцепился в сидение, не желая себе лавров родителя. Клоун выждал какое-то время, философски разглядывая возню близких родственников, затем выдал три вполне русских слова: «Не-ет! Папа… Звезда».
И снова он на манеже. Как голый в Доме культуры. Соскучились? Здрасьте!
Надо сказать, что, хоть Юрий Петрович и спускался вниз по эволюционной лестнице, карьера его на арене уверенно двигалась в гору. Теперь ему доверили изображать четвероногих друзей человека.
Чтобы выставить новичка
| Помогли сайту Реклама Праздники |